[BlueBeast]

Вроде как одобрение получено, решился еще порисовать. Спасибо за поддержку =)

Осторожно, пиксели!

ПС. да, лошадей я совсем не умею рисовать

@темы: Thor, Loki, фанарт, статус: закончено, рейтинг: G

---

[BlueBeast]

я не художник, посему нарисовал комиксовый скетчик по Тору+Локи.



Если глаза не жалко, то читать

тута

тута:














Торкнулся недавно и рад открыть для себя ваше Сообщество. Спасибо, что вы есть.

@темы: Thor, Loki, фанарт, статус: закончено, рейтинг: G

---

[Трепетный порнограф]

Название: Когда трудно дышать
Автор: Трепетный порнограф
Размер: драббл, 569 слов
Пейринг/Персонажи: Тор/Локи
Категория: слэш
Жанр: PWP, ER (Established Relationship)
Рейтинг: R
Предупреждения: Кинк на удушье
Краткое содержание: Зарисовка на тему последствий для Тора и Локи после Войны Бесконечности
Размещение: Уточнить у автора


— Стой! Не шевелись!

Тор мгновенно замер, не смея ослушаться взволнованного окрика своего брата и с удивлением наблюдая, как десятки или даже сотни змей извивались, сматываясь в клубки на постели вокруг Локи, и тесно липли к его обнажённому телу. Сам Локи полулежал, прислонившись к каменному изголовью, и, казалось, не замечал, как его блестящую от пота грудь пересекали гибкие тела двух юрких змеек, которые обвили его шею. Руками он обхватывал столбики в прорезях изголовья кровати, сейчас больше напоминающей каменное лежбище для любовных игр ползучих тварей.

— Смотри, смотри на меня! — Локи снова хрипя окрикнул Тора и уставился на него не мигая, будто пригвождая к месту.

Его волосы были распущены и слегка курчавились, как было, когда он только вставал с постели, и его не мог увидеть кто-то, кроме Тора. Тело его было покрыто испариной, маня сливочным сиянием, и постоянно изгибалось, словно вторя хаотичным движениям змей вокруг него. Локи уже почти не мог удерживать взор на Торе, его блестящие глаза полузакатывались, а лицо искажала мука. Он часто распахивал рот, облизывая губы, и Тор видел, что Локи не может вздохнуть полной грудью.

«Хватит!» — Тор попытался окликнуть Локи, но лишь впустую хватил воздух. «Локи, прошу!» — и снова ни звука не вырвалось из его рта. На ноги накатила ужасная тяжесть, и сам он себя чувствовал скованным и полностью неподвижным.

— С-смотри же, — шепот Локи как никогда напоминал змеиное шипение. Он задыхался.

Тор уставился на него во все глаза, жадно улавливая каждое движение. Рот Локи некрасиво раззявился, а лицо потемнело от прихлынувшей крови. Но не это прожгло Тора до самого нутра: член Локи, смирно покоившийся вначале, теперь гордо торчал, почти прилипая к животу и оставляя на нем прозрачные капли. Сгорая от стыда, Тор почувствовал, как его самого словно душит что-то, а щеки и уши начинают гореть. «Похотливый засранец, — проносились злые мысли внутри него, — бесстыдный ублюдок». Тор не понимал, кого ругает на самом деле. Сам же он страстно желал лишь отбросить душащих Локи змей и самому сжать его горло, прижимая к кровати, чтобы тот почувствовал и его ответное возбуждение.

Тело Локи задрожало, и он часто засучил ногами, все сильнее хватаясь за каменное изголовье. Змеи заюлили по его телу, жадно обхватывая и скользя по бедрам. Первые капли окрасили покрасневшую грудь Локи мутными потеками, и Тор застонал, тут же просыпаясь от чьих-то толчков.

— Тор! Тор, очнись! — его звал знакомый голос, и кто-то хлопал по лицу и плечам, — Это лишь сон!

Тор с трудом разомкнул веки и наткнулся на чей-то мохнатый нос.

— Да все, хватит, я не сплю уже! — Тор растер лицо, прогоняя остатки сна, и потянулся, — Ракета, все в порядке.

— Да какой порядок? — енот ворчливо засуетился вокруг Тора, — То ты плачешь, как ребенок, то стонешь, будто тебя убивают или чего ещё похлеще.

Енот многозначительно покосился на топорщащиеся в паху брюки Тора и уселся на свободное кресло пилота возле него. Тор хмыкнул, поправляя пояс штанов и думая, что рассказывать о своих снах он не станет ни единой душе во всей галактике. Простой ли это сон или насланный морок? Тор не знал, но помнил, как раньше им с Локи часто снились одни и те же сны. Порой они даже не говорили после таких ночей, стыдливо избегая друг друга. «Сон для нас может быть намеком или подсказкой, а может и опасным обманом», — вспомнил Тор наставления матери.

Мысль, что Локи может быть жив, грела Тора, но он не рисковал делиться этой идеей со своими новыми друзьями. Пускай стражи думают, что они вместе с ним разыскивают следы Таноса. Тор же будет искать то, что ему действительно дорого.

@темы: Thor, Loki, фанфик, объем: мини, статус: закончено, movie: Thor, movie: Avengers, рейтинг: R

---

мини, перевод, ТороЛоки

[AVO Cor]

Название: Три мотылька
Переводчик:  AVO Cor
Оригинал: “Three butterflies“ by thefirstwhokneels, разрешение на перевод получено
Фэндом: "Тор" (фильмы), "Мстители" (фильмы).
Жанр: drama, angst
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Тор/Локи, Локи/Тор
Категория: слэш
Размер: мини (2193 слов в оригинале, 1992 слов в переводе)
Предупреждение: горизонтальный инцест
Краткое содержание:
- В Мидгарде рассказывают одну историю, – произносит Локи. – О трех мотыльках.
- Это грустная история? – перебивает его Тор.
- О, это настоящая правдивая притча.
Примечание: перевод выполнен в рамках флешмоба #LokiLives
Размещение: только с разрешения переводчика

I

Это самый рассвет их существования, пик их юности, то время, когда они еще смущаются ночных происшествий, появившихся вместе с половым созреванием. Они братья, и даже на порядок больше. Они знают, что братья не прячутся за колоннами, чтобы обменяться тайными поцелуями и прикосновениями, что братья не пробираются украдкой друг другу в покои, чтобы украсть у ночи несколько часов близости и любви. Братья не сбегают и не прячутся в высокой, выше колена, траве на пастбищах позади асгардского дворца. А они именно так и поступают. Но они еще не перешагнули черту того головокружительного волнения и похоти, которое заставляет кровь кипеть от желания даже в самые несвоевременные моменты, чтобы их перестало волновать еще что-то, кроме удовлетворения их потребностей. Нет ни вопросов, ни сомнений, пока еще нет.

Все так просто. Так просто лежать в траве и глядеть на небо, когда в голове пустота, а на коже повсюду следы, там, где они прикасались друг к другу. Царит весна, вокруг буйство зелени и сладких ароматов.

- В Мидгарде рассказывают одну историю, – лениво произносит Локи, и Тор улыбается. Он любит, когда Локи развлекает его старыми балладами. Голос брата успокаивает, он перетекает как шелк, нарастает и спадает ритмом слов, которым тот дает жизнь, словно волшебному зеленому пламени и золотым искрам, которые Локи научился создавать совсем недавно.

Локи великолепный рассказчик. Плетет ли он нити своих собственных историй, или те уже записаны где-то – Тору не настолько важно, чтобы выяснять это. Локи знает притчи всех миров и королевств, странные истории, иногда пугающие, иногда смешные и озорные. В Великой Библиотеке есть бесконечные реки пергаментов, и Локи обычно можно найти именно там, склонившегося над свитками и пыльными книгами, никто уже и не помнит, кто поставил их туда, а он читает и запоминает все эти истории.

– О трех мотыльках.

- Это грустная история? – перебивает его Тор. Он не в настроении слушать сейчас что-то мрачное. Не в такой идеальный день.

- Это даже не история, – задумчиво говорит Локи. – Это настоящая правдивая притча.

- Правдивая история от Кузнеца Лжи? А такое вообще возможно, брат? – хихикает Тор и щипает его за бок. В голосе Тора столько любви, что Локи не в силах обидеться, даже на секунду. Тор обнимает его за плечи и притягивает ближе, чтобы поцеловать в висок. – Ну что ж, расскажи мне эту историю, брат.

- Говорят, что люди в этом мире словно три мотылька, порхающие вокруг свечи, – голова Локи лежит на широком плече Тора, и он лениво водит указательными пальцем по его груди, вырисовывая круг. – Первый подлетел ближе, ощутил тепло пламени и сказал: Я знаю, что такое любовь.

Тор хмыкает, Локи не уверен, что это означает, но вибрация проходит сквозь его тело прямо в сердце. Его палец ползет выше, крадется по волнистой кривой, словно невидимая змея извивается на рубахе Тора. А голос Локи словно колыбельная, нежный и мелодичный.

- Второй подлетел так близко, что пламя слегка коснулось его крылышек, и мотылек сказал: Я знаю, как сжигает огонь любви. – На несколько мгновений Локи замолкает. Его палец движется дальше и кружит над сердцем Тора, сужая круг, словно воображаемые мотыльки вокруг пламени. – Третий не сказал ничего. Он влетел прямо в огонь и мгновенно сгорел. Лишь третий знал, что такое настоящая любовь.

Молчание длится очень долго, и Локи думает, что брат уснул, но затем рука Тора сдвигается и ложится на его лопатку. А другая ладонь накрывает сверху сердце Локи и легонько нажимает. Локи глядит вверх и встречается с самым синим взглядом, который он когда-либо видел и который хочет видеть всю вечность напролет. Тор игриво жует кончик травинки с острым краем, на его губах теплая улыбка, но Локи видит, что Тор не до конца понял весь смысл этой истории. Пока еще нет.

Это не важно, думает Локи секунду спустя, когда Тор придвигается, прижимается теснее и выдергивает травинку изо рта, чтобы прижаться к губам Локи. Его поцелуй на вкус как зелень, как дикие ягоды, как весна.

Локи прячет лицо в изгибе шеи Тора, он улыбается и верит, что они оба сверкают на солнце как два драгоценных камня, позабытых в траве. Они молоды, они беззаботны и счастливы.

Мы как тот первый мотылек, думает Локи, и он знает, что Тор думает так же. Сможем ли мы когда-нибудь стать кем-то другими, задается он вопросом, и его сердце накрывает мимолетная тень, которой он страшится.

Но затем Тор опрокидывает его в шелковую траву, и он смеется и брыкается, и пока что они оба сверкают.


II

- Я всего лишь хотел быть равным тебе!

Это не голос, это рычание, настолько низкое и искаженное, что на мгновение Тор не уверен, что расслышал правильно.

Мужчина перед ним, напряженный и натянутый как струна, преисполненный гнева, боли и желания нанести вред, не его брат, он просто не может им быть. Ничего вообще не напоминает в нем Локи, которого он знал и любил так долго, всю свою жизнь. Это словно глядеть в жерло вулкана и видеть обнаженное ядро земли, кипящую и дымящуюся субстанцию, способную лишь к разрушению. У этого мужчины нет того умного, сдержанного и хитрого взгляда его брата, и Тор осознает, как тяжело узнать Локи за этой дымкой безумия. Одно долгое шаткое мгновение он задается вопросом, а была ли это безумие там всегда, под поверхностью, так надежно и искусно скрыто самим Локи, что Тор даже не увидел, как все это накапливалось изнутри. Он ничего не понимает, не понимает значения слов, с укоризной брошенных в него. Равный. Не брат. Сразись со мной. Как он может сражаться с ним?

Каждое слово глубоко ранит, Локи чувствует это, но его это ранит тоже, и он желает сразиться, он хочет нанести удар, потому что, возможно, ударив Тора изо всех сил, нанеся удар Тору в нужное место, попав куда необходимо, он смог бы разбить вдребезги это чувство внутри себя.

- Брат?.. – Тор глядит на него так, словно его сердце раскалывается надвое, но это справедливо, потому что Локи не только расколот, он разрушен до основания, и у него нет ни малейшей идеи, как заставить Тора увидеть это, если он не смог сделать этого за все прошедшие века. – Мы равны, почему ты считаешь иначе? Это бессмыслица. Ты знаешь… ты же знаешь, что я…

Смех Локи режет слух, и это звук, которого Тор прежде никогда не слышал от него.

- Что ты любишь меня? Это ты пытаешься сказать? А ты любишь меня, Тор?

Он насмешливо разводит руки в стороны, играя напоказ, будто Тор до сих пор не узнал, что их окружает: позади него растет и блестит уменьшенная скульптура Иггдрасиля изо льда, его ветви-сосульки словно миллион ледяных кинжалов, а его корень тянется из самого Йотунхайма. Ледяное древо бросает холодные отблески на Локи, и его улыбка кажется мертвой, леденящей и острее любого ножа. В его глазах безумный блеск и голубые морозные искры, и Тор отшатывается назад, словно его ранило. Он не хочет запоминать это лицо, он боится, что оно затмит в его памяти то другое, знакомое, что оно перепишет каждое воспоминание о его брате, память, которой он дорожит. Это лицо преисполнено боли и ненависти, и Тор думает: так вот как выглядит перебродившая любовь.

- Да, – выпаливает Тор, но от легкой заминки в его голосе у Локи сжимается сердце.

Выражение обиды все еще различимо на его лице, но есть что-то еще, из-за чего на Локи сейчас просто невозможно смотреть: возможно печаль, но вероятнее всего, решает Тор, это обреченность.

- Ты не имеешь ни малейшего представления, что означает любить такого, как я, Тор. И что с этим делать.

И Тор действительно не знает, он просто любит, искренне, каждым ударом своего сердца. Но он думает о Йотунхайме, о полном истреблении, которое его брат намеревается совершить, и он раскручивает Мьелльнир, потому что не имеет ни малейшей идеи, как еще он может остановить это. Но каждый яростный свист его молота будто постепенно разрушает что-то между ними, и ничего больше никогда не будет как прежде.

Он любит, и это причиняет такую боль, что кажется будто что-то ломается в нем навсегда, это смешно, но в этот миг он думает о мотыльках из старой полузабытой истории, о мотыльках с опаленными крылышками, с отметинами, которые никогда не исчезнут.


III

Выпущенная на волю магия простирается вокруг Локи, словно невидимые крылья. Один взмах – и поднимается ураган, который отрывает от земли все, что находится поблизости, землетрясение поглощает здания и выплевывает их обломки, разрывает фонарные столбы, как соломинки и ломает железные заборы, как зубочистки. Все летает и кружится вокруг него в безумном хаосе с самим Локи в эпицентре, небольшая неупорядоченная вселенная, и Локи даже не пытается ее контролировать, временами он сам едва уклоняется от ударов. Так он стоит уже достаточно долго: разрушая не только все поблизости, но также и самого себя.

Все распластались по земле, здания сминаются и рушатся, как карточные домики, и Тор понимает, что больше не может оставаться в стороне.

Славный поход, путешествие по мирам, следуя тропою Локи, тропою обломков и потерь, в попытках помешать ему причинит еще больший ущерб, уже давно свелся до единственного желания просто увидеть его, стать с ним лицом к лицу, потому что у Тора не будет другой возможности. Он стыдится этого в какой-то степени, но не настолько, чтобы попытаться что-либо изменить. Все именно такое, каким оно есть, и он принял это давным-давно. Он любил Локи слишком долго, чтобы просто развернуться и уйти.

Временами он думает, что Локи преследует ту же цель. Временами, когда Локи предпочитает бушевать в Мидгарде – всегда в Мидгарде – Тору хочется верить, что это не из-за того, что Локи знает, насколько Мидгард дорог Тору, и не поэтому он намеренно наносит удар, куда больнее всего, преимущественно не поэтому, а потому, что Локи может сказать с уверенностью, что ради Мидгарда Тор точно придет, чтобы встретиться с ним.

Но Мидгард уже давно перестал иметь значение. Тора уже не заботит, что тот рушится, он хочет положить всему конец не потому, что хочет спасти этот мир; он хочет спасти Локи, даже если это означает, что он рискнет судьбой и будущим всех остальных миров. Поэтому, когда Тор предвидит, что сейчас произойдет, в то время как все съеживаются от страха и растерянности в том безумии, которое наколдовал Локи, среди трясущихся зданий и летающих обломков, Тор вскакивает на ноги. Ему нужны всего три широких шага и вся его невероятная выносливость, он прыгает, и он оказывается быстрее.

Железный прут попадает ему прямо грудь, но проходит с такой силой, что пронзает его насквозь, и ранит Локи, который застыл позади него, в бедро.

Крылья магии рассеиваются, и со звоном и грохотом все обрушивается на землю, и наступает тишина.

Локи оказывается подле него в мгновение ока, и сквозь оцепенение невыносимой боли Тор решает, что оно того стоило. Выражение лица Локи, бесхитростное, беззащитное, напуганное и на нем так давно позабытое выражение нежности: это то выражение лица его брата, которое, Тор думал, тот утерял навсегда.

- Что же ты наделал, глупец? – В его голосе нет яда, он надтреснут и слаб, и внезапно они будто снова дети, и прячутся под одеялом в темной спальне, и Локи умоляет его перестать пугать его жуткими рассказами о монстрах и великанах, он придвигается ближе и просит его прогнать чудовищ.

Только теперь чудовища – они сами.

На губах Тора появляется улыбка, грустная и слабая, и она украшена у самого уголка рта сверканием одинокой слезы, сбегающей дальше вниз по подбородку. Он прикасается пальцами к лицу Локи, легким, как перо прикосновением, с такой любовью, что Локи вынужден прикрыть глаза, потому что один лишь этот вид заставляет его внутренности сжиматься в пульсирующий болью комок.

- Я третий, Локи, – шепчет Тор, и глаза его блестя с почти что гордостью, но это всего лишь тень его прежней напыщенной сути. Локи глядит на него, отчаянно моргая, силясь понять, что тот имеет в виду. – Я третий мотылек.

Весь воздух покидает тело Локи, словно от удара, и внезапно он понимает, что беспокоило Тора все это время, что было его наибольшим страхом и борьбой, которые он нес на своих плечах, почему он отправился за ним и преследовал его по всем Девяти Мирам.

Он баюкает голову брата, прижимает ее к своей груди и шепчет:
- Я знаю, Тор. Я всегда это знал.

Тор вдруг расслабляется в его руках, и на мгновение Локи пугается, что это конец, но Тор смотрит на него снизу-вверх с таким умиротворенным выражением, которого он не видел веками. Локи улыбается в ответ, но его улыбка, ломанная и кривая, пронизана осколками всех тех вещей, которые были утрачены и разрушены за эти страшные месяцы.

- Мы оба.



© thefirstwhokneels
перевод AVO Cor
17.04.2018
Ровно

@темы: Thor, Loki, фанфик, объем: мини, статус: закончено, movie: Thor, movie: Avengers, рейтинг: PG-13

---

Мы падаем вместе (миди, перевод, ТороЛоки)

[AVO Cor]

Название: Мы падаем вместе
Переводчик:  AVO Cor
Оригинал: “United we fall“ by thefirstwhokneels, разрешение на перевод получено
Фэндом: "Тор" (фильмы), скандинавская мифология и культура
Жанр: drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Тор/Локи, Локи/Тор, Один, Фригг, ОМП
Категория: слэш
Размер: миди (18 911 слов в оригинале, 17 698 слов в переводе)
Размещение: только с разрешения переводчика
Предупреждение: горизонтальный инцест
Краткое содержание: Позже, когда Локи пытается определить точку отсчета, с которой все покатилось под откос, он думает, что все это, возможно, началось еще с самого начала. Началось невинно. Но невинность теряют, всегда.
Это эволюция (или деградация) отношений между Тором и Локи на протяжении веков.
Примечание 1: Примечания переводчика в конце текста (перевод из различных источников)
Примечание 2: работа с ЗФБ 2018 в команде WTF Loki 2018
Размещение: только с разрешения переводчика

LVIII
Локи не может вспомнить, когда впервые он взял Тора, не может вспомнить, что он чувствовал тогда, до того времени, которое он провел на вершине горы. Он не помнит, был ли это вкус победы или поражения, или у этого вообще не было никакого вкуса.

Когда он берет Тора сейчас, меняя их привычные позиции все чаще, у него во рту появляется незнакомый привкус, и странное ощущение на коже, словно ожог от капающего яда. Теперь он все реже позволяет Тору овладеть собой, словно глубоко втрахиваясь в своего брата, он сможет прикоснуться к его сердцу и тоже провозгласить его своим.

Он нависает и вколачивается в Тора почти безжалостно, слово пытается разрушить его, с каждым толчком ломая того еще хоть немного. В его голове звучит один до глупости честный голос, который подсказывает ему, что идея о том, что Тора можно разрушить подобным способом берет начало из знания, что Локи сам разрушается каждый раз, когда Тор берет его.

Он врывается в Тора так, словно тот – единственное, что находится между ним и безумием, и каждый раз он будет делать это с открытыми глазами, не желая пропустить ни единой детали выражения лица Тора. Локи наблюдает за ним, а за его веками притаилась тьма.

Он не может понять, почему Тор позволяет ему делать это, как он может позволять кому бы то ни было овладевать им таким образом и низводить его до уровня, до которого не захочет опуститься никто. Подчинение, покорение одного мужчины другому мужчине. Они оба знают, как это клеймят в Асгарде. Не-мужчина, женовидный. Как Локи со своей магией. Как – и он повторяет это про себя каждый раз, с каждым толчком бедер – Тор, лежащий под Локи. Это единственный способ, каким он может заставить своего сильного и смелого брата сломаться и осквернить себя. Это его единственное средство разделить позор этой метки, прилепить ее хотя бы на время совокупления на чью-то еще спину.

И Тор, великий и храбрый и безупречный, не видит этого. Или быть может его это не заботит – но эта мысль еще хуже, она скручивает внутренности Локи в узел и каким-то образом заставляет его чувствовать себя все слабее. Тор должно быть достаточно бесстрашен и уверен в себе, чтобы носить эту метку с честью, потому что он знает, какова правда на самом деле – но Локи не Тор. Слово эрги заставляет его гнить изнутри.


LIX
Между ними все кончено, все поломалось, и он не может понять, Тор сознательно игнорирует это, или и в самом деле не видит трещин, изломанную форму того, чем их отношения были раньше. Они больше ничего не строят, только откалывают куски друг от друга с каждым прикосновением, каждым сказанным словом, и каждым мгновением затянувшегося молчания.

Все поломалось, но еще не развалилось.

Нет, это случится позже.


LX
Когда ложь наконец становится правдой, когда она отвечает на все вопросы, которые он задавал себе сам на протяжении веков, фундамент его жизни трещит у самого основания. Это вопросы, которые он никогда не хотел бы задавать, они рвут все на части, воспоминания за воспоминаниями, узы за узами. Такова природа лжи, когда она выявлена, все остальное рушится вместе с ней. Он хорошо это знает, он знает ее природу, хотя никогда и не создавал ложь такого размаха, как сделал это Всеотец.

Она разводит их по разные стороны, ложь, подобно которой он никогда не плел, больше всей той лжи которую он когда-либо соткал. Тор по-прежнему ищет его внимания, по-прежнему разговаривает с ним так, словно ничего не происходит, но Локи понимает силу привычки, он знает, все эти жесты просто слишком обыденны для Тора, чтобы избавиться от них за такое короткое время. Они не братья, и поэтому Тор не обязан выказывать ему ни доброты, ни понимания – рано или поздно даже Тор поймет это.

Это одни из его последних слов, сказанных Тору, его последние слова в золотых стенах Асгарда, окруженного и облаченного в обрывки жизни, которая никогда ему на самом деле не принадлежала. Есть какая-то ирония в том, что эту правду он предлагает в качестве прощального подарка, как отказ от чего-то, чем они никогда бы не стали.

- Эта почва засеяна солью. Ты не сможешь вырастить на ней хоть что-то, брат.

И лишь запоздало он осознает, что даже это слово – брат – теперь ложь.


LXI
Он не понимает, этого упрямства, этой нарочитой слепоты, которую Тор разыгрывает каждый раз, когда они встречаются, каждый раз, когда они сталкиваются со столь многими различиями между ними двумя: разные миры, разные цели, разные расы, старые обиды и ложные воспоминания. Тор на стороне самопровозглашенных супергероев, а Локи… Локи всегда и навеки на своей собственной стороне, предоставлен сам себе и своим собственным средствам.

Он не понимает, почему все эти различия не влияют на желание, которое все еще бурлит у него в чреслах.

Тор глядит на него так, словно они до сих пор братья. Так, словно они до сих пор разлученные на время любовники.

Так, словно у него до сих пор есть право провозглашать его своим.


LXII
- Что ты им наплел, Тор? – смеется он, невзирая на то, что жесткие пальцы Тора выискивают знакомые отверстия на его обнаженной коже. Невзирая даже на то, что он все еще может ощущать характерный запах камеры ЩИТа, откуда Тор его вытащил.

Что он хорошо узнает, так это отчаяние в прикосновениях Тора, глупое отрицание того, кто все еще стремится достичь чего-то, что он уже давно потерял или никогда не имел. Он легко это узнает. Ведь он не знает ничего иного, кроме этого.

- Знают ли они, что ты выкрал своего брата-монстра, чтобы трахнуть его в наказание? –высмеивает он.

Он может прочитать ответ в бегающих глазах Тора, даже ослепленный жаром его страсти. Из своего взгляда он научился стирать подобное, но Тор все еще не так хорош в этом. Вероятно, никогда и не станет.

- О, сияющая надежда Мидгарда просто солгала им, это так, Тор? Этот урок я наконец-таки заставил тебя усвоить. Кто лжец однажды – лжец всегда.

И Тор заходится хныкающими стонами, так словно это его насилуют, словно это на него проливается вся месть и гнев и похоть, скользкая и густая, как ведро бурлящей грязи.


LXIII
Тор нависает над ним, сплошные витые мышцы и железная хватка, смотрит в лицо брата, и усмешка появляется на его губах, обнажа остроту безупречных зубов, и он понимает, как Локи это провернул. Как он добился этого, заставляя Тора думать, что именно он все контролирует, что это он выбирает способ наказания. Тор внезапно понимает, что только что проиграл войну, в которой он даже не знал, что участвовал.

Локи откидывает голову, словно читает его мысли. Смех, вырывающийся из его горла, заставляет кровь стынуть в жилах, и Тор смотрит. Смотрит на грациозную линию его шеи, ее прекрасный изгиб, и он знает, что это тоже не случайно. Он уверен, что Локи предлагает это ему: дразнит, провоцирует, потому что он знает, все чего хочет Тор, это наклониться ниже, впиться зубами в его горло и вгрызаться глубже до хруста, пока не треснет хрящ, до тех пор, пока его сущность не брызнет и не запульсирует и не выплеснется вся в едином ритме с ударами его сердца. Пока не останется ничего, что могло бы произносить эти слова и высмеивать. Он хочет разорвать Локи на куски, но совершенно ясно, что этим он разорвет на куски и самого себя.

- Давай, завоюй меня, брат, сломай меня, подчини меня, – подстрекает его Локи, и злокозненная ухмылка во все зубы на его лице говорит Тору, что это было бы все равно, что пытаться сровнять гору с землей голыми руками, повернуть течение вспять, сорвать звезду с неба. Локи насмехается над ним, а его слова таят в себе противоположный смысл. “Это то, чего ты хочешь. Назвать меня своим.“

Отчаяние нарастает в Торе, потому что Локи ускользает от него, а он будет вечно гнаться за ним, и нет никакого способа вернуть прошлое, потому что по пути что-то пошло ужасно неправильно и его бесконечно раздражает, что он не может ничего изменить, поэтому он врывается в Локи с беспощадной беспомощностью, но это лишь приводит к тому, что брат смеется громче от темной и низкой радости. Он это понимает, но сейчас уже слишком поздно, чтобы остановиться: он знает, Локи утащил его вниз, окунул в это, Локи упал и заставил его тоже упасть.

Он отклоняется назад, опускается на пятки, и на мгновение, пока он пытается сдержать возбуждение, пока пытается убедить себя, что он может просто встать и уйти от этой насмешки над их отношениями длинною в вечность, Локи удивленно молчит. И на одно это мгновение Тор ослеплен победой, лишь на одну секунду.

- Теперь ты понял, что это единственный способ, которым ты когда-либо сможешь владеть мною, и даже это ложь, – со злобой шипит Локи, и эти слова больно жалят. Больнее еще и от того, что да, вероятно, он никогда и не владел Локи, но чувствует он себя так, словно он сам никогда не будет принадлежать никому кроме Локи.

- Больно, не так ли? – и ногти Локи скребут по его груди, сцарапывают кожу и оставляют над его сердцем следы, похожие на прутья решетки, и Тор думает, что это отлично подходит, потому что Локи для себя посадил его сердце в клетку. – Больно осознавать, что я единственное, в чем тебе отказано. Золотой сын, испорченный сын. Как ты справишься с этим, Тор?

- Молчать!

Он не может больше глядеть в это лицо. Он не может выносить этот принижающий взгляд, эту холодную усмешку. Он не узнаёт это лицо, эту маску, вылепленную бездарным мастером по образу его брата. Он переворачивает Локи, о, если б можно было так же легко перевернуть всю ложь, и смотрит под другим углом, не покажется ли другая картинка. Вминает плечи Локи в постель в неистовой попытке заставить его умолкнуть, потому что вкус слов, стекающих с этого языка, может показаться ему знакомым. Он хватается за узкие бедра и дергает вверх, заставляя Локи прогнуть спину, превратить ее в бледный пологий склон, и он снова вонзается в Локи и в этом столько грубой силы, столько грубой любви. Столько потерь.

На спине и на руках Локи натягивается каждая мышца, жгуты так и перекатываются под его сливочной кожей. Его голени взвиваются над кроватью, несомненно от удовольствия, и на один миг он удерживает равновесие на лице и коленях, и Тор неподвижно замирает чтобы посмотреть на него в этот беззащитный и честный миг.

Он знает тело Локи, в известном аспекте, он знает его лучше, чем свое собственное. Это врожденный инстинкт, то, как он толкает бедра вперед, и с каждым толчком погружается в Локи под определенным углом. Он стремится попадать в точку, от прикосновения к которой Локи рвет на части, кусок за куском, это самоцель Тора и единственное средство в его распоряжении на данный момент. С замиранием сердца он задается вопросом, как нечто столь злобное, порочное и ужасное может быть воплощением совершенства в одно и то же время. Их тела идеально совпадают друг с другом, переступив черту, они не могут делать это в одиночку или с кем-то еще. От стимуляции Локи причитает под ним, не в силах оборвать себя, и это своего рода жестокость, Тор ни разу не промахивается мимо точки, просто чтобы посмотреть, как Локи глотает рвущиеся из него звуки, эти приливы и отливы его медленно приближающегося оргазма.

- Ах, да, Тор… ннн, сломай меня, ох, сломай меня, То-о… – стонет Локи в простынь. Его голос срывается от силы толчков Тора и от его собственного удовольствия, и на секунду Тор думает, это то, чего Локи хочет на самом деле: чтобы Тор сломал его.

Его член дергается от мысли, что он мог бы это сделать; он мог бы сломать Локи голыми руками. Но ничем другим, никогда.

Смех Локи – просто тихое фырканье в простыни, но кажется, даже его спина насмехается над Тором, бледный и стройный, он прогибается и выгибается снова, идет дразнящими волнами, и тени вылизывают впадины его тела. Тор впивается большими пальцами в манящие ямки на пояснице Локи, как раз по обе стороны позвоночника, и он жаждет склониться ниже, чтобы попробовать на вкус эти неглубокие озерца, покрытые блестящей пленкой пота, вылизать позвоночник по всей длине, как он всегда это делает, пробуя соль на вкус в каждой впадинке, в каждом углубление между позвонками. Локи сейчас просто корчащаяся плоть под ним, с каждым толчком каждый его вздох превращается в хныканье или стон, и эти звуки застилают разум Тора белой пеленой, обдают жаром его чресла. Он наклоняется вперед, резко натягивает Локи на себя и кончает, рыча как бешенный зверь, его спина выгибается как натянутый лук.

Волны дрожи пробегают по телу Локи, и он тоже изливается, неаккуратно, грязно, мокро. Слабая усмешка – вот все, что Тор может позволить себе в этот момент, хотя это и не победа. Он валится на кровать и поворачивает лицо Локи к себе. Простыни мокрые от слюны там, где к ним прижимался его рот. Они долго лежат так, кожа к коже, но ощущение такое, будто они веками живут в разлуке. И между ними пропасть лжи.

Он однажды подумал, что лишь катаклизм сможет их разделить. Он не брал в расчет медленную смерть умирающей звезды. Они медленно остывают, теряют свой блеск и умирают. Возможно, они продолжают кружить одна вокруг другой, но теперь они не более чем серые камни.

И внезапно он понимает, с ясностью и тяжестью, с подавляющим ощущением потери и горя, что они оба сейчас совсем как эти серые камни. Что это был их последний раз вместе.

- Это прощание, брат.

Он не знает, кто из них это произнес, но это не имеет значения. Какая ирония, думает Тор, что между ними все будет кончено со словами обычной правды.


LXIV
Он наконец свободен. Разум Локи обвивается вокруг этого слова, как железная клетка.

Это самая пугающая мысль. Она холодна и бесплодна, и прекрасна, как звездная пыль.


* * *

Лучи солнечного света. Аромат опавших листьев, влажных, привядших: намек на осень. Ветерок несет в себе какой-то привкус – старых времен, давно утерянных воспоминаний, и в груди Тора поселяется ощущение сродни безутешности.

Он видит лишь силуэт своего брата на фоне заходящего солнца. Локи – темное пятно, длинная тень на его сетчатке, постоянный невидимый шрам, который останется там навсегда. Решение приходит без колебаний, без вопросов. Тор напрягает глаза, следит за движениями удаляющейся фигуры, в точности, как его брат следовал за ним всю его юность, он смотрит так долго, пока может видеть его, и Тор знает, что будет смотреть даже после того, как тот исчезнет. Он всегда будет следовать за ним своим сердцем. Он прищуривается, но Локи не оглядывается.

Вот как все это заканчивается.




ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА

(1) Пинта (британская) = 0,568 л., соответственно, три пинты = 1,7 литра.

(2) Эрги (Ergi (сущ.) также argr (прил.) или ragr) – древнескандинавское оскорбление, обозначение изнеженности или женственного поведения у мужчины. Не мужчина, не по-мужски. В эпоху викингов обвинить мужчину в Ergi становилось законной причиной, чтобы бросить вызов. Также в эпоху викингов и в средневековых скандинавских законах Ergi обозначало пассивную роль мужчины во время гомосексуального полового акта.
Надпись на руническом камне в Швеции использует Ergi для проклятия того, кто потревожит камень, включает в себя значения “изгой“, “колдун“ и понятие argri Konu – то есть колдующая женщина, что, по-видимому, связано с практикой сейдра.

Чтобы понять концепцию "ergi" нужно понимать, что у северян того времени были очень строгие гендерные нормы и система социального контроля. Всё в древнескандинавском сообществе вращалось вокруг семьи: семьей/кланом определялись государственное устройство, альянсы и статус в обществе. Любые заслуги и почести, которых бы ты ни достиг, отображались на твоей семье, любые постыдные происшествия бросали тень позора на семью в той же мере. Придерживаться обязанностей и долга было почетно, нарушать установленный порядок вещей – позорно. Все вращалось вокруг оси честь-позор.

Нарушать гендерные нормы было позорно, и допускалось лишь в случаем необходимости избежать еще большего позора (например: когда женщина мстит за кровную обиду, потому что ее братья слишком трусливы, считалось приемлемым). Миф о том, как Тор переоделся в женщину, чтобы вернуть свой молот, был наверняка весьма смешным в поздний период викингов.

Понятие "ergi" также имеет дополнительное сексуальное значение, и, вероятно, лучше всего передается как "немужественный". И это в обществе, где отклонение от гендерных ролей имело крайние последствия для отдельной личности и для семьи. Быть названным "ergi" было самым страшным оскорблением, смертельной обидой. За убийство в ответ не наказывали – ты просто защищал свою честь.

Но было ли "ergi" подходящим оскорблением для потерявшего честь и трусливого убийцы, или же слово "níðingr" более подходящее? Что ж, это если допустить, что оскорбление людей было в порядке вещей. Точно этого мы не знаем, хотя есть доказательства, указывающие на то, что не было. Северяне придавали большое значение таким вещам, как прислушиваться к чужим словам, говорить ясно и честно и тому подобное. Интриги и сплетни, вероятно, расценивались как позор. Если ты ведешь себя неподобающим образом, вся твоя семья и все родственники будут обесчещены. Убийство не по закону было не таким уж редким явлением, и есть множество источников, указывающих на определенные социальные карательные меры.

Эрги было чрезвычайно негативным понятием и словом, максимальным оскорблением, за которое законно можно было убить. Это подразумевало не только женоподобность и трусость, но сексуальную извращенность, пассивного партнера во время содомии в гомосексуальных отношениях. Примечательно, что активного партнера не обвиняли, как сказано в Bjarnar saga Hítdœlakappa: "люди говорят, дела плохи у обоих, кто стоял там, но все же хуже у того, кто стоит спереди". Поэтому нет, человек "не может избежать ответственности за свои поступки", но другие могут, если участвуют в акте позади того, кого назвали argr. Мужчины, практикующие магию (seiðr), также ассоциировались с эрги, предположительно из-за духов проникающих в колдуна через паховую область.

Эрги упоминается на группе рунических камней в Дании, таких как Stentofte-stone и Björketorp-stone. Это надписи насылающие магическую смерть и эрги на тех, кто разрушит или осквернит монумент. Skjern-stone упоминает ergi в связке с seiðr: "Мужчина, поваливший этот могильный холм, станет мужчиной-сейд (seið-man) ". Sønder Vinge-stone прямо говорит: "Извратится тот, кто разрушит этот памятник и станет он seið-ræte." Это слово (seið-ræte) означает извращенность (ᛋᛅᚱþᛁ (транслит. sarþi, имя сущ. от глагола serða), очень сильное слово, используемое для обозначения мужчины, участвующего в извращенном акте, другими словами, подразумевающее гомосексуальность и содомию.

Argr было наиболее унизительным ругательством из всех известных в древнескандинавском языке. Согласно Исландскому закону (Icelandic law), от обвиненного в подобном ожидали убийства обвинителя тотчас. Если же оскорбленный не ответил яростным нападением на месте или не потребовал схватку насмерть, которая должна привести к тому, что вызванный на бой обвинитель либо заберет свои слова назад, либо дело закончится его смертью, то это было доказательством того, что обвиненный слабый и трусливый níðingr.
Если обвиненный успешно дрался в битве насмерть (holmgang) и этим доказывал, что он не "argr", тогда "scolding" признавалось "eacan" – несправедливой, тяжкой клеветой, и обвинитель должен был заплатить оскорбленной стороне полную компенсацию.

Gulathing law ссылается на бранное слово eacan, позже описанное как earg, в значении "быть кобылой", "быть беременным животным", "быть сукой", "иметь неподобающие сношения с животными", "рожать детей, будучи мужчиной", "быть шлюхой для мужчин". Bergen/Island law упоминает значения "кусающий/хватающий другого мужчину", "быть беременным животным". Frostothing law – "быть самкой животного"; Uplandslag law – "иметь половые сношения с животными"; Gray Goose – "быть женщиной каждую девятую ночь", "рожать детей, будучи мужчиной". Стоит отметить, что такие поступки как "быть беременным животным" и "иметь половые сношения с животными" приписываются богу Локи в Lokasenna и Gylfaginning.

(3) Сейдр, сейд (seiðr, seidr) – древняя практика магов витки, родственная шаманизму и подразумевающая трансовые состояния и путешествия по различным сферам реальности, входящим в структуру мирового дерева Иггдрасиля. Практика сейдр противоположна по технике гальдору и часто связана с сексуальными приемами. Этому виду магии Фрейя обучила Одина. Это магический путь тела (в отличие от пути сознания), не имеющий ничего общего с рунами. Сейдр является магической техникой изменения мира (внешнего и внутреннего) согласно воле мага. В сейдре широко используются такие средства, как травы, мази и настойки.

Сейдр – исключительно женская форма магии, транса и умения предсказывать будущее. Хотя легенда гласит, что в основе науки Фрейи лежали созданные ею руны, которыми и пользовались ее жрицы, “сейдр” представлял собой умение менять внешний облик, способность к астральному путешествию по Девяти Мирам, сексуальную магию, врачевание, насылание проклятий и тому подобное. Практиковавшие подобное занятие женщины назывались “вельвами” или “сейдеконами” и считались жрицами Фрейи.

Но “сейдром” занимались не только женщины. В поэтических и прозаических произведениях того времени можно найти упоминания о том, что “сейдр” практиковали и мужчины, переодетые в женскую одежду. В мифах упоминается лишь один бог-мужчина, практиковавший этот вид магии – Один; этому искусству его обучила сама Фрейя. Впрочем, мужчины, занимающиеся подобной формой магии, не пользовались уважением, высмеивались, а иногда их убивали. Переодевание в женское платье очень древняя традиция, в основе которой лежало убеждение, что для того, чтобы служить Богине, мужчина должен перевоплотиться в женщину, что было в духовном смысле неприемлемо для патриархального общества.
Как утверждает Снорри, Один знал и применял магию, называемую сейдр: благодаря ей он мог предвидеть будущее и насылать смерть, несчастье или болезнь. Но это колдовство, добавляет Снорри, предполагало такую "низость", что люди не прибегали к нему "без стыда"; сейдр оставался скорее для гидйур ("жриц" или "богинь"). В Lokasenna Одину делается упрек в применении сейдр, что "недостойно мужчины". Источники говорят о магах (сейдменн) и ведьмах (сейдконур), а как известно, Один научился сейдр от богини Фрейи. Следовательно, можно допустить, что этот вид магии был специальностью женщин; именно по этой причине он считался "недостойным мужчины".

Также есть следующие определение:
Сейд – вид примитивной магии, предполагающей или нанесение вреда конкретной особе (сейд разрушения), или получения знания о будущем людей и умения влиять на погодные условия, урожай и т.д. (Strömbäck: Kulturhistoriskt lexikon för nordisk medeltid, Malmö, 1970)

"Любой, практикующий seid автоматически подозревается в том, что он nithing". (Schoeck)

"Любой, практикующий seid автоматически считается earg – т.е. распутником и приносящим неприятности". (Weisweiler)

(4) Варги (др.-сканд. vargr, или англизированный вариант — англ. warg или англ. varg) — в скандинавской мифологии являются огромными волками. В древнескандинавском языке vargr обозначает "волк" (ulfr). В современном шведском языке имеется слово Varg — "волк", а в древнеанглийском имелось warg — "большой медведь". Что интересно, так именуют Фенрира и двоих его сыновей — Сколь и Хати. В прагерманском языке wargaz означало "душитель" (совр. форма — würgen), "злодей, преступник, изгой". Слово vargr встречается в Lex Salica, знаменуя изгнанного. Такой не смел жить в обществе людей, не находил крова и хлеба, мог быть безнаказанно лишен жизни: лес становился его единственным убежищем.

(5) Нитин, нидин (nīðing), niding (множ. nidings) – (языческое, архаичное) подлый злодей, скверный, мерзкий, отвратительный. Несчастный, неудачливый, неприятный, раздражающий человек. Изгой. Негодяй, трус, который нарушил кодекс чести. В северной мифологии – злобное существо, демон, злой дух.

Нитс (др.-сканд. níð, др.-англ. nīþ, nīð, др.-голл. nīth) — у германских племен термин, обозначающий потерю чести или статус злодея. Заклейменный таким образом человек носил название nīðing (др.-сканд. níðingr/ᚾᛁᚦᛁᚴᛦ, др.-англ. nīðing, nīðgæst, др.высок.немецк. nidding). Возможно, однако, что клеймение не носило физический характер и являлось лишь формой социального определения статуса человека. Близкие к этому термины на современном английском – beneath, современном голландском – beneed/beneden, современном немецком nieder, современном датском и шведском nedre. В средневековом английском был сходный термин nithe (зависть), в современном голландском и современном немецком neid/neidvoll (ненависть, злоба, преступные намеренья. Родственным является термин ergi, несущий в себе дополнительное значение “немужественность“.

Нитс (нид) – не вполне понятная концепция, которую мы не понимаем в полной мере. Вероятно, это мог быть некий вид магии, или по крайней мере, форма ритуализированного оскорбления. Помним, что репутация была ВСЕМ для древних скандинавов, поэтому клевета была нападкой на социальный статус.

Основываясь на всем этом, можно предположить, что "nidstang" было магической атакой на социальное положение. Северяне верили, что ты существуешь так долго, сколь помнят твою "ettermæle", хотя и не ясно как это соотносится с различными вариантами загробной жизни. "Ettermæle" переводится как "послесловие, речи после", или другими словами, то, каким тебя вспоминают.

Сплетни и клевета расценивались почти как магическая атака на тебя и твою семью, на само ваше существование, как при жизни, так и после смерти. Не удивительное, что за подобное могли убить. Оскорбление, оставленное без ответа, разрушало твою репутацию, подвергало опасности загробное существование и обесчещивало весь твой клан. Поэтому обиду не спускали с рук и всегда отвечали на нее крайне жестоко (или же ты будешь опозорен навеки).
К слову, это было причиной того, что барды играли значительную социальную роль в древнескандинавском сообществе. Их ремесло считалось почти "магическим", своей поэзией они приносили вечную славу или вечное бесчестье.

Еще один хороший вопрос: можно ли было стать niding не будучи обесчещенным или тем, кто считается argr? Честь и мужество/мужественность были нераздельно связаны между собой, отказ от первого, подразумевал неизбежную потерю второго. Ergi было наиболее явным, неоспоримым и постыдным доказательство того, что некто является níðing. Но существовали также понятия без явного сексуального значения, такие как griðníðingr, konungsníðingr и т.п., все они означали предательство, измену или позорные действия любого сорта. Níð имело множество дополнительных значений.

Согласно Bleibtreu-Ehrenberg (1978), "nith" не было именно актом клеветы, но по сути вмещало в себе негативные свойства, в которых кого-либо обвиняли. Таким образом, "nith" дословно означает "злые намеренья, недоброжелательство, коварство", а nithing (nidding/neiding на тевтонском) означало даже не человеческое существо, а злого духа или демона, которого мог вызвать человек используя свою ergi-магию. Поскольку это было не человеческое существо, оно было низшим (inferior) (nieder или niedrig на современном немецком) по отношению к людям. Такое существо (nithing, nīþing) завидовало человеческим владениям и возможностям, и поэтому использовало злую seiðr, желая разрушить все, что принадлежало людям и было создано ими, даже уничтожить всю человеческую расу и сам Мидгард.

Согласно современному немецкому языку, еще одним более узким значением nith фактически является Neid (зависть), в то время как в современном английском envy (зависть) произошло от латинского invidia. A(r)gr/arg позднее стало атрибутом nithing, в особенности сексуальных извращений, похоти, слабости, трусости, женовидности, ядовитости, заразности. Само существование nithing, а также его злой магии seid(r) считалось ergi. Близким понятием является раздражение/досада (annoyance) (Ärgernis в современном немецком), кроме того, уже в древние времена ergi отсылает нас также и к чувству гнева (anger) (Ärger в современном немецком), который вызвало в приличных воинственных мужчинах присутствие nithing, и также вся ситуация и все, что вызывало подобные чувства называлась nithing (Ärger на немецком, trouble (беспокойство, заботы, хлопоты, беспорядки) на английском).

Earg часто переводят как "трусливый, слабый". По определению, любой seiðberender (тот, кто практикует магию сейд) сразу же считался argr из-за этого весьма презираемого вида магии. Люди верили, что причиной, по которой nīþing, для причинения вреда, прибегает к коварному колдовству seiðr, вместо того, чтобы просто напасть с достойной воинственной яростью, дабы достичь того же результата, было то, что он трусливое и слабое существо, полная противоположность с характером и поведением древнескандинавских воинов.

Nith не означает дословно бесчестье или клевета (которые на самом деле обозначались как scolding (что интересно, это слово означает "брань" в современном английском)), nith было злым и коварными намереньем от зависти. Nith не практиковали, оно было врожденной чертой. Nithings (дословно злобные существа, нелюди, демоны из Утгарда) использовали злую магию сейд, чтобы достичь своих недобрых целей, которых они не могли добиться другими путями, поскольку были женовидными и слабыми. Практика сейд подразумевала участие мужчин в распутных действиях с другими мужчинами (особенно анальное сношение) и половые акты с животными, с целью получить силу и власть над жизнями и смертями невинных. Сейд означало превращение в неистовое животное и/или самку животного. Все вместе это называлось эрги – распутство и неприемлемое поведение.

Поскольку колдовство “не было признано официально, оно не могло служить всему клану, а лишь исполнению личных желаний; ни один добрый человек не был защищен от тайного искусства колдунов“, и поскольку nīþ означало коварство, подразумевалось также, что níðing – отъявленный лжец, клятвопреступник и предатель, склонный нарушать свое слово и лжесвидетельствовать.

Вероломные злодеяния считались серьезным преступлением, особенно если они были проделаны скрытно и незаметно. Таких преступников и называли nithings, презренными существами. Их преступления включали в себя: убийство, воровство, ночной поджог, и прочие поступки, которые наносили ущерб роду/клану и нарушали охраняемый законом порядок (дезертирство из армии, переход на сторону врага, отказ сражаться в войне и извращения).

Тот, чья вина была доказана и объявлялось, что он níðing, немедленно объявлялся вне закона и изгонялся. "Всем запрещено защищать, предоставлять убежище или кормить изгнанника. Он должен сам искать убежище в лесу, словно волк". "Но все же есть еще одна сторона пребывания вне закона. Человека вне закона не только выгоняли из клана, он впредь также считался врагом всего человечества".

Древние дегуманизирующие термины, означающие одновременно "волк" и "душитель", были практически синонимами, обозначающими человека вне закона: vargr (Old Norse), wearg (Anglo-Saxon), warc (OHG), wargus (Salian). Люди вне закона рассматривались как мертвые, в физическом и юридическом смыслах, их супруги считались вдовами и вдовцами, а их дети – сиротами, их собственность и нажитые богатства конфисковались в пользу клана или уничтожались. "Долгом каждого мужчины было поймать изгнанника и убить его".

Полагали, что níðings могут вернуться в свои тела и после смерти, используя магию seid(r), даже их мертвые тела считались ядовитыми и заразными. Смертный приговор исполняли преимущественно сажанием на кол, сжиганием, утоплением (в озерах, реках, болотах) или даже все вышеперечисленное по порядку, чтобы запечатать тело и не позволить злых демонам вернуться после своей кончины как умертвия с помощью seid(r).


Сординн (sorðinn, sordinn) – ведет начало от термина sorðint, произошедшего от serða – глагола, обозначающего мужскую роль в сношении. Его точным переводом будет проникать, входить, вставлять, трахать. Тем не менее, для этого понятия нетипично быть использованным в обозначения актива. Обычно встречается пасcивная форма sorðinn (быть использованным мужчиной в сексуальном смысле, тот, в кого проникли, вошли, поимели), которая описывает пассивную роль в гомосексуальных отношениях. В своей активной форме serða соответственно обозначает мужскую роль в половом сношении, позицию верхнего в сексе. Другое слово с тем же значением – streða появилось от простой перестановки звуков. В Gragas и в Норвежских законах (Norwegian laws) формы этих слов sorðinn и stroðinn в прошедшем времени были объединены в прилагательное ragr в разделе списков обвинений (yki), который один мужчина мог предъявить другому. Сказанное вслух или же вырезанное на дереве (непроизнесенное, но видимое глазу), такое оскорбление ставило обидчика вне закона. Специфическое сексуальное значение слова ragr подразумевало женовидность в целом, в то время как оба других слова ясно подразумевают половой акт, в котором один мужчина, обозначенный как stroðinn или sorðinn, находится в пассивной роли, а другой совершает действие, называемое streða или serða. Отрывок из Njala указывает на то, что слово изначально могло использоваться также и в гетеросексуальных отношениях, этот вывод подтверждается и в поэме Grettisfœrsla, где описывается неукротимое сексуальное желание главного героя – Греттира.

Исландские Gray Goose Laws отсылают нас к трем словам, которые рассматриваются как равнозначные термину argr. Это ragr, strodinn и sordinn, все три обозначают пассивную роль мужчины, участвующего в однополом сексе с другими мужчинами. Другой смысл этих слов включает в себя, согласно Gray Goose, "быть другом колдуна". Еще примеры из Древних Скандинавских Законов (Old Scandinavian Laws): Gulathing law – "быть нижним мужчиной, "быть рабом", "быть seiðmaðr (мужчиной, практикующим сейд)"; Bergen/Island law – "быть seiðmaðr (мужчиной, практикующим сейд)", "быть колдуном и/или участвовать в однополом сексе как пассивный мужчина (kallar ragann)"; Frostothing law – "мужчина, желающий однополого секса, как нижний".

Из всего этого очевидно, что понятия ergi и níðingr были крепко связаны не только с магией, колдовством, немужественностью, слабостью и женовидностью, но также с распутством и половым извращением с точки зрения древних скандинавов на протяжении средних веков. Эрги женщин подразумевало чрезмерно похотливое, граничащее с буйством безумие, эрги мужчин означало извращение, феминизацию и пассивную роль в однополых сношениях с другим мужчиной, в то время как активная роль мужчины, который участвовал в том же однополом сношении не связывалась с ergi, ragr, argr или níð.

(6) Сейдкона – то же самое что вёльва, женщина, практикующая сейдр. (vǫlva или seiðkona "seiðr woman").




© thefirstwhokneels
перевод AVO Cor
декабрь 2017
Ровно

@темы: Thor, Loki, фанфик, статус: закончено, объем: миди, movie: Thor, рейтинг: NC-17

---

Мы падаем вместе (миди, перевод, ТороЛоки)

[AVO Cor]

Название: Мы падаем вместе
Переводчик:  AVO Cor
Оригинал: “United we fall“ by thefirstwhokneels, разрешение на перевод получено
Фэндом: "Тор" (фильмы), скандинавская мифология и культура
Жанр: drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Тор/Локи, Локи/Тор, Один, Фригг, ОМП
Категория: слэш
Размер: миди (18 911 слов в оригинале, 17 698 слов в переводе)
Размещение: только с разрешения переводчика
Предупреждение: горизонтальный инцест
Краткое содержание: Позже, когда Локи пытается определить точку отсчета, с которой все покатилось под откос, он думает, что все это, возможно, началось еще с самого начала. Началось невинно. Но невинность теряют, всегда.
Это эволюция (или деградация) отношений между Тором и Локи на протяжении веков.
Примечание 1: Примечания переводчика в конце текста (перевод из различных источников)
Примечание 2: работа с ЗФБ 2018 в команде WTF Loki 2018
Размещение: только с разрешения переводчика

XL
Корка крови на спине Тора запеклась и отваливается хлопьями. Вода в ванне становится ржавого оттенка, и Локи фыркает, вжимая губку сильнее. Красные отметины, которые он процарапывает на коже брата, распаляют желание, но он проглатывает его, пока что.

- Как ты вообще умудрился испачкать спину?

Смех Тора отскакивает от стен. Его тело излучает довольство, определенную сытость, которую он может получить только после хорошей драки.
- Некоторые сражаются в центре поля боя, брат.

Он не видит, как хмурая морщинка прорезает лоб Локи, но на этот раз она быстро разглаживается.
- Больше похоже на то, что вывалялся в луже выплеснутой крови, словно бешенный пёс.

Тор несильно пихает Локи локтем и для пущего эффекта брызгает назад водой.

- О, твои пальцы просто благословение для моих ноющих мышц. Немного левее, брат.

- Я тебе не служанка, – ворчит Локи, но тем не менее выполняет просьбу.

- Нет. Ты куда более умный и хорошенький, чем любая из них, – говорит Тор, и судя по голосу, он точно ухмыляется.

Пальцы Локи вонзаются в плоть прямо под его лопатку, словно он хочет вырвать эти слова из сердца Тора, он отталкивает брата и цедит сквозь оскаленные зубы.
- Будь ты проклят!

Его кулак с гулким звуком впечатывается в чужую спину.

- За что? – Тор оглядывается на него с недоумением.

- Хорошенький? – выплевывает Локи.

- Брат, это была всего лишь шутка. Ты красивый.

- Есть разница между двумя этими словами!

Тор глядит на него так открыто, что Локи внезапно не понимает, как он мог вообще подумать, что Тор мог подразумевать какую-то двусмысленность. Он мучительно простодушен для этого.

- Что такое, Локи?

Локи потирает лоб.
- Только не говори мне, что ты никогда не слышал, какими именами меня величают за моей спиной.

- Именами? Какими именами?

В тишине кажется, будто эти слово вырывают из него силой, и он рычит.
- Аргр.

Тор неожиданно таращится на него так, словно это именно он использует оскорбительные выражения.
- Как они посмели?! Кто это был?

- Это не имеет значения.

- Конечно имеет! Скажи мне, чтобы я мог свернуть их трусливые шеи!

- Ты уже не можешь возместить ущерб, Тор. Ты не можешь задушить слухи, свернув чью-то шею. Это словно строить стену на пути у лавины.

- Это была бы толстая стена, – бормочет Тор, и Локи не может удержаться от слабой улыбки. – Они дураки, Локи. Ты не аргр. Не принимай их ядовитые слова близко к сердцу. Они всего лишь завидуют.

Они боятся меня. Они презирают меня. Но они не завидуют, думает Локи, но вслух не произносит ничего.

Он смотрит, как капли воды стекают прозрачными ручейками по измазанной груди Тора. Они словно грязные дороги, которые не ведут никуда. Капли падают темными жемчужинами в ванну, и Тор снова безупречен и незапятнан. Локи невольно задается вопросом, сможет ли он когда-нибудь запятнать Тора навсегда. Эта мысль будит что-то глубоко в нем, то чему он не озаботился дать названия, но оно ворочается от голода и его прикосновение обжигает.

- Ты бы сражался в моих битвах вместо меня. Ты бы позволил своей коже покрыться ранами, а крови пролиться, если бы это было ради моего спасения, – произносит он, его голос звучит странно.

Тор не кивает, он не думает, что это необходимо, потому как то, что сказал Локи правда. Он бы сделал все это и даже больше. Хоть он и не знает, хорошо это или плохо.


XLI
- Ложь такой же инструмент, как и правдивые слова. Только глупец не понимает этого.

Ни один из них не может сказать, как они опять перегрызлись. Это не редкость в эти дни; они сцепляются из-за каждого слова, каждого поступка, который не находит отклика в другом, и они дерутся и трощат и месят друг друга, пытаясь заставить изменить мнение и пересмотреть ценности, так что искры сыплются и их члены загораются огнем – тем не менее, они не видят, что сбились с пути, они не видят ценности в этих различиях.

- Ложь необходима. Она иногда есть само милосердие, иногда – мир, иногда это только забава, – утверждает Локи.

- Прямой путь единственно верный.

- Прямой путь скучный.

Той же ночью Локи, доказывая свою правоту, кусает Тора в шею, остро и долго, чтобы остался след, втягивая кожу так, словно пытаясь высосать упрямство, всю ошибочность мышления прямо из Тора.

На следующий день он стоит неподалеку, когда Тор, чтобы отделаться от шуток своих друзей, выдумывает историю о страстной служанке, которая проявила слишком много энтузиазма.

Локи молча наблюдает за ним. Он выжидает весь день, оставаясь тенью на периферии зрения Тора, спокойный, как лед на поверхности скал. Наблюдать за тем, как Тор сходит с праведного пути, приносит некое удовлетворение, хоть и смердящее гнилью. Если он не может получить это, не может примерить это на себя, он хочет это испортить, украсть его блеск и сделать их похожими. Другого пути, чтобы это сработало попросту нет, учитывая целую вселенную различий зияющую между ними.

Они наедине в покоях Локи, и Тор внутри него, когда Локи шепчет:
- Кто лжец однажды – лжец всегда.

- Ты сделал это лишь для того, чтобы доказать свою точку зрения, – шипит Тор.

- Да, чтобы доказать, что любой, у кого есть тайны, может идти и другим путями, кроме прямых. И нет в мире существа, у которого бы не было тайн.


XLII
- Возможно, – нахмурившись говорит Тор, – тебе стоит использовать традиционное оружие на тренировочной площадке.

Злобная гримаса искажает лицо Локи. Неуклюжие, бесхитростные слова его брата не трудно истолковать: твоя магия сейд подлая и позорит тебя и твою семью. Если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы одолел противника своими собственными руками.

Он наглухо закрывается внутри своего разума и тела, тянет за струны, с которыми раньше только забавлялся и всегда безуспешно. Он сворачивается сам в себя как в раковину, сливая дух и плоть воедино, и когда он бросается вперед, он уже не один – полдюжины его двойников атакуют Тора. Они схожи во всем, от их движений до злого, полного ненависти взгляда глаз – темных колодцев, полных обвинений. Океан горечи и разочарования. Бесконечная глубина отвращения к самому себе там, куда не может дотянуться ни один луч света, и никто никогда не видел чудовищ, живущих там, шевелящих челюстями на самом дне, пожирающих все нежное и ласковое.

Удивление на лице Тора – непривычный бальзам для души Локи, от горького аромата которого у него наворачиваются слезы на глаза.


XLIII
Трудно сказать, проросла ли идея из его склонности к озорству, из практик по изменению своего облика или из кровожадного желания мести за подлые и мерзкие слова (каждое из них – дыра, которую он не может залатать, рана в месте, до которого он не может дотянуться; эрги, нитин, сординн). (5)

В таверне его никто не узнает в этом облике, Локи замаскировался под полоумного старика, хотя он все еще хочет найти способ менять свой запах, а не только внешность. Сидя за стойкой, он убеждается, что владелец заведения разглядел блеск трех золотых яблок у него за пазухой, они крепко прижаты к груди, под защитой и бдительным надзором. Это легко. Он научился читать в других жадность, зависть и желание. Локи как никто другой знает, что желание определяет людей, как оно опасно, желание – это оружие, которое можно повернуть против них. Его собственное желание – его вечное бремя, которое давит ему на плечи и повергает его на колени, когда он уверен, что его никто не видит. Он позволяет ему господствовать только когда он наблюдает за Тором издалека, из теней.

- Эй, мой грустный друг, откуда у тебя это, – спрашивает хозяин таверны. На устах Локи уже заготовлена ложь, сладкая как мед.

- О, ну мне хватило смекалки принести бродячую кошку богине Фрейе. Всем известно, что она любит этих тварей более всего на свете. И она дала мне три яблока Идунн в знак своей благодарности.

Это и вправду не его вина, что ослепленный жадностью, тавернщик приносит мешок полный диких котов и выпускает их во дворце Фрейи. Ее вопли должно быть были слышны даже в Альвхайме.


XLIV
- В конце концов, это твоя вина, – он коршуном глядит на Тора. На его губах, с которых срывается рычание, легкая тень улыбки того типа, который перечерчивает его лицо так, словно оно было рассечено клинком. У его слов привкус крови, и он смакует этот пряный вкус на языке. Он так долго хранил для них место, еще с самого начала, место, в которое слова будут обронены, и он хочет обыграть Тора и произнести эти слова прежде, чем тот скажет их. – Ты начал это.

- Что? – хмурится Тор, смущенный, будто не он сейчас сказал Локи, что они должны затаиться на некоторое время, потому что их друзья (их друзья, всегда, как будто не было очевидно, что они лишь его друзья) едва не застукали их. Но честно говоря, Локи мало это заботит, если вероятность разоблачения ранит Тора так сильно, как ужас в его глазах ранит самого Локи. Кажется, не только Локи носит на себе эти ненавистные отметины. Он может видеть каждую из них в осторожности, которую проявляет Тор.

Возможно, придет время, когда позором будет считаться даже присутствие рядом с ним.

Эта мысль задевает что-то жизненно важное в его груди, и он повторяет слова снова и снова, скрывая их лживую фальшь даже от самого себя, и они падают на предназначенное им место, но только много позже он осознает, что совершенно не важно, кто бы их произнес: их тяжесть останется навсегда внутри него.

- В тот день ты принудил меня к этому.

Тор просто стоит там, словно на краю обрыва, и они знают, если он упадет, упадут оба. Быть может, так было всегда. Бесконечные циклы причинения боли друг другу.

Прочитай меня, брат, внезапно думает Локи с последней каплей здравого ума, и это желание словно бесконечное падение. На мгновение он задумывается, что несправедливо ожидать, что Тор разгадает ложь, когда даже у него самого проблемы с ее разгадыванием.

- Как ты мог сказать такое? – бормочет Тор – Это не было насилием!

Взгляд Локи впивается в брата, словно тот новое произведение искусства, только что открытое взорам. Тор обнажен перед ним сейчас. Он задет, ему больно, и как всегда, когда это касается Тора, все вокруг дрожит и вибрирует от ярости. Слой хвастливой удали уже сполз, и Локи может видеть сырую кровоточащую сердцевину, и это прекрасно, потому что это его рук дело. Он нанес рану и вонзил в нее пальцы и развел края, чтобы посмотреть, есть ли там что-то внутри кроме громов и молний, что-нибудь ценное, например, безоблачность и спокойствие. Никто прежде такого не делал, никто никогда не видел Тора слабым, покорным и абсолютно серьезным.

Локи не осознает этого в данный момент, но вот он источник пагубной склонности, которая проявится позже, и в этом вся печаль: он попадает под власть ложного убеждения, что единственный путь увидеть эту внутреннюю суть снова, почувствовать ее вкус, насладиться тем фактом, что он имеет влияние на брата – это причинять Тору боль.

- Посмотри на себя. Ты больше и сильнее, – шипит он. – Разве у меня были шансы? Это твоя вина.

Тор отшатывается назад, словно он пропустил удар. Словно поверил ему.

Внутри Локи вспыхивает гнев, и он бросается вперед. Это хищная жажда крови, сырого мяса; он впивается в Тора ногтями и зубами, поцелуями, которые доставляют больше боли чем удовольствия, и Тор позволяет это ему. Его руки обвиваются вокруг железных плеч Тора, и они падают вместе, переплетясь, соединившись навсегда.

Той ночью каждое прикосновение Локи словно наказание за все те вещи, которые нельзя уничтожить. Такие как доверие Тора; такие как привязь между ними, которая, затягиваясь крепче, лишь режет что-то внутри него. Такие вещи как эмоции он не может растоптать. Он даже не может дать им названия.

Он пытается сказать все эти вещи без слов и терпит неудачу, так как Тор понимает только слова.


XLV
Иногда он размышляет над старой сказкой: о двух реках, несущих в своих руслах всеведенье и забвение. Он задумывается над вопросом Тора. Кто же добровольно станет пить из второй реки?

Иногда ему хочется испить из нее, выпить ее всю до капли.

Я бы хотел забыть тебя, думает он, и эта мысль звучит в его уме словно тоскливый вздох. Но поцелуй, который он запечатлевает на коже между лопатками Тора, полон отчаяния, он утекает в вечность.



Глава 4. Дно

XLVI
В последнее время к нему приходят старые воспоминания, он вертит их, рассматривая со всех сторон. Возможно, были какие-нибудь крошечные метки, малейшие трещинки, которые могли бы предсказать будущее, если бы он обратил на них внимание. Но это не его территория, а Локи, анализировать все, разбирать на части, складывать обратно, чтобы создать новую чудовищную форму, сам он не может ничего с этим поделать, даже если это рвет струны его сердца одну за другой.

Истина проста и такова: однажды когда-то они были неразлучны, неразделимы.

Он помнит, как в дождливые дни, когда небеса обрушивались на землю, они сооружали убежище в своей спальне, палатку из одеял, шкур и покрывал, и прятались в этом лабиринте, прихватив утащенную из кухни еду, подушки, игрушки и книги, и притворялись, что они участвуют в самом настоящем приключении. Они бы там и спали, и ели все время, если бы их мать не пришла и не велела им разобрать палатку.

Они больше не участвуют в приключениях вместе, и от этого Тору тоскливо, он думает о том времени, о тусклом свете под одеялами, где каждая угроза была всего лишь выдумкой.


XLVII
Лишь он знает, что частично это трусость, то что для побега он выбрал время, когда Тор далеко за пределами Асгарда и наверняка участвует в очередной бессмысленной охоте. Он не думает, что была бы хоть какая-то разница, даже будь Тор сейчас здесь, но его отсутствие все упрощает.

Как раз за день до этого одно его заклинание пошло не так, и было чистой удачей, что он смог обратить его вспять прежде, чем оно смогло нанести ему серьезный вред. Это было нелегко – признать, что ему нужна помощь в том, чтобы совершенствоваться. Он всегда полагался только на себя самого, избегая даже мысли о том, чтобы попросить чьей-то помощи. Фригг с ее магией, завязанной на согласии и добровольности, достигла своих пределов, чтобы обучить его чему-то еще.

Ходят слухи, что есть маг, который оградился от Асгарда и живет высоко в горах. Мужчина, практикующий магию женщин, искаженный и темный; за это его изгнал собственный народ, и Локи не питает иллюзий на тему, разделил ли бы он ту же участь, не будь он сыном Одина.

Говорят, маг живет там, где бродят только волки, и даже еще дальше, где столбы ледяных деревьев скребут по небесному холсту, а дневной свет окончательно проиграл тьме. Говорят, он живет там как зверь, спит среди зверей, ест с ними, зубами рвет добычу на части. Локи смеется над страхом невежд, над этим очевидным непониманием, невозможностью понять природу магии сейд.

Он не берет с собой много вещей, лишь подбитый мехом плащ, книги и набор ножей – подарок Тора, его трофей, добытый в одной из битв. Он даже не пытается оправдать эту слабость, нарастить на ней толстую шкуру, которая скроет то, что есть на самом деле.

Он говорит только своей матери, что его не будет некоторое время, и запечатывает свою комнату, как будто то, что он хочет спрятать на самом деле находится там, а не в его уме и сердце.


XLVIII
Он никогда не понимал, почему Тор не ценит тихую и простую красоту снега. Снег – чуждое понятие в Асгарде, но когда они были детьми, они иногда сопровождали своего отца в путешествиях по Альвхайму. Они могли бы играть, качаться, нырять в нем как рыба в воде, но Тор замерзал слишком быстро и ему надоедало. Сам же Локи никогда не ощущал холода.

Он хотел бы, чтобы Тор сейчас был рядом. Возможно, Тор бы заставил его вернуться, хотя бы на некоторое время, вернуться назад и притвориться, что у них все хорошо. Возможно, они смогли бы избежать тех перемен, которые, Локи чувствует, поджидают его впереди, они могли бы задержать их попросту игнорируя или применяя самообман. Потому что перемены придут, он в этом уверен. Что бы ни ждало в конце пути, уже ничего не будет таким как прежде, никогда.

Среди деревьев не темно: он ясно видит тропу в снегу, поскольку лунный свет просачивается сквозь ветви над головой и освещает все вокруг. Его окружает мирная тишина. Он слышит хруст своих шагов и больше ничего. Он спит у подножия деревьев, кутаясь в плащ, согреваясь магическим светом, который едва ли дает какое-то тепло. Он пересекает тропы различных животных, находит убежище в пещерах медведей, и звери никогда не причиняют ему вреда. Белые стволы и ветви сходятся над его головой и строят стену вокруг него, мягкую и прекрасную.

Ему очень нравится здесь, и он не чувствует себя одиноким или потерявшимся. Он все еще не видит, что это лишь первый шаг на пути, по которому уже не повернешь назад.

Ворон каркает над его головой, наблюдая за ним умными острыми глазами. Он перескакивает с ветки на ветку. Он следит за Локи оценивающим расчетливым взглядом, словно это уже испытание, которое тот должен пройти, и это легко может оказаться правдой. Он следует за птицей, потому что знает, ворон ведет его туда, куда ему нужно попасть.


XLIX
Элдред ждет его, словно связан с ним, будто Локи всегда было суждено пройти этим путем.

Маг выглядит иссушенным, но точно определить его возраст невозможно. У него хитрые глаза и вызывающая тревогу полуулыбка. Когда Локи доходит до хижины, которую Элдред построил сам, видит его изношенные одежды, разочарование и сомнения выпускают свои когти. Его временное пристанище – тесная комнатушка в задней части хижины – так разительно отличается от того, к чему он привык под высокими сводами дворца в Асгарде, и он думает, как бы Тор сейчас насмехался, что его щепетильности придется встретить свой конец здесь.

Элдред особо не расспрашивает, он направляет Локи отрывистыми словами и жестами, похоже, он не привык болтать, и Локи не может винить его за это. Элдред зовет его по имени, хотя Локи не представлялся, но и не ведет себя соответственно титулу Локи, это вызывает одновременно раздражение и облегчение.


L
Дни напролет они только и делают, что наблюдают за животными. Они неподвижно сидят на вершине скалы, пока дни сменяются ночами, и луна истончается до бледного узкого разреза на небе. Мороз карабкается вверх по их конечностям и приковывает их к скале, словно они ее часть. Дикие животные безбоязненно пересекают поляну перед ними, а они тихо наблюдают. Элдред не давал ему заданий, и Локи безмолвно изучает рисунок полета птиц, как они снижаются, когда они садятся на землю, их движения в плавном полете, и в его уме отпечатывается каждый взмах крыльев, каждый штрих пера.

Он знает, что это урок, в котором требуется столько же терпения и послушания, сколько и в магии.

Познай то, что ты хочешь использовать для своих целей, шепотом говорит ему Элдред, и это не звучит как человеческий шепот, это больше похоже на то, как ветер свистит в голых ветвях. Как ты можешь стать одним из них, если ты не знаешь их природу?

Локи с болью в груди думает, что это должно быть урок, который он провалил, когда был среди своих.


LI
Он теряет счет времени. Само понятие времени неизвестно здесь, его следы не оставляют отпечатков вокруг них.

У него занимает недели или даже месяцы, чтобы трансформировать свое тело в сороку, и Локи едва не ломает шею при первой же попытке взлететь.

Другие заклинания и наговоры приходят постепенно, они темные по своей природе, искаженные и запрещенные. Они просачиваются в их занятия словно черная грязь, но в них есть своя искра и нечто знакомое, чему Локи рад. Они коренятся глубже, но в нетвердой почве, хаотично разрастаясь и выпуская побеги, появление которых он до сих пор не может предугадать.

Изменения затрагивают не только его тело. Сила, которая струится по его венам, искажает что-то в потайных уголках его разума, смещает струны в его сердце, вьет жгуты из нервов, пока их порядок не начинает подходить целям сейд, пока в нем не появляется нечто, взывающее к ней, звучащее с ней в унисон. Иногда он верит, что она живет своей жизнью, ужасное жуткое существо, которое он разбудил, и оно требует свою долю, свой собственный путь, и поводок выскальзывает из пальцев Локи. Его смывает безжалостный сильный поток, и чем больше он барахтается, тем больше сейд опутывает его.

Элдред ведет его не подгоняя, словно маячащий впереди болотный огонек. Он пропускает магию через него, направляя его невидимыми пальцами, прощупывает его разум и измеряет глубину его сердца. Локи презирает это вторжение в личное пространство, в участки, которые он хочет сохранить неприкосновенными ото всех. Он страшится того, что Элдред может найти там, что он с этим сделает, преобразит, раскрошит на куски, пачкая все чистое, что осталось в нем.


LII
Заклинание, которое он создает именно того рода, из-за которого на сейдконах (6) клеймо позора и разврата. Он один в хижине, наконец избавившись от ненавистного присмотра Элдреда. Это желание зрело в нем целый век, самому исследовать и попробовать свои возможности, окунуться в поток и испить из его вод. Он хочет отыскать путь, чтобы заставить ее работать, чтобы подчинить ее себе без помощи Элдреда, чье постоянное присутствие вызывает в нем лишь негодование, но она не уступает и явно сильнее. Он захлебывается от одного глотка, капли темной магии опаляют и выворачивают его легкие, скребут его грудь изнутри, каждое неприрученное заклинание словно удар кнута по его плоти. Из его горла вырывается звук, который принадлежит не ему, как и слова, стекающие с его губ; слова, которые он никогда не знал, слова, которые он забыл и слова, которые он должен был бы узнать гораздо позже, сейчас они приходят к нему по приказу, который отдал не он.

Теперь он это понимает, но уже слишком поздно. Элдред приоткрыл дверь и оставил его стоять на страже, а он самоуверенно распахнул ее шире – но все, на что хватает его сил охранять, это крошечная трещина, а не проход, который он только что открыл. По-настоящему он всегда страшился лишь одного: что если он потеряет контроль над собственным телом и разумом, что если кто-то другой будет держать поводок в своих руках, и сейчас происходит именно это. Он не уверен, что сможет оправиться от этого. Черная магия течет сквозь его разум темными волнами, сокрушая его неподготовленный дух, клетку за клеткой, сегмент за сегментом, и он знает, что больше никогда не станет прежним. То, что останется больше нельзя будет назвать личностью.

И, утопая, он внезапно слышит, как другой голос присоединяется к колдовству, чувствует силу, которая останавливает поток, сгибает его и в конце концов поворачивает в том направлении, в котором Локи так и не смог. Он чувствует, как чужие руки тянут его, хватаются за одежду, тащат за руки и ноги, но ему уже все равно.

- Ты глупый мальчишка, – он слышит голос Элдреда, просачивающийся сквозь шум потока в его ушах, – ты думаешь, что можешь сам делать то, что всегда делали только двое?

Затем следует отдаленно знакомое ощущение, что в него проникли и заполнили, и сквозь отвращение он чувствует, как его затапливает облегчение, бьет ему в грудь, как волна чистого наслаждения. Он не кричит. Порванные в клочья голосовые связки будто слиплись у него в горле

Он знает, этим Элдред что-то показывает ему, и это не наказание, а урок повиновения. Его разум размягчается и крошится, медленно распадется на куски, словно древесина в огне, и рассыпается в пригоршню пепла. Слова, которые метались в нем до этого, ударяясь в хрупкие стенки и разрушая их, сметая все на своем пути сквозь его дух и тело, теперь пребывают в ужасном и в то же время прекрасном порядке, и наконец Локи понимает, каким глупцом он был, полагая, что когда-либо сможет стать чем-то большим, нежели смиренным вместилищем этой силы.

Его тело сотрясается от каждого толчка и рывка, мышцы сокращаются вокруг вторжения Элдреда. Его тело трется о песчаную поверхность земли, и он постепенно распадается на части, и в какой-то момент просветления он думает: что-то от него все же останется в этом нечестивом месте. Во время кульминации его губы движутся, будто по своей воле.

- Тор, – имя срывается с его губ инстинктивно, привычное завершение, чтобы обозначить финал, но теперь это слово пустой звук, и на его языке привкус опилок. Он не помнит тяжести молодого тела на своем, веса сильной руки поперек своей груди. Он позабыл это чувство, когда хочешь, чтобы никто и никогда не брал тебя, кроме одного единственного.

Он перекатывается на бок. Отстраненно чувствует жаркую струйку, стекающая по изгибу его задницы, и одновременно улавливает душный пьянящий аромат почвы, и его разум пытается ухватиться за обрывки давно ушедшего другого запаха. Возможно, именно так и работает сосуд, тупо думает он, вот что остается после всего: сухость, пустота, так разительно отличающаяся от его прежнего опыта, от постоянно возрождающегося желания того, кем он никогда не должен был обладать


LIII
Времена года в этом месте капризны, Локи скоро узнает об этом. Они приходят и уходят, сменяясь иногда за один день, а иногда, кажется, длятся целое десятилетие. Никто не ведет подсчетов, сколько он прожил на вершине горы. Даже дни и ночи изменчивы: они длятся непредсказуемые отрезки времени. Быть может, иногда задумчиво размышляет, мир вокруг изменился, прошло время и о нем забыли.

Быть может, уже нет и Великого Древа.

В его мыслях о том, что самого мира может не быть, нет облегчения, нет острой боли, ни зависти, ни гордыни. Было предсказано, что это его долг, повалить Древо.

Он до сих пор помнит взгляд единственного ока Всеотца, пронзительный, расчетливый, когда Локи, в стремлении понравиться и угодить, показывает представление, впервые используя свою сейд: ледяной Иггдрасиль. В том взгляде, наблюдающим за ним, оценивающим его, был дикий огонь надвигающегося страха.

В конце концов, все они знают старое пророчество о конце всего сущего.

Он хочет посмотреть, как всевидящее око Одина округлилось бы теперь, когда его сейд эволюционировала. Временами он мечтает об этом, о надвигающемся страхе, о поваленном Великом Древе, о высвобожденной сейд, о доказательстве, что он может обладать той же степенью величия, что и Тор, разве что только другой природы.

Иногда он просыпается в слезах.


LIV
Он не уверен, что мир действительно изменился, но он кажется скучным и бесцветным даже когда он оставляет позади снежное покрывало на вершине горы. Теперь в его глазах золотое сияние Асгарда не более чем фальшивый блеск меди, а само королевство кажется маленьким.

Новость о его возвращении опережает его, но ему нет до этого дела. У него есть время, чтобы упорядочить собственные чувства, укрепить себя перед встречей с теми, кто когда-то был дорог его сердцу. Он не знает, так ли это до сих пор. Их лица – черновые наброски углем на стене его памяти. Его отец, его мать, Тор.

Тор.

Желчь предвкушения поднимается до самого горла, и он не может решить, настоящее ли оно или всего лишь отпечаток старого чувства, которое он больше не ощущает в себе.


LV
Он обнаруживает, что кое-что неизменно до сих пор: невзирая на все, что он говорил сам, невзирая на все, что он видел сам, никакое количество лжи не может превратить правду в ложь.

Тор.

Достаточно одного лишь взгляда, и оковы, которые, как он вообразил, более не существуют, вновь захлопываются на нем.

Такое с ним впервые, он смотрит на них и находит, что они чудовищны в своей нежности.


LVI
Проходят недели, прежде чем у Тора выходит застать его врасплох, впрочем, Локи теперь скользкая штучка. Он приходит и уходит так, словно его подхватил ветер и унес прочь, и никто не имеет понятия, когда и куда он устремился. Он просачивается сквозь трещины в стенах и ускользает в щель под дверью.

Новости и слухи резво расходятся во все стороны, он быстро это усвоил, так как не единожды это происходило по его замыслу. Вероятно, этот раз ничем не отличается – но даже он не может сказать: его спусковой крючок гораздо сложнее теперь, гораздо чувствительней, чем когда-либо до этого, и никто не видит руку, которая сталкивает камешек с обрыва, чтобы он перерос в лавину под конец. Он хочет увидеть разрушения, которые она может нанести, даже если в итоге она возможно обрушится ему на голову – как это обычно и происходит, если в уравнении появляется Тор.

Тор охотник, Локи вспоминает об этом сейчас, когда его брат подстерегает его за углом. Тор не прикасается к нему. Из боязни, что Локи ответит отказом. Интимной близости его тела достаточно, чтобы провернуть хитрость, достаточно, чтобы Тор поверил, будто Локи смягчился. Едва сдерживаемый гнев идет рябью под золотистой кожей, и губы Локи кривятся в ухмылке.

- Как ты мог позволить ему?.. – Есть даже что-то милое в том, что Тор не может договорить до конца из-за душащего его гнева.

- Почему бы и нет? – с вызовом бросает Локи. Ярость Тора сочится сквозь поры, и вновь раздувает еще не до конца остывший пепел удовольствия в животе у Локи.

Он все еще ухмыляется, когда Тор пробивает насквозь стену рядом с его головой. Один взмах ресниц, вот и вся его реакция.

- Никто не смеет прикасаться к тебе! Никто другой!

Локи откидывает голову назад, хитро смотрит на Тора из-под полуприкрытых век.

- А что бы ты сделал по этому поводу? Отправился бы в горы и схватил Колдуна за шею? Стал бы на отцовский помост и провозгласил бы, что я принадлежу только тебе? Ты бы хотел, чтобы на мне была метка с твоим именем, брат? Хотел бы заклеймить меня, как быка?

Тор лишь молча глядит, потому что ответ “да“, он бы сделал все это и даже больше. Вместо этого он хватает Локи за волосы на затылке и оттягивает назад, а сам приникает к бледному изгибу тонкой шеи и кусает ее, потому что это единственная метка, которую он может поставить на Локи.

- Ты думаешь, ты единственный во всем мире? Иногда я просто ищу кого-нибудь, кого-угодно, чтобы переписать следы, которые ты оставил на моей коже, потому что я больше не могу их выносить. Мне нужен чей-то другой запах на мне. Я не твоя собственность. Ты не владеешь мною, Тор.

Это не ложь, хотя он видит, какое Тор прикладывает усилие, чтобы она стала таковой. Есть какая-то ирония в том, что он, с другой стороны, хочет, превратить собственную ложь в правду.

Это не ложь, но в этом возможно больше желания, нежели правды. Он стремится выяснить, есть ли кто-либо еще где-то там, кто может подарить ему то же удовольствие. Ему хочется верить, что он может прожить без Тора, что его мир не ограничивается Тором.

- А что если бы хотел? Что если бы я хотел этого в обмен на то, чтобы ты владел мною? – шепчет Тор в его кожу, прямо в нервы и клетки и струны, которые всегда принадлежали ему, и смешок застревает в горле Локи, словно откровенное желание.

Это знание должно быть победой: Тор привязан к нему, вопреки всем доводам разума Тор принадлежит ему. Но в этом есть и доля иронии: момент победы является и моментом поражения, потому что эта связь не может быть односторонней, а Локи не может превратить ложь в правду.

Он не понимает, как Тор может хотеть кого-то столь искаженного и подлого. Это пугает его, потому что каждой навязчивой идее, каждой страсти однажды приходит конец. Однажды Тор проснется и увидит его, кем он на самом деле является, потому что никакое притворство не может длиться вечно, он хорошо это знает. Тор увидит то, что другие увидели еще столетия назад, и Локи страшится этого, к подобному нельзя быть готовым.

- Возьми меня, брат… возьми меня… – стонет он, пока руки Тора рвут его мантию, дотрагиваются до его кожи, возможно и до его сердца тоже. Еще одна ложь рвется из него наружу, вертится на языке. – Возьми меня так, чтобы ты никогда не захотел никого другого, кроме меня.

Но быть может он имеет в виду что-то другое. Быть может он имеет в виду это: так чтобы я никогда не захотел никого другого, кроме тебя.


LVII
Каждый раз, когда они это делают, каждый раз, когда пытаются урвать кусочек друг от друга, это на вкус как победа. Он оставляет злые отметины на коже Тора, следы любви и ненависти, и они являются красноречивыми знаками греха, который они держат в тайне, но Локи хочет объявить о нем всем, чтобы каждый знал, что он развратил золотого принца в этого грешного зверя, который ищет наслаждений в своем собственном брате. Его разочаровывает, что его собственный триумф оборачивается поражением для других людей, а его выигрыш никогда не станет выигрышем и для других. Его победы вызывают сомнения, как и все остальное, что касается его.

Он подгоняет Тора, хотя его брат и так толкается в его тело, будто лишившись разума, он просит о большем, даже когда чувствует больше боли нежели удовольствия, потому что чем ниже Тор падает, тем ближе он к Локи. Потому что выше сам Локи не поднимется никогда. Потому что за всем этим стоит неумолимая правда: нет такого количества лжи и уловок, нет таких личин, которые он может примерить, чтобы они могли поднять его туда, где находится Тор.

Он готов запачкаться и разрушить себя, если таким образом он сможет запачкать и разрушить Тора. Не имеет значения, что для того, чтобы затянуть Тора вниз и утопить его, ему тоже придется утонуть, ему нужно нырнуть даже глубже и держать того за щиколотку и ждать и отсчитывать секунды, вдохи, пузырьки, убегающие вверх. Наблюдая за дразнящими бликами солнечного света на поверхности.

@темы: Thor, Loki, фанфик, статус: закончено, объем: миди, movie: Thor, рейтинг: NC-17

---

Мы падаем вместе (миди, перевод, ТороЛоки)

[AVO Cor]

Название: Мы падаем вместе
Переводчик:  AVO Cor
Оригинал: “United we fall“ by thefirstwhokneels, разрешение на перевод получено
Фэндом: "Тор" (фильмы), скандинавская мифология и культура
Жанр: drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Тор/Локи, Локи/Тор, Один, Фригг, ОМП
Категория: слэш
Размер: миди (18 911 слов в оригинале, 17 698 слов в переводе)
Размещение: только с разрешения переводчика
Предупреждение: горизонтальный инцест
Краткое содержание: Позже, когда Локи пытается определить точку отсчета, с которой все покатилось под откос, он думает, что все это, возможно, началось еще с самого начала. Началось невинно. Но невинность теряют, всегда.
Это эволюция (или деградация) отношений между Тором и Локи на протяжении веков.
Примечание 1: Примечания переводчика в конце текста (перевод из различных источников)
Примечание 2: работа с ЗФБ 2018 в команде WTF Loki 2018
Размещение: только с разрешения переводчика

XXI
Как маленький грызун, родившийся и выросший в темноте, все, о чем он когда-либо мечтал – это свет, а Тор образец всего того, кем Локи не является.

От сияния его улыбки желудок будто проваливается в пустоту, Локи тянет к ней, хоть он и страшится ее власти. Она пульсирует волнистыми колебаниями словно мерцающее магнитное поле Мьёлльнира, словно землетрясения, которые он создает пробудившись – она пробирает Локи до костей, срывает с них плоть и сдирает кожу. Он не знает почему, не понимает, что все это значит. Он не может дать названия этому трепету струн своей души. Ему известно лишь одно: удушающая ядовитая горечь, когда улыбка адресована кому-то другому, любому, но не ему.

Он не хочет подобного пожизненного плена, вечно наблюдать за Тором, будто привороженный. Он всегда завидовал ему, теплу и золоту, и летнему голубому небу, стеблям сена, огню и теплу и жизни. Когда Тор рядом, ему никогда не холодно, никогда не страшно.

Но он видит себя глазами Тора: брат, который всегда полон недостатков, хилый, вечно отстающий, тот, кого он любит, потому что они семья, кого он привык любить на протяжении веков до того самого момента, пока не задастся вопросом, зачем он это делает.

Он видит, как это удобно Тору. В конце концов, разве можно оценить свет, если нет тени?


XXII
Когда Тор приходит к нему в комнату и рассказывает Локи, что последняя цитадель невинности пала и успешно завоевана, Локи только пожимает плечами. На его лбу морщинка, будто выжженный знак, будто тень от ожога на сердце.

- Пойди и найди еще одну, вместо того, чтобы хандрить тут, – перебивает он, у него кончается терпение притворяться, что боль не отдается в душе.

- Это будет бессмысленно. Я... все время… каждый раз… пожалуйста, не насмехайся надо мной за это, Локи, я знаю насколько это неправильно…

Тор делает шаг. Он возвышается в центре комнаты Локи, залитый светом факелов, установленных вокруг, множество его теней ложатся на стены, забираются в каждый угол и каждую щель, и Локи думает, что это правильно, потому что Тор часть всего этого каждой своей клеточкой и каждой жилой, каждым ударом сердца. Он видит, что-то гложет Тора и это заставляет Локи умолкнуть и выждать.

- Я думал о тебе.

Его сердце бьется о ребра с такой силой, словно хочет вырваться наружу, и на мгновение Локи желает, чтобы это произошло. Потому что сердца полны порока.

Едва разбирая, где сон, а где реальность, сквозь шум крови в ушах он думает, да, каждым ударом сердца.


XXIII
Щетина на подбородке Тора стала жестче с тех пор, как они, годы назад, прекратили прикасаться друг к другу. Она царапает кожу Локи, от нее немеют губы, и он думает, как его язык сумеет позже найти путь обратно, чтобы коснуться их, облизать, чтобы облегчить боль, и он улыбается прямо в поцелуе. Тор теперь совсем другой на вкус, более жесткий и отдает мускусом, и Локи с сожалением думает о всех этапах взросления, через которые проходил Тор, медленно превращаясь в идеал всех асгардцев. Он размышляет о том, как жалеет об утраченном шансе сравнивать каждый следующий этап с предыдущим, чтобы прослеживать разницу не только глазами, но и каждым нервным окончанием. И все же руки Тора так естественно ложатся на узкие бедра Локи, выступы костей попадают ровно в нужные впадины, и громкий сдвоенный стон такой же естественный. И правильный, наконец без привкуса горечи на языке.

Локи прикасается украдкой и разжигает огонь ловкими пальцами, так словно плетет заклинание, в каждом движении нежность и коварство. Сквозь надвигающееся возбуждение, сквозь застилающее разум неверие, что все это происходит, что тайные желания однажды могут исполниться, он точно помнит лишь одно: он ошибка. Что бы они ни делали вместе, это лишь докажет его неправильность и не испортит величие Тора. Он убежден, что бремя подобного греха со временем растворится в сердце Тора, тогда как его сердце оно очернит навсегда. Он на секунду задумывается о Мьёлльнире, будет ли могучий молот считать Тора все еще достаточно достойным, чтобы поднимать его.

Он задается вопросом, можно ли выдержать столь тяжелое бремя. Сможет ли он усовершенствовать искусство обмана до такого уровня, что будет лгать самому себе и все еще верить в это.

Он страшится того дня, когда Тор осознает, каков он на самом деле, насколько он искажен и грешен. Он хочет знать, возложит ли в тот день Тор всю вину на него за это извращение.

- Мы не должны этого делать, – говорит он. Его ладонь кружит по груди Тора, и это скорее обещание, нежели отказ. – Мы или боремся и похороним это навсегда, не позволив страсти разрушить нас, или же можем… нет, я не в силах даже произнести.

- Что? Скажи мне, Локи, потому что не прикасаться к тебе это не вариант.

- Уступить страсти. Но мы не можем так поступить, это не правильно!

- Локи… – руки Тора крепкие и сильные, но Локи ускользает, он может быть водой, он может быть южным ветром, когда захочет. – Только один раз, только один этот раз.

- Нет, Тор. Ты не можешь прикасаться ко мне. Это неправильно. Это безумие.

И каждое слове это ловко передвинутая фигура на доске, потому что еще десятилетия назад он узнал, что слова могут быть сильнее грубой силы. Слова могут создавать и разрушать королевства, они могут развязывать войны и так же легко прекращать их. Он знает, что Тор слышит лишь одно, что ему не разрешено прикасаться. А Тор никогда не мог держаться подальше от того, в чем ему отказали.

- Мне плевать. Мне все равно, – бормочет Тор ему в шею.

Слова еще не упали на дно разума Тора, это может занять столетия, но однажды они там будут, Локи знает, что они достигнут дна. И когда это случится, они пробудят сожаление.

Но сейчас, в этот искусно спланированный, наполненный ложью миг, Локи закрывает глаза и представляет, что это означает: Мне все равно, даже если ты ошибка.

И он понимает, что отдал бы все, лишь бы это было правдой.


XXIV
Его ногти впиваются в спину Тора, но тот, кажется, не против. Возможно, он даже хочет каких-то отметин, чтобы запомнить эту ночь, сокровище, которое он будет ревностно хранить от всех остальных, так же как Локи хочет его крови под своими ногтями – красные полумесяцы, которые он вычистит позже.

Локи хватается за изголовье, на мгновение его глаза закрываются от сладкой смеси боли и наслаждения. Его горло настолько пересохло, что он сомневается, сможет ли издать хоть один звук. Он до сих пор ощущает вкус Тора у себя во рту, и с возбужденным урчанием он проводит языком по чувствительной плоти и прикусывает внутреннюю сторону своих губ, чтобы сдержать стон, когда он думает о том, как он получил его. Тор толкается в него с особенной смесью нежности и грубой силы, и Локи не может отвести от него взгляд, от его позолоченной солнцем кожи. Мышцы на его руках и торсе сокращаются и расслабляются, и сокращаются снова, и это прекрасно, под ними волнами перекатывается сила. Тор не отпускает его взгляд, даже в тусклом свете Локи может уловить прозрачную синеву его глаз и невысказанная любовь, что связывает их, сжимает ему сердце. На губе Тора капелька крови, он закусил ее чтобы не кричать слишком громко, и Локи натягивается как струна, чтобы приподнять голову и слизать её, выпить кровь, которую они делят на двоих в своих венах. Словно горячий источник его греет мысль, что это ради него Тор пустил свою собственную кровь. И он уже близок к тому, чтобы понять это стремление, эту извращенную тягу. В этот миг он не отдает себе отчет, как точно это описывает их отношения и как это повлияет на них в дальнейшем.

Он уже один раз кончил Тору в кулак и сомневается, что сможет достичь разрядки еще раз, но как раз тогда Тор неожиданно попадает в чудесную чувствительную точку внутри него и звезды вспыхивают за его веками. Это словно медленно нарастающее давление, что постепенно и уверенно рвет его тело на части, удовольствие, которое устраивает короткое замыкание и взрывается в его нервных окончаниях. Его первый оргазм был коротким и острым, как игла, пронзающая мыльный пузырь, но этот совсем другой. Более того, он даже не уверен, сможет ли тело выдержать его, этот оргазм словно прибывающая вода заставляет Локи медленно захлебываться. Он не осознает всех тех звуков, протяжных гласных и согласных, которые вырываются из его рта и не имеют ни малейшего смысла. Где-то за пределами своего сознания он ощущает руку Тора, обвившую его член, и он шлепком отталкивает её, потому что так все закончится слишком быстро. Он хочет, чтобы его клетки медленно плавились от жара, хочет непрерывного распада на части, даже если это опустошит его разум навсегда. Он выгибает бедра под таким углом, чтобы головка члена Тора продолжала тереться об эту точку каждый раз как тот движется внутрь и наружу.


XXV
С губ Локи срывается вздох, но не струится дальше, а задерживается вокруг его рта долго, как дым, который не рассеивается, и в звуке Тору слышится слово, так похожее на настоящее: “Брат.“

Оно тише шепота, оно погибает прежде, чем полностью появляется на свет, но его эффект застает Тора врасплох. Его тело содрогается, он знает, что он близко, так близко, и все же, какая-то часть его желает никогда не достигнуть финала. Он чувствует взгляд Локи. Его рот приоткрыт, а глаза расширены будто в постоянном страхе. На его лице выражение тихой боли, оттененной чем-то еще, что Тор не может назвать никак иначе как блаженство. Его тело содрогается в спазмах, и по одному взгляду на его лицо, по изгибу его спины Тор знает, Локи кончил во второй раз. Одной рукой он держится за кроватный столбик так, что побелели суставы, потому что ему кажется, будто это его единственный спасательный круг, и если он крепко за него не ухватится, то утонет в волне белого, пенного, бурлящего удовольствия.

- Брат, – звучит снова, и ни один не уверен, кто произнес это, возможно, никто из них, возможно, оба.

Тор запрокидывает голову, вбиваясь все сильнее, вбиваясь словно сумасшедший, накатываясь на Локи, словно приливный вал, сухожилия и вены проступают на его шее, и он воет на одной ноте, которая звучит так, будто из его горла вырывается ветром древний плач.

- Локи! – И имя брата срывается с его губ как молитва, и Тор повторяет и повторяет его, пока сам срывается внутрь него, повторяет даже потом, когда они неподвижно лежат друг на друге, потому что ничего не может с собой поделать, это волшебное слово, четыре буквы, которые принимают форму самого совершенного создания во всех Девяти Мирах. – Локи. Локи. Локи!

И на миг он каменеет от понимания, что его сердце будет срываться каждый раз при звуках этого имени, потому что так и есть, они действительно безупречны и невыносимо прекрасны.

Так как сейчас больше никогда не будет, внезапно понимает он, и будто сами по себе его руки обвиваются вокруг Локи, словно тот собирается ускользнуть от него. Эти мгновения, эти безмятежные дни – они пролетят и больше никогда не вернуться.

Где-то в самом своем нутре он чувствует, как надвигается тьма, которая больше не уйдет, что этот миг особенный, и подобной чистоты, подобной невинности больше никогда не будет. Под покровом ночи вместе с одеждой они освобождаются от страхов и тревог и от всего, что они при свете дня считали неправильным. Сейчас это просто Локи и Тор, просто двое сердец, которые не боятся отважиться на что-то большее. Это так легко в священный ночной час. Тор не желает думать о наступлении утра, о просачивающемся сквозь занавески свете, о смешанном дыхании, о бедрах и пальцах, пойманных в ловушку между простынями в результате действий, неприемлемых между двух братьев. Он не хочет думать о сожалении, о скрытности, о лжи, об отрицании.

Есть ночью что-то такое во взгляде Локи, что сковывает льдом сердце Тора. Что-то эфирное, зыбкое, что-то неуловимое, не принадлежащее этому миру. Что-то поющее о потере, о героях, преследующих тени, любовниках, превращающихся в камень, в бесплодные деревья, в свет, насмешливо струящийся сквозь ветви. Он думает, что Локи мог быть ими всеми, тенью под скалой, росой, высыхающей под солнечным светом. Это влечет его к Локи: горькое знание, что он никогда не сможет узнать его полностью. Владеть им полностью. Вероятно, даже не сможет удержать его навсегда.

По ночам, когда единственным источником света служат мерцающие звезды и их отблески в золотых шпилях, Тор видит неизбывную тьму и непрерывную рябь страданий под слишком бледной кожей; кожей, которая поглощает свет, и тот превращает ее в слоновую кость и алебастр, раскрашивает ее фиолетовыми тенями, в зеленый и серый, и голубые вены несут в себе боль и обиду и столько одиночества, что Тор никогда даже не мог себе представить, что столько может вообще существовать. Он зарывается пальцами в мягкие, нежные как хлопок волосы, и они обвиваются вокруг его запястий, эти змеино-шелковые, вороново-черные оковы, и Тор заставляет себя поверить, что они приковывают Локи к нему так же крепко, как он сам прикован к Локи.

В этот миг он понимает, что так будет всегда: он будет смотреть на Локи, даже когда его веки сомкнуты, потому что он просто не может не смотреть на него; прослеживать взглядом изгибы тела и голубые вены и абсолютную белизну в мазках лунного света, и каждый раз в его груди будет та же дрожь.

Внезапно он приходит к убеждению, что они будут заниматься этим многие, многие годы, и не важно, что он сказал перед этим, не имеет значения ни ложь, ни гложущее чувство вины, которое приходит с рассветом, они наверняка будут делать это целую вечность, даже когда все это начнет загнивать, даже когда это будет приносить больше боли, нежели удовольствия, потому что они не могут вырваться из этого замкнутого круга. Эта мысль в какой-то мере утешает, и Тор понимает, как все искажено, как отвратительно, порочно и разрушительно.

Возможно, это тот момент, когда он должен остановиться и развернуться, и уйти прочь, прежде чем станет слишком поздно, но вероятно уже слишком поздно. Вероятно, всегда и было. Потому что под слоем вины и грязи, что-то с щелчком встает на свое место, когда он обретает дом, проскальзывая внутрь своего брата.


Глава 3: Притяжение

XXVI
- Я скучаю по твоим историям, – бормочет Тор в подушку. Его кожа излучает жар в вечерних сумерках. – Ты их больше не рассказываешь.

Локи глядит в темноту. Они были разными, эти двое детей, делящие одну комнату на двоих и не ложащихся допоздна, чтобы поделиться секретами в темноте. Он привык рассказывать Тору истории, которые он полу-слышал, полу-придумывал, и Тор любил их больше, чем любые другие. Он помнит эти ночи, ритм дыхания Тора; именно Тор всегда засыпал первым, а Локи слушал его дыхание еще долго, прежде чем тоже погрузиться в сон, нить небылицы обрывалась на полуслове. Позже он скучал по этому звуку еще очень долго, когда они перебрались каждый в свои личные покои.

- В Мидгарде рассказывают одну историю, – неспешно говорит он. Его пальцы лениво проводят две линии на груди Тора. – Про две великие реки. Одна течет из далеких земель, ее вода темна, поток мощный и непрерывный. Она берет свои истоки в прошлом и пересекает скалистые земли, у ее русла строгие пределы, а течение неизменно и неумолимо. Вторая вьется среди болот и тенистых лесов, над ее поверхностью стелется туман и стекает каплями с когтистых ветвей. Она быстро исчезает во мраке впереди, когда вливается в будущее. Они встречаются там, где еще ничего не определено, где все сущее живо и в то же время мертво.

Дыхание Тора овевает его лоб, и Локи думает: о, как я по этому скучал.

- Если испить из первой реки, то вспомнишь и узнаешь все, что когда-либо было известно в мире. Вторая же – река забвения. Души умерших пьют её воду, чтобы забыть свою прошлую жизнь.

- Какая странная история, – бормочет Тор. Его рука игриво обвивает плечи Локи. – Я знаю, что ты бы испил из той, которая сделает тебя всезнающим. Но тогда что бы ты делал со всеми своими книгами?

Локи хихикает и тычет Тора в бок. Тор перекатывается и утыкается лицом в изгиб его руки.

- Кто же добровольно станет пить из второй реки, в любом случае? – спрашивает он, и Локи может лишь пожать плечами.


XXVII
Всем известно, что он умело обращается с оружием дальнего боя, что он смертельно опасен с кинжалами и с копьем. Он знает, что это считается меньшей заслугой, нежели владение мечом или булавой, или умение наводить страх в рукопашном поединке. Его уклончивые движения на тренировочной площадке вызывают неодобрительные взгляды. Даже у Тора иногда такой же вид, и это всегда приводит Локи в отчаяние, толкая его за границы собственных возможностей до тех пор, пока зубы не прокусывают мякоть губ до крови, пока его мышцы не начинают гореть огнем, а сухожилия не дрожат на грани разрыва.

При свете дня они дерутся и борются, нанося друг другу удары и порезы, которые они зацелуют и обласкают ночью. Когда они тренируются вместе, Тор всегда останавливается, останавливает себя перед последним завершающим ударом, прежде чем он может ранить Локи.

Он не знает, что именно этим он и ранит его больше всего.


XXVIII
При всей той магии, которой Локи владеет, есть кое-что, что он никогда не сможет наколдовать. Можно поменять форму, исказить, превратить в нечто другое, возможно изменить что угодно, но нельзя создать вещь из ничего. Он не может посеять семена зависимости в Торе. Он не может наколдовать в нем настоящую любовь.

Иногда он обдумывает эту навязчивую мысль, эту одержимость, голод, который грызет его кости, жажду схватить Тора, удержать его, разорвать на части и сожрать. Он задается вопросом, можно ли считать истиной саму идею, что если он завладеет Тором, он будет на волосок ближе к самой сущности Тора, к тому, чем Локи никогда не стать самому.


XXIX
У них гости из Альвхайма. Большой зал полон, а Тор пялится на него не скрывая интереса. Словно внезапный удар кинжалом страх пронзает внутренности Локи. Этот честный дурак разоблачит их грех своим простодушным поведением и сведет на нет все гигантские усилия, которые Локи приложил, чтобы сохранить это в тайне.

В известных ему землях магия сейд, которую он рискует практиковать, если и не запрещена, то по меньшей мере к ней относятся с подозрением. Он изучает старые фолианты, которые нашел в дальних альковах библиотеки, когда спустился вниз извилистым коридорами, по которым столетиями никто не ходил, он открыл город внутри города. Время здесь движется с иной скоростью, и когда он впервые отважился отправиться в залы, наполненные позабытыми знаниями, поиски обратной дороги заняли всю ночь. Он знает, то что он ищет не просто забыто, а вообще никому не известно. Укрываться от чужих взглядов – этим умением он овладел следуя указаниям в старых гримуарах. Быть невидимым даже для глаз Стража Врат, для самого Всеотца – это то, чего он раньше никогда не делал.

Сказано, что их личные покои, которые теперь становятся свидетелями поступков самой примитивной природы, укрыты от взора Хеймдалля, но все же Локи не доверяет этим словам в полной мере. Он не может подвергать собственную жизнь, жизнь Тора такой опасности.

Нет никаких гарантий, что это можно воплотить в реальности, но с терпением и стойкостью он втайне экспериментирует, искажая тело и разум до неузнаваемых форм, потому что они оба совершают непростительное мерзкое действо. У него не хватает храбрости представить, как Один воспримет известие о низменных желаниях, которые приводят его сыновей в одну постель.

А сейчас этот глупый болван в простоте своего ума разрушит все, над чем он так тяжко трудился.

Это всегда ставило его в тупик, то как Тор носится все время со своими чувствами, словно с драгоценностями, которые он завоевал в бою, а теперь забрал с собой домой, чтобы показать асгардцам, чем он смог завладеть. Он прикрепляет их на свой шлем словно красный плюмаж, покачивающийся над головой. Он выставляет напоказ не только свой гнев, но и свою печаль, а также свое разочарование, свою радость и страсть, свою боль, и он не считает это слабостью. Он не думает, что это то, что стоит скрывать, о чем нужно лгать, чтобы защитить себя, и Локи завидует ему. Завидует его наивности, его – и с ним это случается впервые – храбрости.


XXX
Они думают, что он ищет уединения, чтобы избегать людей, но они забывают о древнем нетронутом знании, скрытом в природе. Потерявшись в собственных мыслях, он уходит далеко в лес, и пребывает в благоговейном восторге от природы, часами напролет наблюдая за птицами, собирая травы, грибы и ягоды, безымянные коренья, применения которым больше никто не помнит. Он делает заметки, исписывает длинные свитки результатами своих наблюдений: о растениях, которых избегают все животные, о других, которые они собирают и прячут в своих норах. Иногда он спит в лесу, постелью ему служат мох и ветви и ароматные листья, а колыбельной – песня соловья, и животные не причиняют ему вреда. Сойки оберегают его сон, и их свист разбудит его, если что-то случится, но всякие твари тоже избегают его.

Он бог природы, он здесь дома.


XXXI
Он знает, что наконец достиг успеха еще прежде, чем спускается к Биврёсту, чтобы испробовать заклинание на Хеймдалле. Оно срабатывает. Он совершил то, что не удавалось прежде никому, и на мгновение он застывает там, глядя Стражу Врат прямо в глаза, и в его голове роятся бесчисленные возможности, которые перед ним открывает это новое умение.

Полосы Радужного моста вибрируют под его ногами, и он думает, что он уже не тот хороший мальчик, которого Хеймдалль однажды предупреждал. И снова ему им не стать, больше никогда, не с этим знанием.

Он хочет рассказать кому-нибудь, рассказать Тору, рассказать своей матери, его сердце на грани того, чтобы взорваться, но это победа для одного. До него медленно доходит, что подобное оружие никогда не должно быть открыто миру.


XXXII
Они оба знают, что если что-то взаимно, оно не обязательно оправдано или тем более праведно.

Тем не менее, есть в этом ощущение правильности и естественности. Как будто они делали это веками, в прежней жизни, и даже до нее, в жизнях, о которых у них не сохранилось воспоминаний, но ощущения остались, инстинкт влечет их друг к другу и они найдут друг друга в каждой жизни, которая может быть в будущем, в жизни после этой, и в следующей за ней.

Тор глядит на пряди волос, черную паутину, раскинувшуюся по его грудной клетке, как настоящая сеть паука, которую, и он это знает, его брат сплел вокруг него – звучит пугающе, но вокруг его сердца тоже. Щека Локи идеально ложится в выемку на его груди.

Тонкие губы движутся, Локи шепчет в тишине, теплый воздух бесшумно вьется над остывающей потной кожей Тора, и дрожь бежит вслед за ним. Тор думает, что это тепло – тоже магия, просто другого рода, приворот на его сердце, который соблазнил его и совратил. Посадил его сердце в клетку навсегда. Для этого Локи не нужно плести заклинание, размышляет он. Локи украл его сердце еще тогда, когда Норны только начали ткать нити их Судеб.

Это не беспокоит его. Не сейчас. Ни даже позже, это чувство ближе к беспомощности, нежели к сожалению. Он никогда не сожалеет.

Он считает, это печально, что Локи не знает, что Локи никогда не узнает, никогда не поймет, что ему не нужно колдовать, не нужно строить козни и плести интриги, ни постоянно что-то доказывать самому себе. Ему не нужно держать Тора, впившись в него всеми десятью ногтями, отчаянной крепкой хваткой, словно это Тор может развеяться дымом и искрами по одной лишь своей прихоти. Невзирая на все продуманные схемы и ловко сплетенные слова, которыми он владеет как оружием, Локи может быть иногда удивительно глупым, и Тор находит это настолько же тревожным, насколько и забавным.

- Хотел бы я понимать магию, – роняет он в тишине. Но на самом деле он имеет в виду: хотел бы я понимать тебя. Возможно это глупая мысль, но иногда он думает, что если бы он владел магией, он бы подобрал ключ к Локи.


XXXIII
Он превзошел ее. Это опустошающее, пугающее, ужасное чувство. Оно возникает и тогда, когда он смотрит на все с точки зрения фактов. Он знает точно, что хоть это и правильно, это не должно было произойти вот так.

Фригг одна из величайших ворожей в Асгарде; ее магия утонченная и мягкая, но в то же время наводящая ужас, когда в этом возникает нужда. Она удерживает идеальный баланс между крайностями, которых ее силы могут достичь, это идеал, который требуется Асгарду.

Он не был уверен, что сможет достичь этого, несмотря на все свои умения. Есть масса вещей, о которых он до сих пор ничего не знает, вещей, которые он намерен узнать, даже нарушая равновесие, и он не сомневается, что это вызовет беспокойство и неодобрение, но ничего не может с этим поделать. Жажда терзает его, гложет изнутри, это стремление расти, буять, как сорная трава, неухоженная и дикая, без всяких ограничений. Это единственная свобода, которую он знает здесь, увязнув в статусе, который был ему присвоен еще до рождения, в теле, которое не дотягивает ни до каких стандартов. С сердцем, предающим его собственную волю и тянущимся к тому, кого ему нельзя заполучить, которого он никогда не получит полностью, по-настоящему.

Это единственная свобода, которую он когда-либо получит.


XXXIV
Он смотрит вниз, между их тел, зачарованный зрелищем члена Тора, исчезающего в нем, мыслью о глубине, в которую тот погружается, и это вызывает чувство, от которого перехватывает горло. Он любит это так сильно, но думает, что возможно он не должен так делать. Он думает, что каждый толчок, который превращает его в примитивное, голодное существо, не должен наполнять его таким огромным удовлетворением, но это ширится в животе и просачивается глубоко в сердце, словно драгоценное зелье.

На поверхность всплывает старое воспоминание. В глубине души его терзает вопрос, словно заноза под ногтем, маленькая, но раздражающая. Вопрос застревает в зубах, забивает горло, мешая дышать, пока наконец не вырывается:

- Я стал тем, кого называют аргр? (2)

Тор прекращает двигаться, замирает глубоко в нем. Сквозь мокрые пряди, падающие на лицо, он глядит на Локи немигающим взглядом.
- Если ты делаешь это по любви, это нельзя клеймить как эрги.

Локи позволяет Тору приникнуть к нему в поцелуе, его разум хватается за то, что Тор не способен на ложь.

Только его сердце бьется в другом ритме.


XXXV
Он не знает, когда стало легче облекать слова в иные одежды, чем те, которые должны быть на них, с тех пор ложь стала легче срываться с его языка, чем правда. Это стало его второй натурой, и едва ли есть улыбка или жест, которые он показывает миру, без сложной схемы, таящейся под ними, без скрытого мотива или плана.

Иногда он выдает наружу тяжелую правду, которая звучит как легкая ложь, и это единственный известный ему способ признаться в чем-либо.

- Я люблю его нежнее, чем любой из вас, – говорит он друзьям Тора и прячет свое сердце за недоверчивым изгибом их бровей.

А иногда он целует Тора так, словно пытается вложить правду в рот Тора, правду, которую он не в состоянии сказать, правду, которую он искривил и изменил столько раз, что сам уже больше не помнит ее настоящую форму.


XXXVI
Когда они были детьми, они обнаружили подземелья под цитаделью. Локи знал их прошлое, знал рассказы о подземельях, где каждый закоулок, каждая арка имела свою собственную историю, ужасную историю, жуткую сказку. Тору нравились такие уроки истории гораздо больше, чем уроки их наставников. Коридоры вились лабиринтами, но Локи знал их как свои пять пальцев, и Тор много раз думал о том, что если Локи бросит его здесь, его найдут намного позже, чем он умрет от жажды и голода. И все же он следует за Локи, всегда следует и никогда не задает вопросов – он иногда размышляет, что это очень символично, как он будет всегда следовать за Локи, всю свою жизнь, участвовать во всех интригах, всех шалостях, следовать на длинной привязи своей любви. Может быть он действительно дурак, как Локи и говорит, но он позволит Локи вести себя, пока все не закончится смертельной раной в сплетении белых нитей лжи, веселья и похоти.

Позже они отдаляются друг от друга. Он хочет прекратить это, хочет встряхнуть Локи и спросить у него, замечает ли он это, растет ли дыра и в его груди, но он страшится ответа. Они всегда были словно два небесных тела, движущихся по своим орбитам вокруг друг друга: и как есть на самом деле, Тор следует за ним, или Локи следует за Тором, он ни за что не смог бы ответить. Возможно, оба варианта. Он всегда верил, что это никогда не изменится, это нельзя изменить, потому что судьба предначертала им этот путь. Планеты могут сойти с орбиты лишь со взрывом и опустошающим катаклизмом.

Иногда Локи сбегает в подземелья под дворцом, чтобы заняться магией, спрятаться от мира, спрятаться даже от Тора. Но Тор отыскивает его здесь и останавливается за углом, чтобы посмотреть, как Локи практикуется, послушать его голос, когда тот стекает со стен, словно холодный конденсат, который циркулирует в закрытом пространстве, пойманный там навсегда, являясь его неотъемлемой частью. Когда его обнаружат, а его всегда обнаруживают, они сольются в тенях ниши и погрузятся в тела друг друга, подталкиваемые желанием, и Тор увлечет своего брата туда, на сырой холодный пол, чтобы получить компенсацию за каждый час, который Локи провел там без него.

В подземельях нет ни звуков, ни естественного освещения. Этот мир живет сам по себе, вне корней и ветвей Иггдрасиля, и в эти благословенные часы они могут позволить себе верить, что во всем мире их лишь двое: Тор и Локи в пустом мире, и этот мир идеален. Подобная мысль полна боли, и она рвет сердце: они смогут мирно жить только если вселенная погибнет, когда не останется жизни кроме растений и животных, планеты завершат свой путь по орбите, звезды вспыхнут последний раз перед тем как остыть. Лишь в подобных крайностях они могут найти безупречность, которую разделят на двоих.


XXXVII
За его спиной начинают шептаться. Сейд вьется за ним, словно поднятая шагами пыль, и он узнает, насколько это отвратительно. Он практикуется вместе с Фригг в уединенных потайных местах ее сада, или сам в многочисленных убежищах, которые он обнаружил в своих скрытных путешествиях по Асгарду, безрассудно решив держаться подальше от людей. Теперь он стал умнее, он видит преимущества в том, чтобы затеряться среди них. Он пришел к выводу, что для того чтобы обмануть их, перехитрить и манипулировать ими, он должен знать их природу.

Каждое оскорбление отдает горечью в животе, и он ведет себя с каждым насмешливо, оплетая их словами своих песен и скользко-ехидных колкостей, выплескивая обиду на тех, кто достаточно остер умом, чтобы понять его. Они не понимают сперва, они не ожидают, что сын Одина, придворный шут, нанесет ответный удар и высечет их имена в вечности своими песнями. Они не ожидают, что младший сын, который не удался как мужчина, будет таким дерзким. Он наблюдает как тупое опьянение сменяется пониманием, и его затапливает восторг столь острый, словно кончик ножа.

Он облизывает губы, пытаясь поймать вкус ликования и ожидая почувствовать медный привкус крови, но обнаруживает вместо этого горечь яда.


XXXVIII
Люди сами строят себе клетки. Клетки из множества вещей, условностей, ожиданий, из вины и любви и страсти, из всего, чем они хотят обладать. Он держится на расстоянии от всего этого, отбрасывает любые привязанности (кроме одной конкретной, ее отбросить он не может) поэтому ему не приходится беспокоиться о потерях, но это одинокая жизнь. Как это ни парадоксально, размышляет он, свобода и есть его клетка. Он бегает в ней по кругу, кусая сам себя за хвост.


XXXIX
На границе с Йотунхаймом какие-то небольшие стычки. Варги (4) рискнули спуститься вниз с ледяных холмов на богатые тучные поля вдоль границ и устроили бойню, разорив запасы и уничтожив урожай. Тор просто помешан на том, чтобы взглянуть на это лично, у него просто руки чешутся испробовать себя в настоящих битвах, а не только в тех, что ограничены тренировочной площадкой. Локи присоединяется к нему по той же причине, но с другим оружием, и это первый раз, когда он использует сейд для оказания поддержки в битве. Он смотрит на выражения лиц их друзей, вес его слова сравнялся с ударом их оружия, и видит желание, всегда желание.

@темы: Thor, Loki, фанфик, статус: закончено, объем: миди, movie: Thor, рейтинг: NC-17

---

Мы падаем вместе (миди, перевод, ТороЛоки)

[AVO Cor]

Название: Мы падаем вместе
Переводчик:  AVO Cor
Оригинал: “United we fall“ by thefirstwhokneels, разрешение на перевод получено
Фэндом: "Тор" (фильмы), скандинавская мифология и культура
Жанр: drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Тор/Локи, Локи/Тор, Один, Фригг, ОМП
Категория: слэш
Размер: миди (18 911 слов в оригинале, 17 698 слов в переводе)
Размещение: только с разрешения переводчика
Предупреждение: горизонтальный инцест
Краткое содержание: Позже, когда Локи пытается определить точку отсчета, с которой все покатилось под откос, он думает, что все это, возможно, началось еще с самого начала. Началось невинно. Но невинность теряют, всегда.
Это эволюция (или деградация) отношений между Тором и Локи на протяжении веков.
Примечание 1: Примечания переводчика в конце текста (перевод из различных источников)
Примечание 2: работа с ЗФБ 2018 в команде WTF Loki 2018
Размещение: только с разрешения переводчика

Глава 1: Вершина

Лучи солнечного света. Аромат опавших листьев, влажных, привядших: намек на осень. Ветерок несет в себе какой-то привкус – старых времен, псевдовоспоминаний, и в груди Тора поселяется ощущение сродни предчувствию. С последними клочками света в воздух поднимаются жуки, и Локи, юный и будто сотканный из эфира, посреди облака кружащихся насекомых и гула крошечных идеальных крылышек, оборачивается и смотрит на него. Тор, застыв, глядит в ответ, на плащ из жуков за спиной брата: это похоже на крылья, черные крылья, или на тень. Солнце словно не может прикоснуться к Локи, оно соскальзывает с его гибкого тела, обтекает его со всех сторон, как чужеродная субстанция, но не освещает его самого. Тор стоит прикованный к месту, в благоговейном восторге от ониксового ореола волос Локи, и мир смещается со своей оси. Тор точно это знает, он полон пугающей его самого уверенности, что равновесие никогда не будет восстановлено, оно навсегда потеряно для него.

Вот как все это начинается.


* * *
I
Позже, когда Локи пытается определить точку отсчета, с которой все покатилось под откос, он думает, что все это, возможно, началось еще с их родителей, еще с самого начала. Началось по-детски наивно, невинно.

Но теперь он уже знает, что невинность теряют, всегда.


II
Они сейчас дети, как раз в том возрасте, когда самое страшное испытание, через которое им нужно пройти, это расшифровка и начертание рун. Они юны и им предстоит многое понять, множество вещей все еще представляют собой спутанный клубок в их умах. Впрочем, кое-что так никогда и не будет распутано, не для них. А другое, наоборот, будет разложено по полкам, вкривь и вкось.

Щеки братьев заливаются краской, когда они видят, как их родители целуются. Это не более чем легкое соприкосновение губ, проявление нежности, но это вызывает любопытство, потому что затем следуют взаимные улыбки, а воздух пропитан счастьем и уютом, мягким как подушка.

- Что в этом такого хорошего? В том, что мать и отец делают. – Локи всегда любопытен, вечно жаждет знаний, в то время как Тор сама храбрость – он по-прежнему ведет их навстречу приключениям и неприятностям, и Локи будет следовать за ним, но так будет не всегда.

- Может быть, люди, которые сильно любят друг друга выражают это таким способом?

- Значит, мне нужно целовать тебя в рот, когда я желаю тебе спокойной ночи?

- Думаю, да. Если ты целуешь меня в щеку, это означает, что ты любишь меня недостаточно сильно.

Это непостижимое умозаключение для Локи, таким оно и останется навсегда, хотя его бессмысленность пока еще не пугает его так, как станет пугать позднее.

- Давай попробуем, – предлагает Тор, они склонятся друг к другу, и в итоге выходит не более чем шумное клевание друг друга в губы. Оба недоуменно выгибают брови, стараясь понять, как же это ощущалось, хорошо или плохо, но по правде говоря, это ощущалось никак.

- Еще раз, – подстрекает Локи, и хотя в его глазах странный блеск, который, как знает Тор, предвещает неприятности, он срывается с места и вминает свои губы в губы Локи. Мгновение они неподвижны, а затем Локи, с шипящим звуком, впрыскивает полный рот слюны между его губ, и Тор с воплем отпрыгивает в сторону.

- Локи! – Он отплевывается и оттирает лицо, размазывая по нему чернильные пятна, в то время как Локи звонко хихикает и заливается смехом, и Тор сгребает его в охапку, и они катаются по ковру, как двое игривых щенков, сплошные вялые зуботычины и корявые затрещины.

Они еще не знают, но именно так невинность начинает гнить.


III
Они все еще очень юны, когда Фригг берет их с собой в обсерваторию в самом конце Биврёста чтобы они впервые встретились с недремлющим взглядом Стража Врат. Она рассказывает им, что Хеймдалль видит все на свете и даже больше, что благодаря его бдительному взору Асгард в безопасности. Тор впечатлен и считает это великим даром их золотому миру, но Локи обращает свой ум к тем темным местам, о которых, как он думал, знает только он сам. Если же Хеймдалль видит все, значит может видеть, где Локи спрятал маленькие безделушки, которые он украл у других детей и людей, и того отвратительного деревянного игрушечного воина, которого Тор обожал настолько, что проводил с ним больше времени, чем с Локи. Затем он думает о том, что Хеймдалль мог видеть его самого, преследуемого ночными кошмарами или…

Его сердце колотится в груди, потому что невозможность иметь секреты сотрясает основы его маленького мира.

Он глядит храбро, возможно даже с намеком на негодование, выражением, столь чуждым его юному лицу, и с вызовом спрашивает:
- Если ты видишь все, тогда какого цвета мое нижнее белье?

Хеймдалль выглядит ошеломленным, в то время как Фригг отчитывает сына, едва сдерживая смех.
- Локи, это не вежливо!

- Оно зеленое, мой принц.

В ужасе Локи прижимается ближе к матери, цепляясь за нее так, словно ее близость может уменьшить любой кошмар в его жизни. Он все еще не понимает этот страх, что осел глубоко в нем, но это становится бременем, от веса которого он не сможет избавиться на протяжении столетий, пока в конце долгого пути он найдет от него лекарство.

- Мама…

Рука Фригг мягко гладит его по волосам.
- Хеймдалль всего лишь шутит, дорогой. Твои личные покои сокрыты от его взгляда.

Его полный подозрений взгляд не остается незамеченным.

- Это было не сложно угадать. Похоже, вы предпочитаете именно этот цвет, Принц Локи, – Хеймдалль уступает, но Локи никогда не забывает этот день. Всевидящие глаза Стража Врат пугают его, и есть что-то в неровной улыбке Хеймдалля, что всегда будет беспокоить его, как секрет, который от него скрывают.

- Если ты хороший мальчик, тебе нечего бояться, не так ли?

Он кивает, но на самом деле он думает, что не всегда хочет оставаться таким.


IV
Они разные, Тор и Локи, это становится очевидным очень рано. То, о чем мечтает Тор, не пересекается с тем, что ценит Локи, но это не разводит их по разные стороны, как это будет потом. Это лишь служит источником для поддразниваний, и благодаря этому, благодаря событию, которое едва не заканчивается трагедией, Локи обнаруживает то, что он будет проверять потом снова и снова, пользуясь этим почти до полного износа: непоколебимое, не ожидающее подвоха доверие Тора к нему. Локи еще не понял его истинной ценности, он видит лишь различные способы, которыми может использовать его, и не ценит его просто за то, что оно есть. Это, возможно, никогда не изменится.

Когда Тор рассказывает ему о своих мечтах стать таким сильным, как Тюр, или сильнее, даже сильнее Отца, таким грозным, что порыв его дыхания заморозит сердца врагов, а удар его руки сровняет горы с долинами, Локи сочиняет небылицы забавы ради, чтобы развлечь их обоих.

- Я вычитал где-то, что если съесть три пинты (1) меда и полежать на солнце три часа, то станешь втрое сильнее на целых две недели.

Его губы кривятся в попытке удержать смех, потому как Тор ведь не настолько плохо соображает, чтобы поверить такой глупости, но на следующий день брат в точности следует совету. И это так похоже на Тора, его конечно же не удовлетворит стать втрое сильнее, если он может стать сильнее в семь раз.

Его находит одна из служанок в самом углу двора у Западного крыла, он лежит на солнцепеке и едва дышит. Фригг кричит на них несколько минут напролет, хотя она редко повышает голос. Она кричит и плачет, пока целители склонились над обезвоженным телом Тора, а Локи, онемев от страха, смотрит на безвольные руки брата на кровати, его губы, белые и сморщенные, как простыни под ним. Он глядит, застыв неподвижно, придавленный весом осознания того, что могло случиться, что он мог бы потерять навсегда. И, словно цветок, в нем распускается понимание, что мысли и слова имеют куда большую силу, чем просто мышцы.


V
Деревянный меч ощущается в руке как остро заточенная ложь, и он владеет им так, как позже будет владеть ложью. Своим мечом Тор владеет так, словно тот продолжение его души и сердца, а не только руки. Он побеждает монстров и безымянных врагов, призраков и саму тьму так, и Локи уверен в этом, как будет делать и столетия спустя. А Локи следует за ним по пятам, всегда – но он задается вопросом, где его место, разве позади брата, глядя тому в спину, ступая по его следам, или все же у противоположного конца меча Тора; не он ли безымянная и чуждая вещь, которой не место в Асгарде.

Он полагает, что возможно он первый, кто удивился, глядя на них обоих, как два брата могут быть настолько разными.


VI
С того раза, как они попробовали это впервые проходят десятилетия, хотя они стали лишь немногим выше и умнее, и Локи случайно застает Леди Фрейю с одним знатным мужем в роще позади ее дворца.

- Они целовались, но делали это по-другому, – рассказывает он Тору в тот же день. Он показывает, открывая рот и двигая головой влево и вправо, а затем снова влево, и это выглядит так забавно, что Тор начинает смеяться.

- Ты должен показать мне по-настоящему, – и Тор, вот же храбрец, берет его лицо в ладони и подставляет губы. – Только не плюй в меня!

Локи склоняется ближе. Пальцами он раскрывает челюсти Тора, и они, как две склеившиеся ртами рыбины, смущенно таращатся друг на друга.

- Наверное, мы должны двигать губами, – бормочет Тор прямо в рот Локи. Язык Локи проскальзывает внутрь, и они отшатываются одновременно.

- Эй, ты что делаешь?

- Что ты ел?!

Но они пробуют снова, это неумело и мокро, но они начинают улавливать суть.

- Ммм, а это приятно, – изумленно выдыхает Тор. – Ты вкусный, как десерт. Еще!
И следующий час они проводят в шальных поисках правильного способа.


VII
Это хорошее средство. Оно предотвращает их драки, а если у одного из них плохое настроение, это всегда помогает.

Тор заводит новых друзей, и Локи запирается в своей комнате все чаще и чаще.

- Да ладно, что ты все время делаешь с этими своими глупыми книжками?

- Глупыми книжками? Брат, если бы ты был книгой, твои страницы были бы чистыми листами.

Тор смеется, наклоняется и вжимает свои губы в губы Локи, его язык скользит внутрь, и они стонут в один голос.

- Да ладно, брат, – бормочет Тор, и Локи ничего не может поделать, как поддаться ему.

Это хорошее средство. Таким оно остается на долгие десятилетия.


VIII
Все знают, что Агмундр любитель ссор, и у него найдется нескончаемое количество поводов, чтобы оказаться среди четырех столбов на главной рыночной площади. Схватки насмерть длятся только до первой крови; после войны с Йотунхаймом Один запретил любые поединки со смертельным исходом.

Агмундр настоящий здоровяк, и едва ли имеет значение, что за оружие выбрано, он повергнет противника в славном, но неравном поединке.

- Почему они дерутся на этот раз? Что за обида? – спрашивает Тор. Они среди толпы, окружившей ровный квадрат, обозначенный толстыми каменными столбами в каждом углу. Рядом с Тором его новые друзья, и на лице Фандрала появляется ухмылка, его губы изгибаются вокруг слова, которое вырывается тихим шепотом.

- Эрги (2). Агмундр снова перепил и обозвал Фалки, сказав, что тот “сординн“.

Тор смотрит на него, затем на Локи, как всегда делает, когда нуждается в пояснениях, но Локи только качает головой.

- Это означает, что он ложится с другими мужчинами. Это означает, что он ничем не отличается от женщины, – шипит Фандрал, и толпа бурно приветствует начало драки.

Они все еще дети. Они смеются вместе с другими, когда Фалки падает на землю, и оскорбление слетает с их языков, будто это слово ничего не стоит.

Позже, оно будет стоить целого мира.


IX
Молот лежит на пьедестале в Великом Зале Хлидскьяльв, дар цвергов-кузнецов, которые, кажется, насмехаются над ними всеми. Они назвали его Мьёлльнир Сокрушитель. Мужи великой силы пытались сдвинуть его с места и ни один не преуспел. Он разжигает интерес и ставит в тупик, на протяжении нескольких дней сыновья Одина хватаются за рукоять в надежде сдвинуть его, но ответ таков: лишь тот, кто будет достойным, сможет поднять его. Такой подход подстегивает Тора стараться еще сильнее, в то время как это же гонит Локи прочь, и он никогда больше не касается рукояти.

В глубине его разума начинает созревать мысль, происхождение которой он не знает: быть достойным – понятие, которое будет всегда находиться вне пределов досягаемости, для него.


X
Позже Тор скажет, что во всем виноват Локи, но пока что ему плевать на последствия. Он также не может винить брата за свои собственные мысли, лишь за то, что тот подстрекал их не в том месте и не в то время.

Сила Тора физического происхождения, и все что ее ограничивает для него словно наказание. Каждый урок с их наставником – пытка, такая же, как и для старика, потому что Тор не такой как Локи, у него не хватает терпения для словесных игр и создания сложных конструкций политических планов.

Его жалобы и хвастливые клятвы приводят к тому, что Локи поощряет его быть честным со старым учителем и написать в своем сочинении, как он представляет себя принимающим наследие своего отца, чтобы вписать в историю их собственные подвиги, позже, когда придет время. И как изучение прошлого поможет построить будущее – задание, которое доводит Тора до отчаяния.

Честно говоря, не Локи виноват в том, что Тор записывает слова – когда я стану правителем, старые учителя перестанут быть нужны, как и старые россказни о старой истории – и продолжает дальше в том же духе.

Кто-то мог бы подумать, что у мужа такого почтенного возраста могло бы быть больше терпения к выходкам молодежи, но сочинения расстраивают их учителя так сильно, что слухи доходят и до Одина. Всеотец называет своего первенца высокомерным, и двери остаются запертыми до обеда, до тех пор, пока Тор не исправит свое сочинение. Один велит им молиться, чтобы их наставника можно было убедить вернуться назад и продолжить занятия, но подобные надежды не находят отклика в сердце Тора.

Двери запечатаны, и они остались вдвоем среди свитков пергамента и чернильных пятен, въевшихся в древесину, в то время как за окном солнце и свобода, и Тор чувствует себя животным в клетке. Он глядит на Локи так, будто спрашивает, зачем тот предложил ему написать сочинение, но Локи только усмехается, и его глаза зеленые, как змеиная чешуя, ядовитые, жалящие.

- Скажи мне, Тор, разве нас не оставили одних, вручив нам уйму свободного времени?

- Так это и был твой план? – Тор таращится в ответ, только сейчас начиная понимать, что иногда прямой путь – не единственный путь.

- Конечно.

- А не мог бы ты планировать что-нибудь такое, чтобы меня за это не наказывали?

Локи смеется над ним. Это смех ребенка, но все же есть в нем какая-то хитрая практичность, нечто такое, для чего многие бы посчитали бы его слишком юным.
- И в чем тогда все веселье?

Смех Тора, наоборот, громкий и искренний.
- Ах ты маленький злой бесенок.

Он набрасывается на Локи, утягивая его на пол, и, как и каждая драка, которую они затевали в последнее время, эта заканчивается кое-чем совершенно противоположным.


XI
Они пробуют друг друга на вкус так, будто это их законное право. Это так распаляет, что Тор продолжает двигаться все дальше вниз, и ни у одного из них не достает мужества остановиться, потому что если они остановятся, они задумаются, а если они задумаются, они отступят, но это слишком приятно, чтобы упустить такую возможность.

Они еще даже не успевают раздеть друг друга, когда кончают, неожиданно, неряшливо, прямо в исподнее.


XII
Украсть эль из кухни – идея Локи, но даже если бы кто-то поинтересовался, Тор не смог бы сказать, как было на самом деле. Локи все еще молод, но уже достаточно стар, чтобы осознавать силу скрытых и вовремя сказанных слов.

Они выпивают все за конюшнями с жадностью новичков и с поспешностью тех, кто знает, что они нарушают запрет, хотя их единственной целью было прикончить содержимое бочонка. Это словно необъявленное соревнование, в котором в конечном счете выигрывает Тор, цепляясь за Локи и загнано дыша в изгиб его плеча, ведомый инстинктивной потребностью, которая толкает его к брату, всегда тянуться к якорю и всегда находить его там – он пока не знает, что это изменится: не его тяга, нет, с этим он никогда не сможет расстаться.

Его губы скользят по бледной шее Локи, и они валятся наземь.

На этот раз они раздеваются.

Их прикосновения хаотичны, нет никакого общего ритма в столкновениях их языков, никаких вопросов, ни второстепенных мыслей – они оставят это на другой день, когда будут трезвыми, на те темные времена, когда им ничего другого не останется. Эль притупляет осторожность, и Локи пробует семя Тора на вкус, а Тор, с отвисшей челюстью, таращится на тонкий палец скользящий между губами Локи, протягивает руку и тоже пробует. Сено колет кожу, липнет к телам и забивается в рот, когда они трутся друг о друга, одурманенные вкусом эля, сладким и горьким, и их собственным вкусом – это навсегда останется с ними, в каждом следующем миге, что они разделят, в каждом поцелуе и грехопадении, эта сладость и горечь. И соленый привкус, который перебивает все прочие у них во рту.

Когда они кончают, это потрясает их сильнее, чем должен был бы позволить эль. Они ни о чем не задумываются, слизывая собственные потеки влаги, смесь жидкостей на животах друг друга. Но даже сквозь туман в головах, они понимают, что переступили грань навсегда.

А затем Тора скручивает, и он освобождается от содержимого своего желудка, как будто в последней попытке избавиться от горечи, сладости и вкуса своего брата, но уже слишком поздно. Уже давно слишком поздно, с того самого давнего запятнанного чернилами дня, когда они осмелились вступить в мир взрослых, о котором ничего не знали.


XIII
Его песни злободневные и остроумны, они плавно текут и чисто звенят под сводами, и это заставляет сердце Локи биться чаще каждый раз, когда он видит, как люди в огромном пиршественном зале внимают ему с затуманенными элем взглядами. Их смех вибрирует в его костях, высвобождая какое-то теплое чувство, нечто, что знакомо ему как признание, возможно, похвала. Возможно это то, что чувствует Тор каждый миг своей жизни, в каждой мелочи. Они просят его рассказать новые шутки или старые саги, просят повторять их на каждом празднике, его голос летит высоко и их голоса присоединяются к нему в хмельном унисоне. На улицах вокруг дворца его ухо иногда улавливает мелодии песен, которые он, бывало, напевал себе под нос: кусочки его собственных творений. И он раздувается от гордости. Он упивается искусством плести умные речи на радость остальным.

Только намного позже он станет плести их исключительно ради собственного удовольствия.


XIV
Нельзя сказать, что они никогда не пробовали, никогда не пытались пойти против самих себя, никогда не предпринимали попыток распутать нити своих судеб и, следуя им, вернуться к корням, чтобы сплести из них что-то другое.

Мир распахивается перед ними, и они более не драгоценные принцы, живущие среди позолоченных стен и подвесных садов, не те, кому служат, кого защищают и лелеют. Они встречают новых людей и заводят друзей, привязывают их к себе нитями, некоторых прочными, других тонкими, и это меняет многое в них самих.

Человеческие ошибки и недостатки характера, его собственные или чужие, учат Тора, что значит любить. Локи они учат лишь ненавидеть.

Истории их друзей рассказывают им о мире за привычными пределами, о приключениях, выдуманных развлечения ради, или настоящих, поведанных так, будто происходили на самом деле, меняют что-то в умах принцев. На них снисходит некое понимание: чужих ожиданий, обычной жизни, традиций. Они никогда не говорят об этом, поэтому нет точного момента, чтобы определить, когда же они наконец видят всю искаженность пути времен их юности, всю неправильность той привязанности, которую они разделили на двоих. Это раскидывает их в разные стороны: осознание и постыдность всего того что было. Как будто придерживаясь дистанции можно стереть все произошедшее.

Тор завоевывает себе определенную репутацию среди служанок Асгарда, и положа руку на сердце, Локи иногда не может сказать, сколько в ней правды, а сколько выдумки. В течении многих десятилетий, на протяжении оставшейся части его юности, Тор собирает целые связки разбитых сердец, а сагами о его доблести и ненасытности в постели можно исписать целый фолиант.

Локи действует тоньше, он хитрее и коварнее в своих достижениях, в своем голоде, в том, как он заметает следы, чего бы Тор никогда не стал делать. Тор видит достоинство в честности, и не имеет значения, чего это касается. Локи полагает, что подобные мысли – глупость.

Его интересы не ограничиваются только женщинами, и одно это является той деталью, которую стоит скрывать. И лишь десятилетия спустя приевшийся вкус набивает оскомину и вызывает скуку.


XV
Локи любопытно, познал ли Тор то же чувство. Знает ли он, каково оно на вкус, как оно ощущается, как звучит. Испытывает ли он его во время каждого совокупления, ширится ли оно как гниль и просачивается в глубину всех вещей: чувство поражения, ощущение, как все выходит из-под контроля, идет не так, как хотелось бы, будто чего-то не хватает. Что с кем бы он ни лежал в одной постели, какое бы удовлетворение это ни приносило, все равно остается ощущение неправильности. Любой – недостаточно правильный, или, возможно, каждый из них ошибочный, потому что все они не тот, кого нельзя теперь заполучить без мысли о том, как это низко и греховно.

А затем, спустя столетия, наполненные эти вкусом и чувством, пропитанные постоянным присутствием ошибочности, в один прекрасный день всему этому приходит конец.


Глава 2. Прыжок

XVI
Это в нем какая-то ошибка. Уверенность идет из самих костей, просачивается в его жилы, прорастает в его мышцы, сжигает его нервы. Это знание всегда было с ним, с самых ранних лет, когда Локи впервые заметил разницу между своей сутью и остальными, когда осознал, что Тор является образцом того, кем стоит быть, вместилищем всего того, чего в нем самом нет. Он знал, что-то какая-то ошибка именно в нем.

Теперь эта идея вырвалась из своей костяной клетки, из запретного тайника в его уме и растеклась по конечностям, заставляя кровь пылать нестерпимым огнем. Кожу будто колет шипами изнутри, а позади глаз скопилось такое напряжение, что кажется будто оно прорвется за физиологические границы его черепа. Асы редко болеют, и для Локи это лишь в очередной раз доказывает его неправильность. Он не рассказывает об этом никому, кроме Тора, и настоящая ирония в том, что в любое другое время тот обычно едва помнит о его существовании, а теперь же улавливает беспокойство брата с необычайной для него чуткостью.

Это продолжается несколько недель, Локи становится все тоньше и бледнее с каждым днем, больше духом, нежели телом, а Тор не находит себе места от тревоги. Он следует за Локи по пятам, будто боится, что если он оставит брата без присмотра, Локи просто исчезнет. Он молчит почти все время, и Локи благодарен ему за это. Несмотря на то, что они не могут разделить на двоих его боль, они, против воли самого Локи, разделяют страх.


XVII
Это случается в саду их матери, одним странным днем, когда мир вокруг будто находится под стеклянным куполом, и Локи задыхается под пасмурным небом. Поля желтеют от урожая, воздух на вкус отдает металлом, а Локи преисполнен убежденности, что сегодня он дойдет до черты, и что каждая черта одновременно начало и конец пути.

Кожей он ощущает холод, но несмотря на это, он потеет, и он видит, как его руки бледнеют почти до синевы. Ему приходится сесть на землю, прямо там, среди кустов и цветников их матери, среди опавших листьев с зубчатыми краями, потому что напряжение рвется сквозь его легкие и заставляет кровь кипеть. Тор оказывается рядом с ним уже через секунду, слезы от невыносимого страдания застилают Локи глаза, и он думает, что никогда не видел брата в таком отчаянии, таким уязвимым, совершенно потерянным. Он думает о том, насколько это может быть мерилом его любви.

- Целители! Стража! – кричит Тор, но Локи со стоном протестует. Тор хватает его за плечо, на мгновение забывшись и не рассчитав свои силы, и этим лишь усугубляет боль Локи. – Тогда я отнесу тебя к Эйр сам.

- Нет! – рычит Локи, его рот кривится хищно и дико. Ладонь Локи упирается Тору в грудь, кожа горячая, как раскаленное клеймо, Тор чувствует это даже сквозь тунику. – Не смей…

Он так и не заканчивает свою угрозу. Внезапно руку Локи охватывает пламя, дико-желтого сернистого цвета. Тора отбрасывает назад, его грудь в огне. И его затапливает ужас – все тело брата лижут языки пламени, вьются, танцуют по нему. Тор больше не теряет ни мгновения: потребность, вросшая в саму его сущность, защитить своего брата, толкает его вперед, опережая здравый смысл. Он бросается сверху на Локи, пытаясь сбить огонь, но Локи извивается в его руках совершенно невредимый.

- Что это было? – Тор загнано дышит, притягивая руку Локи ближе, и рассматривает его неповрежденную кожу.

- Она исчезла, Тор, – бормочет Локи, его глаза сияют. Он все еще бледный, словно даже огонь не в силах согреть его.

- Кто исчезла?

- Мигрень. Боль. – Он улыбается, но есть какой-то надлом, что-то полное страха и печали в его взгляде, и это заставляет Тора податься вперед и заключить Локи в объятия, зарываясь лицом в воротник его зеленых одежд. Его рука обвивает гибкое тело Локи, гуляет вверх и вниз по спине, пока собственный страх гуляет вверх и вниз по его венам. Я думал, что потерял тебя.

- Что это было? – повторяет он, губы скользят по коже Локи и то, что он думал осталось давным-давно позади, раскручивается как спираль у него в паху.

Локи долго молчит, мнет в кулаках тунику Тора. Он роняет одно единственное слово, оно падает, шуршит по ткани на груди Тора и просачивается под его кожу, в его сердце, будто проклятые чары, и Тор содрогается от понимания.

- Сейд. (3)

Это всего лишь слово, но Локи произносит его так, словно это позор, отметина, пятно, неизлечимая болезнь, и возможно так и есть, а может и нет – для Тора это то, что едва не отобрало у него брата, то, что он навсегда проклинает.


XVIII
Тору нравится думать, что они неотделимы друг от друга. Ему нравится думать, что это никогда не изменится.

В его сердце есть место, в которое у него не хватает смелости заглянуть, там на самом дне живут худшие его страхи. Но иногда правда вырывается наружу без посторонней помощи.

Они идут через поле за дворцом, оно сладко-душистое и ярко-зеленое с желтыми пятнами, и Локи, озаренный лучом солнечного света, поворачивается, чтобы взглянуть на него. Локи в ониксовом ореоле, Локи с тенью из крылышек, воздушный и неуловимый, и этот миг золотым шепотом запечатлевается в сердце Тора.

Листья пахнут осенью и переменами.


XIX
Магия его матери сложная и деликатная, как нити, которые она прядет, справедливая и зловещая одновременно. Локи наблюдает за ее раскрытыми веером пальцами, они словно костяные веретена для плетения разнообразнейших прекрасных творений, они крутятся и вертятся, и танцуют вокруг произносимых шепотом слов, слов, которые он скорее чувствует, нежели слышит, слов, которые окутывают их, льнут к ним, словно цветные нити ручной пряжи, разные и в то же время похожие, и они извлекают наружу саму сущность магии, плетут и формируют ее, и он думает, как это прекрасно и что лишь немногие могут оценить это.

Его руки тонкие и костлявые, возможно женственные, и они кружатся, как руки его матери. Его магия ненасытности – это размытое бессистемное переплетение нитей сейд, но оно струится и брызжет словно поток, красочный, юркий и готовый вырваться на свободу. Фригг улыбается, и Локи думает, что это принадлежит только им, эти мгновения и другие, которые будут потом, это принадлежит только им, и никто не может этого отобрать. Он улыбается в ответ, и внезапно его озаряет мысль, что это то самое, единственное, чего у Тора никогда не будет.

Позже он посчитает это проклятием, еще одним доказательством того, что он является ошибкой. Намного позже, когда он уже научится использовать эту магию для своей выгоды, использовать как собственные руки и навсегда признает её своей частью, неотделимой, словно конечность, он ощутит определенного рода обиду, которую люди ощущают от чужого непонимания того, что они считают стержнем их собственных жизней.

Он так и не увидит, как магия станет между ними стеной, навсегда.


XX
Пламя, которое он создает, не дрожит, и его сердце колотится от радости и облегчения. Лицо отца неподвижно, золотая поверхность его повязки на глазу сверкает зеленью в желтоватом свете магического огня. Его лицо призрачно-застывшее, без тени улыбки, и в руке Локи огонь превращается в лед. Вертлявые языки пламени переплетаются друг с другом, крутятся и вертятся, белые и холодные в колыбели из пальцев Локи, кончики тянутся вверх и расходятся во все стороны, веточки и корни растут со скоростью, совершенно не свойственной льду. Он думает, что это идеально, ледяной Иггдрасиль, высотой с его руку, растет из его ладони. Он делает шаг вперед, протягивает его Всеотцу, который принес себя в жертву на его стволе за мудрость, за Девять Миров, за себя.

Один глядит на него со странным выражением и отщипывает кончиками пальцев веточку. На его лице слабая улыбка, отстраненная и задумчивая, и Локи говорит самому себе, что она омрачена воспоминаниями о тех девяти днях, которые должно быть казались столетиями или даже тысячелетиями, а вовсе не осуждением того, что Локи занимается магией сейд.

- Лед. Как интересно, – бормочет Один, пальцы обвиваются вокруг ствола, бусины воды сбегают вниз по хрустально-ледяной коре, собираясь в озерце на ладони Локи, словно это колодец Мимира.

А затем дверные створки распахиваются, и в зал врывается Тор, раскрасневшийся, потный и преисполненный славы. Иггдрасиль содрогается в руке Локи, как это и было ему предсказано перед концом всего. Локи позволяет ему упасть и разбиться на миллион хрустальных осколков. Один больше не смотрит на него, потому что рука Тора высоко в воздухе, окровавленная и израненная, но в его изломанных пальцах дрожит могучий Мьёлльнир.

- Тор, – произносит Один, и в ушах Локи это звучит как похвала. Он не удивлен, что Тор был признан достойным поднять молот, что всегда была награда, которая ждала, пока он вырастет во взрослого мужа, которым ему суждено быть.

Достойный. Слово, которое всегда насмехалось над ним, как молот насмехался над всеми. Это относилось и к Тору, как ему вообще мог выпасть шанс выиграть? Он до сих пор не знает, как его собственные силы могут так кардинально отличаться от сил Тора.

- Он ответил мне, отец! – грохочет Тор. Воздух трещит от статического электричества, и Локи чувствует холодный привкус металла на языке. Фрагменты Иггдрасиля хрустят под его подошвами, когда он поворачивается в сторону двери.

- Локи, посмотри, – зовет Тор, в его руке Мьёлльнир, словно часть его ладони, будто один из его пальцев, один из его глаз. Голодное, отчаянное выражение на его лице заставляет Локи задуматься, не так ли он выглядел сам ровно минуту назад. Эгоизм ворочается в его внутренностях, и он пожимает плечами.

- Давно было пора.

И ему интересно – выражение, которое скомкивает лицо Тора, прорезает морщину у него на лбу и рисует тени у него под глазами тоже такое же, как было у него.

Один кладет тяжелую руку ему на плечо.
- Практикуйся, если это радует тебя.

Локи неровно улыбается, он еще не овладел искусством создания улыбок, которые он позже будет создавать из лжи, когда узнает, что боль можно делать невидимой, словно по волшебству. Когда он уходит, он повторяет про себя: если это радует тебя.

Не его.

@темы: Thor, Loki, фанфик, статус: закончено, объем: миди, movie: Thor, рейтинг: NC-17

---

Справедливость (драббл, перевод, ТороЛоки)

[AVO Cor]

Название: Справедливость
Переводчик:  AVO Cor
Бета: Нитрогликоль
Оригинал: “Justice“ by astolat, разрешение на перевод получено
Канон: "Тор" (2011), "Мстители" (2012)
Размер: драббл (596 слов в оригинале, 610 слов в переводе)
Пейринг/Персонажи: Локи/Тор, Тони Старк, Стив Роджерс, Наташа Романова
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: брак
Краткое содержание: - Откуда мне было знать? – заявил Тор. – Конечно, название “Мировой судья“ подразумевает, что он вынесет приговор злодеям! А почему он не возразил, если это было не так?
Примечание 1: Часть 3 из серии “Thor works“. Части цикла между собой не связаны.
Примечание 2: работа с ЗФБ 2018 в команде WTF Loki 2018.
Размещение: только с разрешения переводчика

- Э-э-э… – сказал Тони. Стив беспомощно посмотрел. Наташа выглядела так, будто с трудом сдерживала смех.

- Откуда мне было знать? – заявил Тор. – Конечно, название “Мировой судья“ подразумевает, что он вынесет приговор злодеям! А почему он не возразил, если это было не так?

- Вы пошли в кабинет судьи во время Прайд-парада, на следующий день после легализации, – произнес Тони. – А тот парень наверняка был неслабо под кайфом. Разве вы не заметили, что люди вокруг вас выглядели немного странно?

- Нет, – сказал Тор.

Тони посмотрел на Тора в полном доспехе из золота и серебра, алом плаще, крылатом шлеме, и затем на Локи, который развлекался тем, что оживлял одноразовую посуду, разбросанную по столу, и заставлял ее сражаться между собой. – Логично. К сожалению, я думаю, что это недостаточная причиной для аннулирования брака.

- Как подобный брак может считаться законным? – произнес Тор. – Локи мой брат!

- К сожалению, я уверен, что Один пренебрег оформлением каких-либо документов, когда похитил меня из Йотунхайма, – сказал Локи, в то время как вилки принялись строить баррикады из покерных фишек. – Поэтому, по закону…

- Тогда как мы можем разобраться с этим фарсом? – перебил Тор.

- Всегда возможен “Развод без претензий сторон“, – ответил Тони.

- Увы, для этого требуется согласие обоих партнеров, – произнес Локи, и все уставились на него. Локи моргнул в ответ.

- Ты… но… что… – выдавил Тор.

Локи улыбнулся.
- Что ж, – мягко сказал он, – официальный брак где бы то ни было признается действительным и по асгардским законам.

Тор свирепо на него посмотрел.
- Тогда мы разорвем его по асгардским законам!

- Да неужели? – ободряюще сказал Локи. – Тогда возвращаемся?

Тор открыл рот и замер с потрясенным видом. Локи демонстративно зевнул от разочарования.

- А как разводят по асгардским законам? – с любопытством спросила Наташа.

- Объявляем брак расторгнутым перед свидетелями, – ответил Локи. – Конечно, в таких обстоятельствах, если сторона, не желающая развода, не виновата, она имеет право на возврат приданого и выкупа, а также на половину имущества.

- Выкупа? – переспросил Тони. – А что-то переходило из рук в руки в процессе?

- Я положил Мьёльнир на стол перед судьей, когда мы подписывали бумаги, – глухо произнес Тор. Локи расцвел улыбкой.

- Ладно, не паникуй, – сказала Наташа Тору. – Что можно вменить ему в вину?

Тор просветлел лицом.
- Отказ консумировать брак!

- В любое угодное тебе время, – обронил Локи. – Дорогой брат.

Тор стал выглядеть еще более потрясенным. Затем он прищурился.
- Да неужели, – произнес он, схватил Локи под руку и вытащил из-за стола. – Скажи мне, если передумаешь. Брат. – Он притянул Локи к себе и поцеловал его.

- Эта твоя идея, с еженедельным объединяющим команду ритуалом, – повернулся Тони к Стиву, – кажется, нуждается в доработке.

- А меня все устраивает, – отозвалась Наташа, устраивая подбородок на сложенных руках.

- Ммфпф, – донеслось от Тора. – Мммрф! Ммр..мрммммргх, – Тони из соображений осторожности не смотрел, где находятся руки Локи.

Томно прикрыв глаза, Локи прервал поцелуй. Тор застыл на месте и ошеломленно на него глядел.
- Ну? – произнес Локи, его голос стал ниже на октаву. – Так я получаю Мьёльнир или получаю тебя?

Тор сглотнул и не сказал ничего. Локи улыбнулся, его глаза заблестели.
- Ладно. Это будет даже увлекательней, чем я рассчитывал. Пойдем, брат. Тут есть спальня на втором этаже.

Тор избегал встречаться взглядом с остальными, пока Локи уводил его из комнаты.

- Откуда он знает, что наверху есть спальня? – через минуту спросила Наташа.

- Это все, что тебя беспокоит после того, что тут только что произошло? – ответил Тони. – То, что Локи знает расположение комнат в нашей штаб-квартире?

Наташа пожала плечами.
- Все остальное вроде как отлично разъяснилось. Готовы к новой раздаче?


© astolat
перевод AVO Cor
19.01.2018
Ровно

@темы: Thor, Loki, фанфик, объем: мини, статус: закончено, movie: Thor, movie: Avengers, рейтинг: PG-13

---

[metalfluff]

Я встречал в этом сообществе пару постов относительно актёров, поэтому подумал, что возможно фанфик по Хиддлсворту может подойти для публикации здесь, тем более, что отсылки к Торки там есть.
Если администрация решит, что РПС здесь не должен присутствовать - я удалю пост по первому требованию.

Название: "Do you think Loki is a better sorcerer than Doctor Strange?"
Автор: metalfluff
Статус: закончен
Размер: мини
Размещение: по ссылке
Пейринг: Крис/Том
Жанр: slash, romance, pwp
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: мой только текст, Хиддлсворт принадлежат друг другу)
Саммари: Окончание рабочего дня после интервью в Китае.
Немного ревности, много НЦ и никуда без чувств.
От автора: Для того, чтобы понимать о чем идёт речь, надо посмотреть это видео:
www.youtube.com/watch?v=RP4_FdnT1GA
А для тех, кто видел видео - вот чей-то пост с гифками для настроения:
almostgaby.tumblr.com/post/167578932112/theaven...
E-mail: [email protected]
Фандом: Thor, Tom Hiddleston, Chris Hemsworth
Посвящение: Всему фандому.
Особая благодарность Наруто, за всё на свете. Без тебя я бы не знал как такое чувствовать. И именно ты привёл меня в фандом)
И бесконечные благодарности Наташе за вычитку!

Это не сонгфик, но писалось под песню
Tribe Society - Kings
из этого видео:
youtu.be/gFKRHU7uYi4

Читать можно здесь или на фикбуке: ficbook.net/readfic/6221584

Читать

Они смеются и спотыкаются в темноте, в этом номере неизвестно где находится выключатель. По крайней мере, Тому не удаётся найти его рукой на стене.

- Крис, ты пьян, - он не пытается всерьёз уйти от прикосновений, просто Хемсворт ведёт
себя как безответственный подросток, но кто-то ведь должен быть разумным?

- Я не пьян, у меня джетлаг, - шепот тонет где-то в шее, которую Крис целует и царапает бородой, прижимаясь щекой к щетине Тома.

Они оба уставшие, перелёт был действительно изматывающим, и перед завтрашним днём им следует отдохнуть. Но шумное дыхание, вырывающееся изо рта между поцелуями, которые заставляют Тома ощущать, как мурашки бегут от шеи по всему телу, слишком отвлекает от попыток мыслить здраво. Он оказывается прижатым к стене, но не сдаётся.

- Конечно, - он всё ещё пытается спорить, но не может сопротивляться, он слишком сильно скучал, - джетлаг и действие неизвестных азиатских напитков, - наперекор собственным словам руки скользят под пиджак Криса, поднимаясь вверх по спине, - серьёзно, Крис, я говорил, что не стоит пить из бутылки с иероглифами, значения которых ты не знаешь! Да ещё и перед интервью! – Ему становится жарко от горячих прикосновений к коже, хотя Крис всего лишь проводит ладонями вверх по предплечьям, скользя пальцами под короткие рукава футболки. – Они ведь могли заметить, не представляю, как это будет выглядеть на камеру, ты то себя не видел, а вот я…

- А что я должен увидеть? – Крис на секунду отрывается от Тома, пытаясь в этой темноте всмотреться в его глаза, - как это выглядело для тебя? – Он прижимается бёдрами к паху Тома, заставляя того резко втянуть воздух сквозь зубы, - опиши мне, - произносит на ухо так, что у Хиддлстона волоски на теле встают дыбом, а глаза закатываются, когда он ощущает, как Крис втягивает губами кожу на его шее, обжигая её языком.

- Ты серьёзно… Ох… - Том ощущает, как перед глазами начинает плыть, а в штанах становится слишком тесно, и всё же он пытается говорить, перечисляя отпечатавшиеся в памяти фрагменты во время интервью, - блестящие глаза, не в меру расслабленные интонации, пристальные взгляды… - Продолжать становится тяжело, Крис запускает пальцы в завитки волос над его затылком, немного тянет, заставляя откинуть голову назад, чтобы открыть больше доступа к шее, - …откровенные улыбки, твои чёртовы пальцы, которые ты прижимал к своим губам… И эти ревностные реплики… - Том вдруг чувствует, как Крис резко отрывается, снова глядя ему в глаза, проводя пальцем по щеке.

- Мой, - он произносит практически беззвучно, после чего быстро сокращает расстояние между их губами и без лишних нежностей глубоко целует Тома.

Крис скучал. Безумно скучал. И да, он немного пьян, но совсем чуть-чуть, недостаточно для того, чтобы притупить остроту ощущений.
Он сжимает Тома крепче, с силой проводя по спине и улыбаясь в поцелуй от того, как Том, наконец-то, сдаётся, проявляя нетерпение, пытаясь скинуть пиджак с его плеч.

Проводить столько времени рядом на съемках, без возможности действительно побыть вместе – почти невыносимо. Каждый из них всё это время ощущал, как напряжение между ними только растёт, без возможности быть выпущенным наружу.

Пиджак, наконец, падает на пол, они отрываются друг от друга, чтобы стянуть футболки, после чего Крис тянет Тома за руку, падая на аккуратно застеленную кровать и увлекая его за собой. Они соприкасаются торсами, кожа к коже, и Том чувствует, как Крис проводит пальцами по его спине, немного надавливая и заставляя задрожать от приятных ощущений в уставших за день мышцах.
Бёдра к бёдрам, Том чувствует приятное давление и не выдерживает, толкаясь первым, чем вызывает у Криса улыбку и едва слышный смешок, после чего тот тянется к ремню на штанах Хиддлстона.

- Серьёзно, тебе повезло, что я сегодня уставший и править балом достаётся тебе… - Том поддаётся, помогая Крису избавить их от одежды. Он вздрагивает, когда отправив штаны и бельё на пол, им, наконец, удаётся прижаться друг к другу полностью обнаженными.

- Завтра у нас будет больше времени, - Крис спускается руками по спине Тома и подаётся бёдрами вверх, прижимаясь своей эрекцией к его члену, - и я буду рад оказаться в твоём распоряжении, - он сжимает руками задницу Хиддлстона, улыбаясь от того, как тот пытается сдержать стон, - а сейчас можешь просто расслабиться, пока я обо всём позабочусь.

И Тому незачем спорить. Их члены плотно прижаты один к другому, приятное давление заставляет мозг отключаться и передать управление телу.
Крис переворачивает его на спину, в который раз начиная целовать в шею, оставляя языком влажные дорожки, которые мгновенно остывают, делая ощущения острее.
Хемсворт не тянет долго, он знает, что они оба на пределе. Без лишних слов просто обхватывает их члены своей ладонью, широким движением проводя от основания до головок, размазывая пальцем выступившую смазку, заставляя её смешаться.
От прикосновения к чувствительной плоти они одновременно стонут, потому что до искр перед зажмуренными глазами эта близость сносит крышу своей остротой, правильностью и просто сумасшедшим кайфом от каждой детали происходящего.
То, как горячо и тяжело дышать; как Крис двигает рукой, не спеша, именно так как хочется им обоим; как Том обхватывает ногами его за спину и выгибается, поднимая бёдра; как Крис просовывает руку под его поясницу, прижимая ещё ближе; как они целуются, закрыв глаза и полностью отдаваясь ощущениям; как между движениями раздаются тихие слова восхищения и сдержанной нежности, хотя какая тут к чёрту сдержанность?

Крис на ощупь тянется к оставленной на полу сумке, доставая лубрикант, с закрытыми глазами, не вырываясь из поцелуя, выдавливает холодную смазку на пальцы и касается ещё сжатого входа, но Том расслабляется быстро. Он тоже слишком долго ждал возможности побыть наедине. И сейчас, чувствовать руку Криса вокруг своего члена и принимать его пальцы в себя – лучшая награда за терпение.

Это сводит с ума, когда они постоянно разговаривают на съёмках, но не могут говорить то, что хотят. Когда Том задерживается для разговора с режиссёром и заходит в павильон во время съёмок сцены с Тором после битвы на арене. Когда он видит своими глазами, как под оголённой кожей переливаются мышцы спины Криса, а всё, что видит его мозг – как эта спина выгибается назад, пока он входит в желанное тело на всю длину.

Крис оставляет широкую полоску поцелуев на груди Хиддлстона, под конец проводя языком по соску, ему легко удаётся растягивать Тома, потому что тот полностью отдаётся ощущениям и расслабляется, кайфуя от происходящего. Как и просил Хемсворт, даёт ему обо всём позаботиться.
Том вздрагивает, когда уже три пальца задевают простату, посылая ни с чем несравнимые нервные импульсы по всему телу. И на какой-то момент, Хиддлстону кажется, что у Криса в кончиках пальцев действительно рождаются электрические разряды, как у экранного Тора. Ох, и повезло же, наверное, Локи.

Хемсворт чувствует, как гладкие стенки принимают его пальцы, в то же время плотно обнимая, и у него пересыхает во рту от желания, наконец оказаться в этой горячей тесноте, а в висках начинает стучать кровь. Он вытаскивает пальцы, вызывая у Тома короткий стон, снова берётся за лубрикант и смазывает свою эрекцию, выдыхая сквозь зубы с шипением из-за приятного прохладного прикосновения.
Он смотрит на Тома, который дышит открытым ртом и шире раздвигает ноги в ожидании того, чего им обоим уже долго хочется.
Терпеть тяжело уже обоим, поэтому Крис начинает медленно входить, придерживая Тома за бёдра и наблюдая, как тот закрывает глаза, откидывая голову на подушку. Он принимает Криса сразу и в одно плавное движение они соединяются до конца.
Нужна секунда-две, чтобы немного успокоиться. Крису - от сводящего с ума давления горячими стенками, а Тому – от идеального давления на комок нервов внутри.

- Я из-за тебя контроль теряю, - не сдерживается Крис, глядя в серые глаза, которые тут же обрамляются складками в уголках век.

- Ты говоришь мне это уже семь лет, - Том улыбается, притягивая Криса за шею ближе, - и ты знаешь, что это взаимно, - он первым делает движение бёдрами и целует Хемсворта в губы, поймав стон, выпущенный Крисом от неожиданности. Они оба стонут в этот поцелуй, потому что начинают синхронно двигаться, скользя руками по телам друг друга и проваливаясь в эмоции и чувства.

Каждый раз это до дрожи потрясающе. Это не приедается, это не может наскучить.
Где-то на задворках сознаний утопает мысль о семи годах, что творится это безумие, которое началось, едва они пожали друг другу руки.
Как будто до этого взаимного притяжения, возникшего как только они начали работать вместе – ничего другого и не было.
Безграничное уважение и восторг от обмена профессиональным опытом, переросший в крепкую дружбу, которая в какой-то момент наэлектризовалась до такой степени, что скрывать эту физику и химию друг от друга стало сложно, а главное – ненужно и бесполезно.
Чистое сумасшествие от вырвавшихся на свободу желаний, разбавленное искренними эмоциями, выросшее в чувство, о котором хочется кричать и не хочется ничего говорить.
Потому что страшно, потому что кажется, будто такого не бывает. Потому что когда ты понимаешь, что поймал своё счастье – ты будешь защищать его яростно и неустанно.

Крис прижимает Тома ещё ближе, хотя кажется, что ближе даже некуда. Но это до безумия хорошо. Горячо, жарко, сильно и реально. И они продолжают двигаться, синхронно, идеально. Наслаждаясь этим наполнением и тем, как четко ощущается удовольствие от соприкосновения кожей.
Том обнимает его за плечи, проводит языком от уха к шее, скользя по вене, где ощущается пульс и Крис стонет в голос, чувствуя, как Том сжимается вокруг него сильнее, и ощущая, как по животу размазывается смазка с головки члена Тома.
Он начинает вбиваться в Хиддлстона сильнее, на что тот реагирует более активными движениями бёдер.
Они чувствуют друг друга и им не нужно слов для того, чтобы обоим было хорошо. Во всех смыслах.

Они снова целуются, рвано двигаясь друг другу навстречу, между поцелуями выпуская сбитые вдохи и выдохи, иногда глядя в глаза друг другу, ловя тусклые отблески света из окна в радужках, где зрачки затопили собой почти всё пространство.
Крис ощущает, как Том сжимается и сбивается с ритма, просовывает руку между ними и, в последний раз толкаясь глубже, обхватывает его член, чем заставляет их одновременно кончить со стонами, от чего Том выгибается, а сам Крис зарывается носом в его шею. Они оба проваливаются в оргазм, ощущая, как улыбки сами появляются на лицах, а в воздух наполняется звуками глубокого дыхания и запахом секса.

Идеально.

Крис наваливается на Тома, но тот только наслаждается этой тяжестью. Эта тяжесть тёплая, приятная, родная. Он ощущает шеей дыхание Криса и улыбается, нежно проводя пальцами по коротко остриженному затылку, чувствуя, как Хемсворт прижимается губами к его коже.

- Ты потрясающий, - через какое-то время говорит Крис, неразборчиво бубня в шею, куда-то почти за ухо. Он проводит пальцем по щеке Тома и ловит расслабленный счастливый взгляд, в какой-то момент вдруг ощущая тот самый страх, когда боишься, что у тебя отнимут то, что тебе так дорого.

- Ты опять смотришь так, как тогда, - Том продолжает водить пальцами по мягким коротким волосам, - ревностно. – Хиддлстон улыбается ещё шире, - ты хоть понимаешь, что будет, если они заметят? Ты думаешь, тебе всегда удастся обратить в шутку реплики о тех, кто со мной общается?

- Они действительно достали тем, что постоянно спрашивают тебя о дружбе с Беном… - Криса задевает то, что Том реагирует на это смехом, - тебе смешно? Знал бы ты как я себя чувствую, когда другие на тебя смотрят… - он не успевает закончить, так как Том резко переворачивает их, опрокидывая Хемсворта на спину.

- Ты прекрасно знаешь, что единственный, с кем я хочу находиться рядом постоянно – это ты, - Хиддлстон проговаривает это тихо, низко, в самое ухо, – и что ты единственный, кого считаю потрясающим я. – Он резко целует Криса в губы, оттягивая нижнюю губу зубами, хотя и делает это осторожно, ощущая моментальный и беспрекословный ответ на поцелуй.

- Знаю, - улыбается Крис, глядя на Тома с обожанием.

- Кроме того, ты же прекрасно знаешь, что Бен до одури любит Мартина.

- Это да, он был удивительно несдержан в своей радости, когда речь зашла о том, что им снова придётся сниматься в одной франшизе. – Крис смеётся, расслабляясь под Томом и наслаждаясь моментом.

Они лежат так ещё какое-то время, после чего Том лениво садится, оборачиваясь к Крису.

- И всё-таки за эти семь лет пора бы привыкнуть к тому, что некоторые вещи неизменны и очевидны… - Он встаёт недоговорив, но Крис ловит его за руку и привстаёт на колени в кровати.

- Погоди, ты о чём? – Спрашивает Хемсворт, на что Том закатывает глаза.

- О том, что кто бы на меня ни смотрел и о ком бы мы ни говорили на интервью, - он медленно высвобождает руку, делая несколько шагов спиной, направляясь в сторону душа, - вижу я всё равно только тебя.

Том разворачивается и ему удаётся найти выключатель света в душевой, где он и скрывается. Он не видит, но знает, что Крис не двигается и просто улыбается, глядя ему вслед.

- Ты идёшь? - Раздаётся голос, одновременно с появившимся шумом воды, - потому что засыпать грязным я точно не собираюсь, и тебе не советую.

И Крис знает, что Том прав, ведь завтра очередной рабочий день и надо хорошенько выспаться. И Крис идёт, пытаясь сдержать улыбку, хотя последнее у него и не получается.

@темы: Chris Hemsworth, фанфик, Tom Hiddleston, Hiddlesworth, объем: мини, статус: закончено, рейтинг: NC-17

---

Немного фоток со съемок нового Тора.

[-Фуська-]

Что-то как то тихо в сообществе, надо развеять эту тишину.






Две самые любимые задницы.

@темы: фото, Thor, Loki, movie: Thor

---

"Порой мы сами суем голову в ошейник", перевод

[AVO Cor]

Название: Порой мы сами суем голову в ошейник
Переводчик:  AVO Cor
Бета:  The Third Alice
Оригинал: “At times we tie our own leash“ by thefirstwhokneels, разрешение получено
Фэндом: "Тор", "Тор 2"
Пейринг/Персонажи: Локи/Тор, Тор/Локи
Размер: миди (7992 слов в оригинале, 7345 слов в переводе)
Рейтинг: NC-17
Жанр: drama
Категория: слэш
Предупреждение: йотун!Локи, трофей!Тор, слэйв, сомнительное согласие, отложенный оргазм, из боттома в топы
Краткое содержание: "Его пальцы зарываются в густые золотистые волосы Тора. О да, он насладится этим сполна. Он не станет запирать Тора в клетке навсегда – это не доставит никакого удовольствия. Он посадит его в клетку и однажды оставит дверцу открытой, а Тор не сбежит, Тор, могучий сын Асгарда, останется в ней по своей собственной воле. Это будет абсолютное разрушение, которому Локи планирует подвергнуть всеми любимого глупого принца."
Примечание: AU, в котором йотуны атакуют Асгард и вместе с ларцом забирают у Одина его самое ценное сокровище.
Примечание 2: работа с ЗФБ 2016 в команде WTF Villains 2016
Размещение: только с разрешения переводчика


Огонь Асгарду к лицу, думает он. Сияющее золотом пламя пышет жаром, когда лижет подножия стройных башен. А еще лед, яркий и чистый, мерцает хрусталем на солнце так, что Локи вынужден прикрывать глаза.

Он неподвижно стоит посреди внутреннего двора королевского дворца, мало чем отличаясь от гигантских ледяных кинжалов, пронзающих землю повсюду, насколько хватает глаз, или от морозных узоров, вьющихся по золотым стенам, словно нежные виноградные лозы из инея. Он только что пронзил сам Асгард, разве что не так буквально, и Локи переполняет гордость. Йотуны вторглись в несокрушимый прежде мир, и в этом есть его значительная заслуга. Веками он учился и практиковался проникать через тайные двери между мирами, и наконец потраченное время окупилось. Йотуны попирают само сердце дома асов, чтобы отплатить за старые обиды, старые оскорбления и унижения, которые они столетиями передавали своим детям в сказаниях и песнях на праздниках и пирах, чтобы ничего не было забыто.

Теперь они здесь, чтобы ограбить асов, отнять у них то, что им дорого, и они грабят. Это вовсе не любезно с их стороны, но ведь и не должно быть. Они ждали этого дня тысячелетиями, и их нельзя обвинить в том, что они хватают за один раз столько, сколько могут.

Собственная жажда ведет Локи в Королевскую Библиотеку, и он чувствует, как накатывает восторг. В его чреслах словно бы раскручивается спираль возбуждения, и что-то вскипает в его внутренностях от одного взгляда на стеллажи, уносящиеся вверх, будто самые высокие деревья Альвхайма. Целый лабиринт знаний, гул древней магии сейдр. Он легко находит запретную секцию, ломает защитные чары, которые Один Всеотец наложил на неё. Он просто проводит рукой — и все исчезает. Отныне это все принадлежит ему. Он забирает знания Одина и теперь превзойдет его как минимум в колдовстве.

К тому времени как он добирается до дворца, Ларец уже захвачен. Повсюду обломки камней, разбросано оружие, разбросаны тела, но он прокладывает свой путь через них, будто они всего лишь мох на вечно мерзлой земле.

Под серебряными сводами Валаскьяльва среди воинов он находит своего отца, там же он находит и самого Одина, окруженного павшими эйнхериями. Всеотец стоит на коленях перед королем Лафеем в своих собственных чертогах, перед своим собственным троном, и этот вид приглушает старую ноющую боль в груди йотунов, когда они смотрят на него сверху вниз.

— Теперь мы в расчете. Ты не можешь сказать, Всеотец, что йотуны взяли больше, чем заслуживают. Мы берем то, что по праву принадлежит нам. Теперь между нами может быть мир, о котором ты так мечтал.

Один свирепо глядит в ответ — одноглазая угроза, седая и старая.
— Разве я разрушал ваш мир и злобно рвал его на куски?

Лафей усмехается, нависая над ним. Голос йотуна гремит, словно грохот откалывающегося льда.
— Ты поступал так тысячи лет, постепенно разрушая Йотунхайм, кусок за куском, пока мы просто стояли в стороне, не в силах уберечь его. Ты должен быть благодарен, что мы разрушили Асгард так быстро и тебе не придется быть свидетелем его медленного угасания, век за веком, прямо перед твоим взором, пока…

Раздается гулкий удар в золоченые двери, и в покои врывается ас. Его ярость почти осязаема, и когда он вскидывает руку, Локи нет нужды узнавать сжатый в ней молот из металла уру, чтобы понять: к ним несется Одинсон, готовый рвать глотки йотунам, почти вдвое превосходящим его в росте. Он много раз видел Золотого Сына во время своих тайных вылазок в Асгард, и теперь тот выглядит таким же дерзким и самоуверенным, когда пробивает себе путь через ряды йотунов. Однако он просто муравей на их фоне, хоть и свирепый муравей. На него сыплются удары, но он не останавливается, и Локи знает, что этот дурень будет сражаться до последнего вздоха, даже когда уже ясно всем, но только не ему, что это бесполезно.

Один тоже очень хорошо знает своего сына — возможно, именно поэтому он и приказывает:
— Тор, остановись.

Даже сквозь пелену кровавой ярости команда пробивается к рассудку, и Тор замирает, а Локи развлекается, глядя на это избалованное дитя асов. Ровно до того момента, когда Одинсон рычит на них — тогда кое-что и приходит Локи на ум.

— Монстры! — выплевывает золотоволосый дурень. — Все вы дикие монстры.

И Локи поворачивается к своему отцу.

— Было бы мудрым решение потребовать у Всеотца гарантию, которая оградит нас от его возмездия в будущем. Он забрал наше величайшее сокровище, теперь же мы отнимем то, что он ценит превыше всего.

Его отец может себе позволить быть настолько щедрым, чтобы забрать ровно столько, сколько отняли у него, но Локи не такой, как его отец. Раны надо лечить, за ними нужно ухаживать, оберегать и заботиться о них, чтобы ускорить процесс заживления.

— Я принес тебе этот миг славы, и я достоин награды. Отдай мне этого воина с глупым сердцем.

Лафей размышляет всего мгновение, прежде чем дать свое согласие, когда Одинсон взрыкивает и начинает рваться из рук, удерживающих его.
— Я не вещь, чтобы меня отдавали.

Локи ухмыляется.
— Ты прав. Никому не нужно тебя отдавать. Я просто возьму тебя сам.

— Ты тоже не можешь просто взять меня, ты, маленькая йотунская шавка. Что ты такое? Ни что иное, как дикая тварь, жалкий недомерок. Я мог бы переломить тебя надвое одной рукой.

Это его больное место, недостаток, который Локи всегда стремится компенсировать с помощью магии и остроумия, вечно открытая рана, куда глупый ас ткнул пальцем. Оскалившись, Локи подходит к нему и шипит:
— Что я такое? Я Локи Лафейсон, наследный принц Йотунхайма. Ничуть не ниже тебя по титулу.

— Йотунхайм, — пренебрежительно усмехается Тор, и это определяет его дальнейшую судьбу.


* * *

Рядом с помостом, накрытом мехами и подушками (не совсем кровать, конечно, скорее ложе, где Локи и спит), есть альков. Узкая и темная ниша, но ее размеров достаточно, чтобы держать там его новый трофей, который он заслужил по праву. На запястьях Одинсона оковы, сотканные из магии, и он зыркает так свирепо, что от его взгляда у Локи зудит кожа, когда он извлекает будто из воздуха бесценные книги Одина, его манускрипты и свитки с заклинаниями. Они заполняют собой полки вдоль стен, привнося цвет в тусклое серое пространство, цвет, тепло и знания, и Локи снисходительно улыбается сам себе.

Тор рычит и ни на секунду не прекращает сыпать оскорблениями и проклятиями, но это только развлекает Локи. Золотой принц перед ним на коленях, облаченный лишь в легкую тунику, слишком тонкую, чтобы защищать от морозного воздуха Йотунхайма. Локи наслаждается этим видом, светлыми прядями и теплой кожей, и ярко-голубыми глазами, которые почти ослепляют его. Тор здесь представляет собой редкое зрелище, такой же неуместный, как ледяные колья во внутреннем дворе королевского дворца в Асгарде. Локи позволяет своему взгляду скользнуть по широкой груди, вдоль бугрящихся мышц на плечах и руках, и он не может отрицать того, что ему нравится то, что он видит.

Йотун стаскивает с себя меховой плащ и набрасывает его на плечи Тора. Это еще один способ унизить, Тор хорошо это понимает. Он дрожит от накопившейся ярости и холода, и на мгновение чувствует благодарность за тепло, которое дарит ему плащ, потому что так он может сконцентрироваться только на ярости.

Ему на самом деле нужен плащ вдвое большего размера, и Локи для полноты картины добавляет:
— Не хочу, чтобы ты замерз. — А когда Тор смотрит на него, сузив глаза, Локи ведет холодным пальцем по краю его челюсти и усмехается. — Не раньше, чем я получу желаемое.

Мягкая линия розовых губ изгибается в уродливом оскале.
— Ты монстр.

Это забавляет Локи, этот ограниченный образ мыслей.
— Монстр? Почему же? Говоря по правде, Одинсон, разве мы делали что-либо отличающееся от того, как поступил бы ты?

Ответом ему служит лишь полная возмущения тишина, но она говорит ему больше, чем требуется. Он одолеет этого неотесанного болвана на его же собственном поле и увидит, как тот рухнет. Его пальцы зарываются в золотые волосы, как гибкие змеи с ледяной чешуей, и на шее Тора выступают сухожилия, когда тот пытается отстраниться. Его открытая шея и наполовину оголившийся торс, крепкий, бронзовый от загара, заставляют рот Локи наполняться слюной в предвкушении.

— Скажи мне, Одинсон, я монстр из-за своей кожи?

Локи накручивает пряди волос Тора на пальцы и заставляет того откинуть голову назад, постепенно, очень медленно. И когда Тор глядит вверх, ему на мгновение кажется, что он сошел с ума. Он решает, что глаза обманывают его, потому что он видит сливочного цвета кожу, пронзительно зеленые глаза и волосы цвета воронового крыла. Он видит узкие губы цвета пролитой крови и ряд ровных белых зубов. Он видит такую манящую колонну шеи и гладкую равнину груди, видит ущелья, долины и изгибы, имена и названия которых он не знает и знать не хочет, но которые туманят его разум. Потому что в Локи не осталось ничего от йотуна. Локи сейчас выглядит как самый красивый из асов.

Вздох срывается с губ Тора, он смотрит в эти глаза и видит золотые искры в их зеленой глубине, когда Локи склоняется над ним все ближе и ближе. Он все еще выглядит словно наваждение. Быть может, так оно и есть.

— Как? — шепчет Тор. Локи настолько близко теперь, что Тор не может смотреть никуда, кроме как на него, но, возможно, он и не хочет больше никуда смотреть, и бледное лицо с тонкими чертами заслоняет собой все. — Перевертыш.

Дыхание Локи смешивается с его собственным, когда тот произносит:
— Я все еще монстр в твоих глазах, ас?

Тор хочет ответить «да», действительно хочет, его губы раскрываются, чтобы произнести это слово, но в итоге они делают совершенно иное. Глаза завораживают, и прежде чем Тор успевает подумать, он сокращает расстояние. Губы Локи соприкасаются с его губами лишь на миг, но это похоже на разряд молнии, который Тор так хорошо знает.

Локи смеется ему в рот и быстро отстраняется, чрезвычайно собой довольный, и чары спадают.

Тор трясет головой, злой и пристыженный, пытаясь избавиться от ошеломляющего ощущения, которое снедает его изнутри. Это все магия, не что иное, как магия, что заставила его пойти против всякого здравого смысла. Когда он заговаривает снова, это больше не похоже на прежний шепот.

— Ты мерзкий колдун.

— Как и твой родной отец, — надменно фыркает Локи, он вновь синекож, красноглаз и украшен бледными узорами по всему телу. Лишь его гибкое тело и смоляные волосы остаются такими же. И еще его ладно очерченное лицо такое же тревожно соблазнительное, как и прежде. — Ты можешь думать, что я наложил на тебя заклятие, если тебе так легче. Это понятно. Требуется немалое мужество, чтобы принять мысль, что монстры, как вы величаете других, есть и внутри вас самих.

Тор простецки и вульгарно плюет на него, в прямом смысле слова, и Локи заливается смехом.

— Теперь скажи мне, кто здесь варвар, мой божественный золотой монстр.


* * *

Никто не сможет сказать, что он плохой хозяин. Дни идут, а он и не прикасается к Тору, лишь держит его в оковах в уединении своих покоев, пока сам погружается в изучение фолиантов Одина. Он даже позволяет ему принять ванну (скованному, конечно же, и связанному магией), иначе Тор станет вызывать у него только отвращение из-за грязи и запаха. К тому же он слишком занятная игрушка для Локи, чтобы сдаться вот так сразу, даже прежде чем начать по-настоящему играть с ним. Он приносит ему пищу, ту, которую привыкли есть асы. Локи даже утруждает себя тем, что сам кормит его, так как знает, что нет большего унижения для Тора и большего развлечения для него самого, ибо неизвестно, когда наступит момент и его золотая игрушка откусит ему палец.

И ведь не скажешь, что Тор не пытался.

— Я приручу тебя, мой дорогой, — шепчет Локи ему в ухо и треплет его по голове так, словно тот и в самом деле не более чем маленький пушистый питомец. Поэтому, чтобы соответствовать образу, Тор увертывается и кусает Локи за плечо, впиваясь в нежную чувствительную плоть. Локи рычит, в его груди зарождается низкое урчание, но вместо того, чтобы оттолкнуть, он вплотную прижимается к Тору, и удивление заставляет того разжать зубы.

— Ммм, мой свирепый зверь. — И звук, который издает Локи, нельзя назвать иначе как удовлетворенным стоном. — Сейчас ты кусаешь меня, но придет время, когда вместо зубов ты используешь свой язык.


* * *

Возможно, чтобы доказать свою правоту, он тем же вечером привязывает Тора за руки к изголовью своей кровати, устланной мехами и тканями. Кисти скованы у того над головой, и не имеет значения, как сильно он будет натягивать цепи, не важно, насколько хлипкими они выглядят, все, чего он добьётся — это лишь глубокие ссадины на запястьях, там, где их обхватывает металл.

Из своей неудобной позы, лежа на спине, он глядит на Локи, который смело к нему приближается. Он ясно понимает, что за этим последует, и он полон решимости не сдаваться без боя. Впрочем, это ничуть не беспокоит Локи. Он склоняется над Тором, собираясь забраться на него верхом, и Тор с яростным воплем бьет его коленом в лицо. Желудок будто скручивается в узел, когда Тор видит, как йотун ухмыляется, трогает языком разбитую губу и сверкает красными глазами в ответ. В этот миг он и в самом деле выглядит диким. Он снова подходит ближе, оставаясь пока в недосягаемости.

— Такой неистовый, такой разъяренный. Тем слаще будет тебя приручить, мой великолепный непослушный зверь.

Смех Тора звучит глухо и безрадостно, и резко обрывается, когда Локи поднимает руки и расстегивает свой плащ, позволяя тому упасть к ногам. Тор смотрит на него в тревоге, он видит поджарые мышцы торса, задерживается взглядом на линиях, украшающих голубую кожу. И голос Локи обманчиво мягок, когда он искоса бросает взгляд на Тора.

— У тебя ведь полегчает на душе, если я буду выглядеть, как один из твоих сородичей?

Практически без перехода — Тор успевает лишь моргнуть — перед ним вновь стоит бледный молодой парень с чертами аса. Тор настолько поражен, что на секунду забывает сопротивляться, и этой короткой секунды хватает Локи, чтобы ужом скользнуть между его ног. Он удерживает свое тело на весу, упираясь ладонями по обе стороны от головы Тора, ухмыляется ему сверху вниз, и его кожа меняет свой цвет — она вновь становится голубого оттенка.

— Я передумал. Я хочу, чтобы ты видел, кто утверждает свое право на тебя, кто заставляет тебя извиваться и умолять о большем.

Его пальцы зарываются в густые золотистые волосы Тора. О да, он насладится этим сполна. Он не станет запирать Тора в клетке навсегда — это не доставит никакого удовольствия. Он посадит его в клетку и однажды оставит дверцу открытой, а Тор не сбежит, Тор, могучий сын Асгарда, останется в ней по своей собственной воле. Это будет абсолютное разрушение, которому Локи планирует подвергнуть всеми любимого глупого принца.

Но Тор по-прежнему не видит этого. Он еще не знает о своем будущем, когда сипло произносит:
— Как будто это когда-нибудь произойдет.

Локи подбирается ближе к его уху и шепчет, касаясь губами мягкой кожи:
— Именно так и будет. Просто смотри.

В ответ Тор стискивает ноги, впечатляющие глыбы мышц напрягаются и бугрятся, воплощая его намеренье раздавить Локи, зажатого между ними. А Локи в ответ фыркает, обнажая зубы.

— Ты только делаешь себе хуже, — свистяще шипит он. — Хочешь, чтобы я связал тебе и ноги?

Прежде чем он начинает сплетать заклинание, Тор с рычанием освобождает его. Локи одобрительно улыбается и прижимается теснее. Все же надо отдать Тору должное, требуется немало мудрости, чтобы признать поражение, когда борьба становится бессмысленной.

— Не кусайся, пожалуйста, — слова, срывающиеся с его губ, так похожи на отчаянную мольбу. — Я лишь хочу попробовать тебя на вкус.

Тор теряет дар речи от этой кроткой просьбы, ему и в голову не приходит, что Локи снова одурачил его, пока прохладный рот не принимается ласкать его собственный, а юркий язык не начинает скользить по его губам, дразня и толкаясь. Когда разум вновь возвращается на свое место, становится слишком поздно, Локи уже отпрянул с довольной и победной усмешкой на лице.

— Ты мне отвратителен, — грохочет Тор, но вкус, который остался на его губах какой угодно, только не отвратительный, и это заставляет его ненавидеть йотуна еще сильнее.

— О, я знаю.

Он не видит улыбку Локи, так как голова того лежит в изгибе между шеей и плечом Тора, но чувствует ее в каждом слоге.

— Это так вы обходитесь со своими пленниками? И ты еще называешь йотунов цивилизованными?

Локи встает и отходит, моментально растворяясь в тенях. Он щелкает пальцами, и туника Тора, его штаны и нижнее белье — все исчезает. И Тор остается лежать в одних лишь сапогах. Это зрелище почему-то веселит Локи.

— Если бы ты не был таким упрямым, это могло бы доставить тебе удовольствие, — рассуждает он, расстегивая кожаный пояс на килте; ткань падает на пол. — Я ведь могу и хуже.

Тор не отводит взгляда, хотя и старается не глазеть. Ответ застревает у него в горле. Он отстраненно удивляется тому факту, что тело йотуна гладкое и безволосое, и это то, чего бы он желал и вовсе никогда не знать. И в то же время это кажется ему странным: у Локи ведь растут волосы, вот эти самые длинные смоляные пряди, спадающие ему волной на шею. Тор также с удовольствием никогда бы не знал о том, что замысловатый узор на их телах продолжается и на члене, и его глаза невольно прослеживают волны и спирали изящного рисунка от основания до самой головки.

Локи вновь наклоняется и на этот раз прижимается к его груди. И Тор шипит от прикосновения холодной кожи к его собственной. Локи ощущается гладким и хрупким. Эта мысль немного пугает, и от нее по хребту бежит дрожь, вынуждая его в панике так сильно подкинуть бедра вверх, что он слышит, как клацают зубы Локи, и разлегшегося между его ног йотуна отбрасывает прочь. Этого хватает, чтобы Тор предпринял еще одну попытку ударить, но на этот раз его цель ускользает в сторону, и удар приходит Локи в плечо.

В одно мгновение Локи пружинисто вскакивает на ноги, и, невзирая на гнев, Тор поражен, как легко йотун переворачивает его на живот и заставляет распластаться под весом своего тела.

— Я мог бы взять тебя вот так, раскинувшегося, раскрытого подо мной, как беспомощная дева, и ты бы не смог ничего сделать, кроме как орать в постель, пока я рвал бы тебя надвое.

Тор не может вздохнуть, и шкуры, чей мех забивает ему нос и рот, лишь наполовину виновны в этом. Он ощущает неумолимое давление прямо в расщелину между своих ягодиц, когда член Локи начинает наполняться кровью и твердеть, и понимание этого заставляет его замереть.

Локи прикусывает мочку его уха, и прежде чем он успевает возмутиться, хитро и насмешливо произносит:
— Но в отличие от твоего представления обо мне — я не дикий монстр.

Когда он вновь переворачивает Тора на спину, тот ворчит, отплевываясь от меха, набившегося всюду:
— Ты глубоко ошибаешься, если полагаешь, что меня волнует поза, которую ты меня заставляешь принимать.

Локи хохочет, и это звучит еще насмешливее, чем обычно. Скользящим движением он возвращается на прежнее место, которое занимал, лежа между ног Тора, и на этот раз Тор с шумом втягивает воздух сквозь зубы, когда член Локи задевает его собственный, мягкий и вялый.

Предстоящее его несколько пугает, а именно размер и тот факт, что еще никто и никогда не посягал на него таким образом. Он знает, что такое боль, все воины знают, и он ее не боится. Он с минуту обдумывает возможность сопротивления. Он мог бы дергаться и метаться, чтобы усложнить Локи задачу, но он знает, что в конце концов проиграет. Локи может опутать его волшебными цепями по щелчку пальцев, и он все равно окажется распластанным под ним. Он пройдет через все страдания с достоинством. Насколько это возможно в подобной ситуации. Поэтому он усмиряет свое тело, усмиряет язык и молча лежит, равнодушный ко всему.

Локи, кажется, это ничуть не волнует. Он трется лицом о его челюсть, проводит носом линию по шее, движется вниз по телу Тора. Его язык высовывается, как жало, пробуя на вкус кожу на ключице. Он опирается на один локоть и свободной рукой принимается гладить Тора по груди. И то, как он это делает, заставляет кожу Тора покрываться мурашками.

— О, ты на ощупь совсем другой. Я никогда раньше не был с асом.

— Потому что ты можешь заполучить аса только силой, — резко произносит Тор. Его голос обрывается, когда Локи больно прикусывает кожу у него на груди, прямо над сердцем.

— Скоро я получу одного с его полного согласия, — обещает Локи, и кромка его белоснежных зубов поблескивает за губами. В ответ Тор может лишь недоверчиво хмыкнуть, потому что рука Локи отвлекает, когда спускается ниже по его животу, мимо пупка, вдоль бедра. Все тело подбирается в ожидании прохладного прикосновения к нежной плоти, прижатой к напряженному члену Локи. Но пальцы замирают и скользят обратно вверх, так и не прикоснувшись.

Локи губами повторяет тот же путь. Он движется вниз и останавливается у самого паха, и Тор запрокидывает голову от разочарования, о причине которого он старается не думать.

— Мммм, — тянет Локи, и именно этот звук заставляет кровь Тора вскипать и отдаваться в ушах барабанным боем. Голос Локи звучит так, будто некто на изысканном пиру отведал отлично прожаренного мяса из отборнейшей дичи и запил его крепким и сладким медовым вином. Йотун лижет, кусает и пробует его на вкус одновременно, перекатывает его соски между зубами. Тор отворачивает голову в сторону и на этот раз сам прикусывает собственную кожу, чтобы заглушить себя. Он чувствует смешок прямо напротив своей начинающей пробуждаться плоти, и Локи ухмыляется ему, долго, лукаво.

— Как я погляжу, ты начинаешь проявлять интерес, — мурлычет он, и Тору не нужно смотреть вниз, он и так знает — у него уже наполовину стоит.

Он зажмуривается, отгораживаясь от происходящего, и задается вопросом, придет ли отец, чтобы спасти его. В конце концов, он же его наследник. Асгард не может допустить, чтобы наследный принц был пленником йотуна. Пленник, раб. Игрушка для сексуальных извращений. Что бы сказали жители Асгарда, если бы узнали об этом? Как он сможет глядеть им в глаза после этого?

Влажное ощущение вокруг головки члена выдергивает его из размышлений, и на этот раз он совершает ошибку, посмотрев вниз. Открывшийся его взгляду вид заставляет член дернуться от внезапно накатившего возбуждения, и Локи усмехается прямо вокруг его члена, принимаясь сильно сосать, почти причиняя боль, почти. Его щеки втягиваются, и Тор смотрит со все нарастающей похотью, как его член до половины исчезает во рту Локи. Он едва удерживает свои бедра от того, чтобы не толкаться вперед и глубже в прохладный плен его рта. Он рычит, когда Локи скользит вверх и в движении царапает зубами нежную, такую чувствительную кожу, прежде чем выпустить его изо рта с непристойным причмокиванием.

— Не отвлекайся, мой золотой принц.

Тор скалится, напрягает мышцы спины, собираясь поддать бедрами вверх, в надежде шлепнуть Локи по подбородку. Он опаздывает всего на долю секунды. Локи рукой ловит его член и сжимает с такой силой, что Тор орет в агонии.

— Я думал, у нас соглашение. Все шло ведь так хорошо, разве нет? — воркует Локи с притворным сожалением, его взгляд опасно темнеет. — А ведь я могу причинить тебе ужасную боль в отместку.

И чтобы лучше донести свою мысль, он внезапно со свирепой страстью насухо вонзает кончик своего пальца в задний проход Тора. Тор дергается.

— Но, видишь ли, сегодня я великодушен. — Локи косится на него лукаво, и в следующий миг у него в руках оказывается маленькая баночка, наполненная полупрозрачной субстанцией. Когда он ее открывает, Тор чувствует резкий морозный аромат, свежий, будто запах недавно выпавшего снега. Локи погружает пальцы в смазку, тщательно растирает ее между ними.

Тор не издает ни звука, когда один тонкий палец входит в него. Он чувствует нутром, какой тот холодный — но не настолько, как он предполагал. Он откидывает голову назад, зарываясь в мех, и пытается отрешиться от ощущения вторжения пальца в его тело, затем второго и, несколько неловких минут спустя, третьего. Он старается дышать сквозь стиснувший его грудь обруч, но это не так легко. Постепенно напряжение покидает его тело, и ему наконец удается расслабить мускулы. Как ни странно, единственный в комнате звук, похожий на хныканье, исходит от Локи, когда тот скользит пальцами внутрь него и наружу в неровном ритме, вздыхая и мурлыча себе под нос в развратном удовольствии. Он гладит ноги Тора по всей длине, утыкается носом в пах, бегло, словно бы мимоходом, прихватывает мошонку. От ощущений мысли Тора путаются, оставляя его в полной растерянности.

Затем Локи останавливается, и внезапность, с которой было прервано это распутство, вынуждает Тора приподнять голову. Теперь Локи сел перед ним и толкает Тора под колени, заставляя поднять их выше и притянуть ближе к плечам. Локи наклоняется к нему и давит всем весом своего тела. Он похож сейчас на воина, сосредоточенного на поставленной цели, который уничтожит все на своем пути. Между коленей Тора открывается очень смущающий вид — полностью вставший член Локи гордо торчит вверх и мерцает синевой в тусклом свете. И все же Тор не может отвести от него взгляд, несмотря на то, что этот ствол скоро вонзится в него, и от этой мысли на лбу выступает испарина.

Лениво и не торопясь Локи смазывает себя, каждое его движение демонстративно и преисполнено самолюбования. Тор следит за этими движениями, разрываясь между тревогой и благоговением. А затем Локи немного подается вперед и успокаивающе поглаживает его по груди.

— Я буду двигаться медленно, чтобы ты успел привыкнуть.

Тор стискивает зубы — и очень вовремя, потому что Локи, конечно же, берет его одним мощным толчком, сразу погружаясь в него на полную длину, до самого основания.

— Ох, я проскользнул. Должно быть, все из-за смазки, — он ухмыляется, но лицо искажает гримаса невыносимого удовольствия.

Он падает вперед, укладываясь на грудь Тора, и тот едва может дышать под его весом и от болезненного растяжения, которое рвет его пополам.

— Ты грубое животное, — хрипит он, и на глазах его проступает влага. Его мышцы пульсируют от безумной жестокости, пытаясь привыкнуть к вторжению.

Локи не реагирует. Он, кажется, тоже едва переводит дух. Его благородный нос тесно прижимается к груди Тора, кончик языка высовывается и коротко и влажно лижет кожу.

— Ты обжигающе горячий внутри, — выстанывает Локи, двигаясь обратно, он дает себе мгновение передохнуть, чтобы охладить кожу, и снова толкается вперед.

Никто во всем Йотунхайме не подходит ему по размеру, его сородичи слишком крупные для него и редко проявляют интерес к его хрупким пропорциям, но с Тором — это удачный выбор. Их тела — словно две половины единого целого и идеально подходят друг другу. Невероятное удовольствие, смешанное с болью, и эта бурлящая смесь ощущений выбивает все мысли из головы. Такое чувство, что не только он рвет Тора на части, но и наоборот тоже. Он беспомощно стонет, когда погружается глубоко внутрь и его обжигает жаром. А когда он выходит до самой головки, то чувствует, как холодно снаружи, и стремится поскорее оказаться внутри и вновь начать двигаться, и это желание подчиняет себе все остальные.

Ритм и угол, под которым он входит, утомляют, у него начинают дрожать руки и неметь плечи. Он подхватывает Тора под колени и сгибает пополам, чтобы добиться более удобной позы, перенося вес своего тела на бедра Тора. Он протяжно ахает в экстазе, потому что новый угол позволяет проникнуть еще глубже, и к тому же теперь гравитация тоже на его стороне. Тор под ним задыхается после того, как Локи выдавил почти весь воздух из его легких. Проклятый йотун согнул его практически вдвое, и воздух, который Тор успел вдохнуть, оказывается запертым в грудной клетке, пока Локи врывается в его тело с громкими влажными шлепками.

Боль поначалу ослепляет, но постепенно спадает до уровня, который Тор может игнорировать, тогда ее медленно начинает вытеснять страх. Тора накрывает стыд, потому что когда боль отходит на второй план, она уступает место чему-то теплому и подрагивающему, тому, что грозит перерасти в удовольствие. У него перехватывает горло, и он невольно и сипло вскрикивает от смеси удивления, боли и плавящего кости блаженства, когда Локи вращает бедрами и входит еще глубже, по дороге проезжаясь по какой-то точке внутри него, и Тор страстно желает, чтобы Локи задел ее снова — и в то же время страшится этого. Он благодарен за то, что йотуну сейчас не до болтовни и не до его разглядывания. Звуки, исходящие от Локи, когда тот толкается в него, кажутся песней, бесконечный гимн непрерывных стонов и рваного хныканья. Локи запрокидывает голову, будто вытягиваясь навстречу ослепительному экстазу, словно пытаясь плыть на поверхности воды, подставляя лицо солнечному свету. Его горло открыто и подергивается от жадных глотков воздуха, и красивое лицо с тонкими чертами искажается в страстных гримасах, когда он двигается без остановки.

Тор чувствует, как пружина желания разворачивается в его чреслах, его голова клонится в сторону от сладкой муки. Он закрывает глаза, чтобы не видеть, в надежде уберечься от нежеланного, непрошеного удовольствия. Но он не может заткнуть уши, и звуки наполняют тишину, скользкие влажные звуки шлепков кожи о кожу, и рваное дыхание Локи тоже ничуть не помогает спрятаться от всего. Глубоко в его груди зарождается стон, стон пробуждающегося зверя, и Тор закусывает губы до крови, когда Локи понимающе усмехается.

— Да, мой сладкий монстр, не позволяй себе кончить. Сдерживайся.

И Тор так и делает, сдерживается.

— Только посмотри на себя. Ты на грани оргазма. Открой глаза и погляди, как я заставляю тебя корчиться подо мной.

Тор подчиняется, но ему кажется, что взгляд, который, как он рассчитывал, будет суровым, получился слабым и умоляющим. Локи выходит из него и ведет тонким пальцем вдоль члена Тора, очень медленно, от головки до основания. Судорога проходит по телу Тора, и он почти видит струю, выстреливающую ему на грудь. Он напрягается в попытке вырваться из оков, желая то ли разорвать Локи на части, то ли прикоснуться к себе, но цепи вокруг его запястий не знают жалости. Локи наблюдает за ним взглядом хищника, торжествуя от его неприкрытого желания.

— Ты можешь взять меня столько раз, сколько захочешь, но это лишь тело, ничего более. Всего лишь реакция слабой плоти, — с негодованием хмурится Тор. — Ты можешь насиловать мое тело как пожелаешь, но это не моя душа и не мой разум.

И Локи ухмыляется, потому что он хочет куда большего, а Тор не имеет ни малейшего понятия, какое удовольствие он получит, когда достигнет своей цели. Ведь он намерен получить все.

— О, не волнуйся, Одинсон, — склоняется Локи над ним, следя за тем, чтобы не задеть член Тора, и это наполняет Тора разочарованием. — Я доберусь и до твоей души. Я заполучу и ее. Ты мне сам ее вручишь. По своей. Собственной. Воле.

И чтобы подчеркнуть свои намеренья, Локи вновь погружается в него, врываясь жесткими толчками. Один, другой, третий — и он кончает с хриплым воем, содрогаясь всем телом. Он с трудом удерживается в вертикальном положении, хватает ртом воздух и голова его клонится на грудь.

— Неплохо для начала, — бормочет он в предвкушении нового развлечения, когда вынимает член, заставляя Тора дернуться от внезапной пустоты внутри. Он наклоняется и, дразня, один раз лижет самый кончик головки члена Тора, прежде чем накрыть ее ртом. Губы плотно сжимаются вокруг, в то время как язык буравит узкую щель на верхушке. Тор не может сдержать стона, рвущегося из горла, но удовольствие длится всего пару секунд, а потом Локи отстраняется.

Тор глядит на него с беспокойством, когда тот поднимает свой килт с пола и легкими пружинистыми шагами направляется к купальне. Тор рычит от отчаяния, когда понимает, что Локи не собирается позволить ему кончить, и на мгновение ярость грозит затопить его с головой. Это такая пытка — ждать пока эрекция спадет сама, но он убеждает себя, что кончить и получить удовольствие от руки Локи было бы куда худшей пыткой.


* * *

Так длится много дней.

Локи редко оставляет его одного. Дни напролет он погружен в изучение древних фолиантов из библиотеки Одина, читая и запоминая. Тор наблюдает за ним из угла, следит за каждым его сложным жестом и напрягает слух, чтобы уловить едва слышный шепот, когда Локи практикуется в магии сейдр. Затем йотун приносит еду, и Тор больше не кусается, он позволяет тонким пальцам скользить ему в рот, когда Локи кормит его, а иногда, когда слишком устает сопротивляться (по крайней мере, так он говорит себе), он послушно раскрывает губы под натиском языка Локи, и тот на вкус лучше, чем любая пища, которую Локи приносит. Временами он думает, что даже лучше чем любая пища, которую он когда либо ел, и эта мысль беспокоит его.

Иногда они недолго беседуют. Чаще всего он отрывисто рычит в ответ на вопросы Локи, но бывают случаи, когда Локи добивается от него цивилизованных ответов несколькими правильно и вовремя оброненными словами, задумчивыми размышлениями вслух об Йотунхайме, о своей жизни при дворе, рядом с сородичами, любой из которых может пришибить его одним ударом.

Новое место обитания для Тора — это кровать Локи. Она достаточно большая для них двоих, и между их телами остается достаточно растояния, что не может не успокаивать. Локи продолжает удерживать его в оковах, и цепи слишком короткие, чтобы можно было передвинуться на сторону Локи и напасть на него, пока тот спит. Об этом Локи позаботился.

Каждый вечер проходит за одним и тем же занятием, но бывает, Локи начинает еще со дня, вырывая Тора из дремы дразнящими прикосновениями рта к его члену, своим искусным языком заставляя его наполняться кровью и увеличиваться в размерах. По правде говоря, это не худший способ пробуждения, который он может представить. Плохо то, что Локи никогда не позволяет ему кончить.

С тех пор как Тор прекратил сопротивляться и драться, прикосновения Локи стали нежнее. Он доводит его до самого края удовольствия, но никогда не позволяет перешагнуть этот край и сбросить напряжение. И Тор вынужден гасить собственное возбуждение, искренне желая, чтобы оно исчезло, так как связанными над головой руками он не в состоянии сделать хоть что-то, кроме как тереться о мех, но остатки гордости пока еще удерживают его от этого. Каким-то образом Локи всегда знает, где пролегает та граница, до которой он может довести Тора, не опасаясь, что тот перешагнет ее, ринется с обрыва и кончит. Он хорошо знает, и поэтому мучает его, удерживая в состоянии постоянного неудовлетворения, соблазняя, заставляя умолять хотя бы о единственном разе, об одной финальной точке, об одном выворачивающем душу наизнанку падении в пропасть. И Тор понимает: какими бы ни были истинные планы Локи, тот близок к их выполнению, очень близок.

Предусмотрительная осторожность, с которой он держится на расстоянии от своего пока еще неприрученного питомца, оправдывается каждый раз, когда он жаждет удовлетворить свою страсть с Тором. После него остается не только прохладное семя, но и смертельно опасный гнев, и Тор иногда мечтает просто задушить Локи голыми руками. Но временами мечтает, как трахает его, прежде чем выдавить весь воздух из легких.

Но это лишь пустые грезы днем.

Потому что ночью он грезит о голубой коже, о подчиняющей силе, которая вторгается в него раз за разом, распространяющей жар и холод в его внутренностях, словно прохладно тлеющий пепел. И он извивается во сне, и борется, но он не против вторжения в свое тело, а за него, за то, чтобы оно продолжалось до тех пор, пока он не сможет достичь разрядки, пока это его не сломает. Он думает, что уже сломан. В любом случае, в той или иной степени. Но даже в своих снах ему не позволено подойти к финалу, и он просыпается потный и отчаянно возбужденный. Затем он поворачивает голову — и бледная кожа с витиеватыми узорами всего в нескольких сантиметрах от него. И у него возникает соблазн придвинуться ближе, коснуться ее губами, вылизать все впадинки гибкого тела, зарыться в них лицом, а потом он вспоминает. Где он и с кем. Но когда он вспоминает, он уже укрощен.

А затем однажды Локи спрашивает:
— Ты жаждешь прикоснуться ко мне, не так ли?

И Тор жаждет, о, как сильно он желает этого, его жажда выворачивает его наизнанку, и Локи это знает так же хорошо, как и он сам. Но он также знает, что это ловушка. Нет правильного ответа. Если он будет отрицать — Локи не позволит ему прикоснуться, если же ответит «да» — нет, он не может этого сделать, он не может признать, что Локи победил.

Но его молчание достаточное свидетельство победы Локи, и Локи может позволить себе быть великодушным. Он опускается на колени рядом с головой Тора, подсовывает под нее подушку, чтобы приподнять выше, и желудок Тора ухает куда-то вниз от предвкушения. У действий Локи всегда есть две стороны, словно у обоюдоострого клинка, одна сторона удовольствие, другая — боль.

Это единственный способ, которым Локи позволяет Тору прикоснуться к себе — ртом.

Локи приступает не спеша. Он кладет свой член на губы Тора, потирая им взад и вперед, и внезапно Тор обнаруживает, что он уже охотно открывает рот навстречу этим движениям. Он высовывает язык и лижет нижнюю сторону члена, когда тот скользит вдоль его рта, от левого угла до правого и обратно. Он легонько царапает его зубами и Локи стонет, неосознанно ускоряясь. Локи ощущается прохладным и шелковистым между его губ, а еще теперь он может уловить дикую пульсацию вен, когда проводит по ним языком.

Бедра Локи дрожат, головка его члена толкается и упирается в правую щеку Тора изнутри, и прежде чем йотун успевает сообразить, Тор поворачивает голову и вбирает его еще глубже.

— О, ты меня просто сжигаешь, — выстанывает Локи, и Тор не может решить, стонет он от боли или от наслаждения.

На вкус Локи не такой, как один из тех асов, которых Тору доводилось пробовать прежде. Первые капли его предсеменной жидкости размазываются по языку, они сладко-соленые и освежающие.

Трение болезненно отзывается на чувствительной слизистой во рту, но прохладная плоть Локи успокаивает боль лучше всякой целебной мази. Локи нависает над ним, упирается в плечи Тора, ища опоры, пока вторгается в его рот, толкаясь в экстазе до самой глотки, и у Тора от напряжения и стыда выступают слезы на глазах. Он ничего не может с этим поделать, как и с тем, что его язык обвивается вокруг головки члена Локи, стараясь проскользнуть в узкую щель прежде, чем Локи изольется. Он такой хороший ручной питомец, он сосет, и сосет, и сглатывает, и самое приятное ощущение для его саднящего рта наступает, когда сперма наполняет его, такая прохладная и сладкая.

Локи улыбается ему сверху вниз и это вознаграждающая улыбка, удовлетворенная, сытая и полная скрытого смысла. Его пальцы мягко зарываются в волосы Тора.
— Теперь ты начинаешь понимать, что такое покорность.

И хуже всего то, что Тор тоже так думает.


* * *

Локи полагает, что асгардец готов. Он размышляет о том, что пришло время последней проверки, финал его мести — оставить дверь клетки открытой.

Он усмехается про себя, когда ноги Тора сжимаются вокруг талии, как в последние несколько раз, в попытке удержать его внутри чуть дольше, чтобы самому успеть достичь оргазма, который так никогда и не наступит — Локи за этим проследит. Он наблюдает за Тором с легким удивлением. Тор должен видеть себя, видеть себя таким, раскрасневшимся, извивающимся от желания и отчаяния, дико возбужденный, почти доведенный до безумия этой бесконечной гонкой. Его тело изгибается, подается вперед и опускается вновь, бьется в конвульсиях, в самых прекрасных судорогах, напрягающиеся мускулы живота и груди заставляют Локи облизываться от вожделения. Он наклоняется вперед и прижимается к бронзовой от загара шее, прикусывает натянувшиеся сухожилия. Тор теперь такой чувствительный, одно даже легчайшее прикосновение — и он стонет и выгибается навстречу губам, требуя большего, больше прикосновений, больше трения. Он словно созревший плод под языком Локи, и тот обнаруживает, что слегка пристрастился к этому вкусу. Локи притягивает голову Тора (впрочем, он не принуждает к этому теперь, на самом деле лишь легко тянет), и накрывает его губы своими, сразу же быстро отпрянув, прежде чем Тор смог бы укусить. Склоняется и проводит языком мокрую линию от колючего подбородка до ямки в самом низу шеи. Он не уверен, что Тор осознанно выдыхает его имя, но когда это слово слетает с губ, Локи едва не кончает, услышав его.

Тор выгибается над кроватью, упираясь головой в шкуры, когда Локи подает бедрами под углом и вверх, раз за разом натирая ту сладкую точку внутри него, толкаясь вперед и вновь отступая. Он замирает, отходит назад и снова задевает эту точку, в этот раз так сильно, что самый настоящий скулеж вырывается из горла Тора от жаркого, раскаленного добела удовольствия.

— А-ах… пожалуйста, пожалуйста, пожа…

Недостойные мужчины всхлипы клокочут в его горле, и Тор стискивает зубы, чтобы не дать им вырваться наружу. Локи, прищурившись, глядит на него. Эбеновые пряди прилипли ко лбу, пот блестит на его груди, капли стекают по шее, словно бусины росы, чистой и прохладной. Локи невозможно красивый и притягательный, и даже когда он вторгается в его тело, в нем есть нечто нематериальное, неземное, словно он не более чем иллюзия. Тор наблюдает, как йотун извивается и вздрагивает над ним, рисунок на его коже пульсирует, и Тор задается вопросом: узоры и вправду двигаются или это только игра воображения, и на самом деле лишь мышцы перекатываются под голубой кожей. На секунду Тор отчаянно желает прочитать эти символы и понять их, словно тело Локи — это карта, ведущая к спрятанным сокровищам.

Локи вбивается в него жесткими толчками, его спина изгибается дугой, когда он кончает, рот распахивается, выпуская наружу долгий протяжный крик, который звучит скорее как возглас священного благоговения и, о великие норны, как он прекрасен.

— О, Тор, — вздыхает он и выходит из него, и Тор чувствует себя так, будто готов кричать от отчаяния, когда Локи возвращается на свою сторону кровати.

Это накапливается и накапливается в нем. Это нарастающее удовольствие, когда Локи толкается в него, сияя все ярче и жарче с каждой следующей ночью. И с каждым разом все тяжелее отступать от края обрыва, с которого он сам хочет шагнуть вниз и с которого ему запрещено прыгать. Тор боится, что сходит с ума. В его голове осталась лишь одна мысль, его гложет желание выпустить свой неуемный голод на свободу.

— Я ненавижу тебя больше, чем кого бы то ни было во всех Девяти Мирах, — скрежещет он, его голос хриплый и надтреснутый, грубо исцарапанный кипящим желанием. Его возбужденный член тяжело прижимается к животу.

— Я знаю, — довольно смеется Локи. Сытый и удовлетворенный, он томно вытягивается на постели, собираясь поспать. Тор тянется, чтобы прикоснуться к нему, Локи манит, как кот, нежащийся под теплым осенним солнцем. Руки аса дергаются и борются с оковами, и он так удивлен, когда обнаруживает, что те рвутся, и он оказывается свободен. Мышцы вопят от боли, когда он прижимает руки к груди, стряхивая цепи.

Он смотрит на Локи и колеблется. Взвешивает варианты. Он может сейчас набросить цепь на тонкую шею и затягивать, пока не оборвет навсегда это гнусное дыхание. Он может сделать это даже голыми руками. Затем он может выбраться отсюда, найти путь из Йотунхайма, даже если ему придется разорвать весь этот мир на куски, чтобы вернуться в Асгард.

Он пододвигается ближе, встает на колени. Сперма Локи холодной струйкой течет по внутренней стороне его бедра, и это как угодно, но не противно. Во всяком случае, он чувствует возбуждение. Его рука скользит по ключице Локи, но это вовсе не сулящее смерть давление. Пальцы подрагивают от прикосновения к прохладной коже. Он впервые пробует на ощупь эту рельефную роспись, и его тело само движется к Локи, на него и между его ног, и он не встречает никакого сопротивления. У него стоит до боли, он трется о гладкие бедра, и Локи лениво смотрит на него из-под ресниц. Его торс выгибается Тору навстречу, йотун ловит член Тора в ловушку между их животами, и у мужчин вырывается сдвоенный стон.

— И что теперь, мой прекрасный монстр? — урчит Локи соблазнительным голосом, убаюкивающим, словно заклинание, и рука Тора соскальзывает с его шеи, чтобы подняться выше. Он проталкивает два пальца ему в рот и Локи сосет, кружит языком вокруг них, лижет до костяшек и тщательно увлажняет слюной, прежде чем Тор убирает руку с утробным животным ворчанием, наполовину свихнувшийся от желания. Он вставляет в Локи два пальца сразу, и Локи глушит готовый сорваться скулящий звук. Тор не теряет времени, он спешит, словно боится, что никогда не доберется до цели и, положа руку на сердце, Локи не может винить его в этом.

Тор входит в него с громким рычанием и утыкается головой ему в шею на мгновение, когда накатывает умопомрачительная волна удовольствия. Он так долго этого ждал, и Локи внутри просто восхитительный. Ощущения едва не лишают Тора разума, и он упивается их интенсивностью. Тор присасывается к углу острой челюсти Локи, когда сдает назад и прикусывает ключицу, когда вновь со шлепком входит в его тело. Он скользит ладонью под бедра Локи и приподнимает его, прижимая еще ближе к себе, пока двигается в нем внутрь и наружу. Ноги Локи взлетают вверх, обхватывают Тора за пояс, йотун исступленно стонет, пока Тор насаживает его на себя, и в экстазе запрокидывает голову назад. В движениях Тора бурлит накопившееся желание и гнев, и Тор вовсе не нежный, он голодный, он жадный, он доведен до отчаяния, и он уверен, что никогда прежде ему не было так хорошо, что никогда ранее он не чувствовал такого острого удовольствия. На мгновение он желает навсегда остаться внутри Локи.

Локи хватает его за волосы, оттаскивая его голову от своей шеи, и злобно ухмыляется, глядя на него. А потом прижимается губами к губам Тора в грязном мокром поцелуе. Локи не нужно упрашивать Тора открыть рот навстречу, тот сам мгновенного делает это, скользя внутрь языком, и кружит им вокруг языка Локи в каком-то нечестивом ритуале, танцуя в одном ритме со стонами.

Когда Тор изливается внутри него с протяжным воем, изогнув спину и откинув голову назад, Локи насмешливо произносит:

— Посмотри на себя, могучий сын Асгарда. Ты ведь понимаешь, что это был твой шанс сбежать, спасти свою шкуру и вернуться в свой драгоценный дом. А вместо этого ты здесь, чтобы познать глупое удовольствие с йотунским монстром и разделить с ним ложе как с любовником. Ты говоришь себе, что это месть? Что сейчас ты взял надо мной верх? Ты мой, целиком и полностью, слепой глупец.

И он смеется, потому что это полное разрушение Тора, и Тор знает, что тот прав, но его это не беспокоит. Он запечатывает поток жестоких слов собственным ртом, прихватывая зубами жестокие губы, и все еще чувствует на этих губах ухмылку, но Локи послушно и легко уступает, вкладывая всю свою свирепость в поцелуй, который возвращает Тору.

Проходят часы, прежде чем они наконец откатываются в разные стороны. Их тела приятно ноют от удовлетворения, вымотанные до предела.

— Я оставлю тебя себе навсегда, — бормочет Локи, укладываясь рядом с Тором, а тот слишком устал, чтобы возражать.


© thefirstwhokneels
Перевод AVO Cor
июль 2015
Ровно

@темы: Thor, Loki, фанфик, статус: закончено, объем: миди, movie: Thor, movie: Avengers, рейтинг: NC-17

---

"И я кричу от чего-то столь же сладкого, как боль", перевод

[AVO Cor]

Название: И я кричу от чего-то столь же сладкого, как боль
Переводчик:  AVO Cor
Бета:  The Third Alice
Оригинал: “And then I scream for something as sweet as pain“ by thefirstwhokneels, разрешение получено
Фэндом: "Тор", "Тор 2", "Мстители"
Персонажи: Локи, Тор, читаури, Фандрал, Огун, Сиф, Один
Размер: мини (3729 слов в оригинале, 3577 слов в переводе)
Рейтинг: PG-13
Жанр: drama, angst
Категория: джен
Предупреждение: смерть персонажа
Краткое содержание: Локи никогда бы не подумал, что читаури возьмут его собственные слова, исказят их и используют против него самого. И понимание приходит только в самом конце – когда он кричит, никто не проявит к нему милосердия, на которое был бы способен даже он.
Примечание: работа с ЗФБ 2016 в команде WTF Villains 2016
Размещение: только с разрешения переводчика


Это как внезапный разрыв в радужной круговерти, словно сквозь нее прорывается стрела, изготовленная из беззвучной ночи и небытия, и он понятия не имеет, как их смогли отыскать, но бесконечно долгое мгновение подходит к концу, и вот читаури уже здесь. Тор осознает это на долю секунды позже, и к тому времени они уже окружены со всех сторон.

Локи слышит металлический, такой успокаивающий гул Мьёлльнира, когда тот появляется у Тора в руке. Миг чистого ледянящего душу ужаса — но не среди читаури. Тор вздрагивает, и Локи видит панику в глазах брата — это парализующий момент принятия решения, агония выбора: защищать Тессеракт, или атаковать, или спасать Локи. Тор что-то кричит, но это не более чем рёв на фоне барабанного боя крови в ушах и шума от засады читаури. Локи тянется к нему свободной рукой, не той, в которой Тессеракт.

И что-то меняется.

Теперь это всего лишь мешанина из пятен и криков, красок, холода и тьмы, это завихрение звезд, от которого мутит, и обжигающее чувство, когда его рука выскальзывает из хватки Тора, а пальцы другой выпускают Тессеракт, пытаются снова схватить и прикасаются к кристаллу.

Тессеракт извергает синий ореол, взрыв ослепляет, и Локи знает, что тот затронул Тора, возвращая его на первоначальный осевой путь, ведущий к Асгарду, словно их и не перехватывали, а затем все вокруг меркнет.

Это старое обещание, превратившееся из пустой угрозы в реальность.


* * *

Если у тебя не получится, если Тессеракт окажется потерян для нас, не найдется такого мира, такой бесплодной планеты, такой щели, где мы бы не смогли отыскать тебя. Думаешь, ты познал боль? Он заставит тебя страстно желать чего-то, столь же сладкого, как боль.

. . .

Он падает.

Он не чувствует страха. Страх для тех, кому есть что терять. У него больше ничего не осталось, лишь его жизнь, и читаури не позволят ему легко уйти, поэтому он не боится. Все, что они могут сделать с ним, — так это пытать, но и это знакомо, у него есть своя собственная история познания боли у читаури. Так что он не боится.

Он еще не знает, но, вопреки здравому смыслу и несмотря на его уверенность, они находят нечто внутри него, нечто такое, о чем сам Локи даже не знает. То, что он лелеет за пределами сознания, нечто, спрятанное в тени. То, что удерживает его единым целым.

А затем, позже, приходит страх.

. . .

На мгновение у него в уме всплывает воспоминание, как тревожно было, когда они нашли его в первый раз. Он мало говорил, а они не спрашивали, но каким-то образом он понял, что они могут видеть его. Они могли прочитать всю историю жизни у него на лице, прямо из головы. Они могли прочитать о предательстве, и кажется, что оно записано прямо на нем, везде, по всему телу — от него разит запахом предательства, оно цепляется за него, как ворс старого истрепанного ковра. Они чуют его, они знакомы с предательством, как и он, всю свою жизнь, всегда готовый предать любого и каждого в мгновение ока, и, в конце концов, он сплел величайшую сеть предательства, такую великолепную, что попался в неё сам.

Это должно бы выбить его из колеи, его собственная открытость перед ними, под их взглядами, но это не так.

Он должен бы помнить, что запах предательства вокруг него неистребим, но он не помнит.


* * *

Они не позволяют ему спать, не дают ему пищи. У него есть лишь вода, стекающая со стен пещеры, словно капли пота. Она собирается в маленьких трещинах в самом низу, и это то, что удерживает его среди живых. И Локи думает, что он счастливчик, если читаури считают это его наказанием.

У пещеры есть выход, они не завалили его валунами и неподъемными глыбами. Если смотреть достаточно пристально, ему начинает казаться, что он может различить далекие точки звезд, но потом он понимает, что это могут быть всего лишь вспышки перед глазами от напряжения. Они даже не надевают на него оковы, и это его удивляет — иногда. Однажды он решает подняться на ноги, просто выйти наружу и уйти, но когда он начинает ползти (он не может встать, хотя и с трудом понимает, почему: у него ведь есть ноги и, насколько он может судить, они целы и невредимы), он просто теряет всю решимость и останавливается. Это выглядит так, словно расстояние, которое ему нужно пересечь, требует гигантских усилий, а он не находит в себе таких сил. Пещера такая тихая и уединенная. Здесь ничто не может навредить ему. Это тюрьма, в которой он охотно обосновался.

Здесь очень тихо. Он подозревает, — вероятно, из-за разлитого в воздухе напряжения, из-за едва ощутимой вибрации, что старается отыскать свое собственное звучание, — они все еще пытаются выяснить, как его сломать.

А затем все начинается опять — это ощущение падения. Он ничего не видит в кромешной тьме, но это чувство помнит слишком хорошо. Ни с чем не спутать это ощущение пустоты в животе, словно сосет под ложечкой; ощущение комка воздуха, застрявшего в глотке. Он падает, кружась, а вокруг так холодно, и этот холод пробирает его до самого нутра, вгрызается в его кости, и он не может себя заставить думать о чем-то другом, чем-то утешающем, когда его внезапно накрывает страх.

Это не страх удара об землю, не страх сломать все до единой кости в теле.

Он боится никогда не достичь дна.

А затем под ним вдруг появляется твердь, и он не запоминает приземления на нее, и его тело тоже не помнит. Это приносило бы облегчение, если бы не дрожь во внутренностях, ощущение, будто он балансирует на краю скалы и в любой миг может сорваться снова.

Потому что где-то глубоко внутри он знает, что так и произойдет.

Опираясь на руки, он усаживается, прислоняясь к валуну, но это не помогает, и он снова парит в невесомости. Пустота вокруг высасывает все его мысли, и в вакууме, который воцарился в его голове, появляются они: давно забытые воспоминания.

Он размышляет о том, как однажды слышал, что в момент приближения смерти, в миг смертельной опасности вся жизнь проигрывается перед глазами людей, вспышками красок и чувств, прямо у них в голове. Сперва он решает, что с ним происходит то же самое. Но это не так. Время падения растягивается настолько, что иногда кажется, будто он парит в вечном страхе, в преддверии окончательной гибели, без малейшей надежды когда-либо приземлиться.

Вокруг непроглядная тьма и совершенно нечем себя занять, кроме как лежать на твердой скале, а еще он не может заснуть. И он не знает, почему. Он не замечает ни малейшего намека на присутствие читаури, а когда предпринимает попытку отыскать хоть кого-то, оказывается, что на самом деле вокруг нет ни единого источника для беспокойства, но он все равно не может заснуть.

В любом случае, периоды, когда он просто лежит на земле, становятся все короче и короче, а потом он опять падает, и когда это начинается, со дна его памяти поднимаются воспоминания, которые, как он полагал, давно позабылись. Сцены из прошлого похожи на обрывки снов, они плавают в его голове, и у него нет ни единого объяснения, почему они всплывают именно сейчас, но с их помощью он себя развлекает. Эти ощущения ближе всего к грезам — они неясны и туманны, и заставляют его тело цепенеть, будто при резком пробуждении после глубокого сна.


* * *

Поначалу в них нет никакого смысла. Цвета, свет и тень, тепло и холод вращаются по кругу, сменяются и бесконечно кружат в голове, лишая его равновесия.

Сейчас они дети, осознает он внезапно, он и Тор. Он видит Асгард, яблоневую рощу позади дворца, и это вызывает слабый укол тоски. Они играли в прятки, и он вскарабкался на дерево, как кот, спрятался среди зеленой листвы и замер. Он помнит именно это конкретное воспоминание, потому что Тор тогда защищал его от своих друзей. Тор всегда настаивал, чтобы он принимал участие в их играх, всегда тянул за руку, даже когда Локи не испытывал желания присоединиться. Друзья Тора всегда его недолюбливали, и то, что Локи было позволено присоединяться к игре, было лишь заслугой Тора и его пылких угроз.

И теперь Локи улыбается. Он спрятался так хорошо, что дал остальным детям еще одну причину ненавидеть его сильнее.

Он видит самого себя лежащим животом на ветке и насмехающимся над теми, кто внизу.

— Я устал от этой игры, — заявил Фандрал, и Тор подошел ближе. — Где он?

— Я бы охотно оставил его здесь, если бы не мать. Но она не позволяет мне играть с вами, если я не привожу его вместе с собой, — огрызнулся Тор, и они отошли.

Внезапно под ним снова твердь, и Локи в замешательстве моргает. Века прошли с тех пор, с того самого дня в роще, но он чувствует какую-то странность. Что-то кажется лишним, но он не в состоянии понять, что именно. Он не может полностью восстановить этот эпизод в памяти, кажется, он только сейчас смог вспомнить, чем все закончилось, и это воспоминание словно чужое.

Кроме укола разочарования, которое осталось после него. Оно вовсе не чужое.


* * *

То был день его совершеннолетия, и Тор подарил ему набор тонких изящных кинжалов, сияющих, словно лунный свет и необыкновенно красивых.

— Я сделал их для тебя, — сказал Тор; лицо Локи озарила улыбка.
Тор крепко обнял его, и Локи принял решение, что никогда не станет использовать эти кинжалы в битве: они слишком ему дороги. Он будет всегда носить их под туникой, и они будут нагреваться у его сердца, как исцеляющие камни.

А потом они сражались в Муспельхайме, и в миг неминуемой опасности у него не было иного выбора, кроме как использовать кинжал, и тот спас ему жизнь. Он небрежно вытащил его из тела мертвого противника и тщательно вытер с какой-то нежной гордостью.

— О, мой старый кинжал, — воскликнул Огун позади него. — Так вот куда Тор пристроил их после нашего пари. Я охотно сменяю этот кулон на кинжалы, если ты не против.

Сжимая в кулаке кинжал, теперь тяжелый и холодный, Локи глядел на кулон, покачивающийся в пальцах Огуна, тот самый кулон, который Локи отлил из золота для Тора своими собственными руками. Он блестел, словно восходящее солнце, был таким же ярким и сияющим, как его брат. Он всегда полагал, потому что так сказал ему Тор, что тот носит его на длинной цепочке под одеждой.

Скулёж отражается от стен пещеры, и Локи осознает, что это он издает этот звук. Он пытается вспомнить, что произошло, выменял ли он кинжалы на кулон, но память к нему так и не возвращается. Не то чтобы это имело значение. Он переворачивается на бок и мечтает хотя бы о минуте сна.


* * *

— Брат, подойди и обними меня, — зовет Локи, и Тор роняет шест, который использовал во время тренировки с Сиф.

Локи смеется до колик в животе, когда тот падает. Ему нравится это воспоминание. Это был чудесный день. Он показал Тору, на что способен, и Тор так увлекся, что во дворец они вернулись уже затемно.

— Подойди же и обними меня, брат.

И Тор пошел к Локи, раскрывая объятия, готовый сжать его в железных тисках своих рук, с глупой усмешкой на лице и подозрением в глазах. Он кидается к Локи, чтобы схватить его, и с грохотом валится на землю, проваливаясь сквозь Локи, будто тот всего лишь призрак. Тор переворачивается, сбитый с толку, и глядит снизу вверх на своего брата, который стоит в полуметре от него. Он вскакивает на ноги, прыгает и повторяет тот же подвиг. На этот раз он смеется и пробует снова, и Локи смеется вместе с ним.

— Что это за игра, брат?

— Я доработал этот прием сегодня, — гордо ухмыляется Локи.

— Лучше бы ты пришел на тренировку вместо этого, — произносит Сиф позади него.

— Она права, — Тор поворачивается к нему, теперь совершенно серьезный, такой суровый, что почти не похож на себя. — Я слышал, как матушка говорила, что после меня она хотела, чтобы следующей родилась дочь. Быть может, именно поэтому ты так увлекаешься всяческими женскими занятиями. Даже Сиф больше похожа на брата, чем ты.

Протяжный вопль раскалывает голову, а когда Локи дергается, чтобы прикрыть уши, понимает, что тот исходит от него. Он вжимается лицом в землю, желая забвения хоть на минуту, и только тогда чувствует, что плачет.


* * *

— Брат, прошу тебя.

— Это величайшее безумие, которое я когда-либо от тебя слышал, Тор. Подобный план больше подошел бы мне, ты не находишь?

— Да, и поэтому я прошу тебя помочь мне.

Локи попытался спрятать ухмылку. У Тора появилась отличная идея: украсть золотые яблоки из сада Идунн — и, конечно же, он с большим опозданием понял, что ему не справиться с этим в одиночку. Он, должно быть, вконец отчаялся, если так откровенно упрашивал, поэтому Локи просто обязан был насладиться этим моментом как можно дольше. Ведь не так часто ему удавалось увидеть, как Тор умоляет его. Он согласится в конце концов, как, впрочем, и всегда, но сейчас — сейчас он извлечет из этого максимум удовольствия.

— Зачем тебе яблоки?

— Так… для кое-кого… — неловко пробормотал Тор, и Локи едва не рассмеялся ему в лицо.

— О, для леди Брунгильды?

— Откуда ты знаешь? — воскликнул Тор, ошеломленный и покрасневший.

— Брат, все знают, — Локи с озорной улыбкой покачал головой.

В итоге им понадобилась его магия, чтобы отвести глаза Идунн от Тора, пока тот срывал яблоко.

Конечно, Брунгильда была настолько безмозглой дурехой, чтобы хвастаться божественным подарком направо-налево, и Один обо всем узнал. Над их головами нависла серьезная угроза наказания, и Тор, Могучий, Великий Тор, ныне с трясущейся челюстью и умоляющими глазами, выпалил:

— Это была идея Локи, отец. Я пытался остановить его, но это было невозможно.

Онемев, Локи уставился на него, он не сводил взгляда даже тогда, когда их отец объявил ему о наказании и о том, как он в нем разочарован, прежде чем покинуть зал вместе с Тором, идущим за ним по пятам. Тор украдкой бросил на него косой взгляд и насмешливо прошептал:

— Ты что, думал, отец поверит твоему слову против моего? Ну и дурак.

Когда Локи снова чувствует под собой землю, он задыхается. Внезапно кажется, будто что-то давит ему на грудь с такой силой, словно хочет задушить, и когда он открывает рот, у него перехватывает горло, и наружу вырываются рыдания, душившие его так долго. Рыдания переходят в вой, и Локи корчится на земле, словно связанное животное, снедаемый такой ослепляющей яростью, что начинает орать от боли. Брань и проклятия слетают с его губ, он проклинает все подряд и ничего конкретного, проклинает себя, темноту, само падение. Бесконечно длящееся, вечное падение.

А затем снова становится тихо.

Он сворачивается в клубок и на этот раз жаждет беспамятства.


* * *

Бывает, что он падает, а воспоминания просто текут потоком картинок и чувств сквозь его разум, закручиваясь в водовороты. Он не в состоянии выудить какое-то одно, отличить одно от другого, он не знает, где заканчивается одно и начинается следующее. Ему лишь кажется, что он может различить в этой смеси гнев и боль, и ненависть, и бесконечность, раздражение, слепую ярость, и он чувствует себя таким одиноким, еще более одиноким, чем когда-либо в своей жизни. Это словно вдруг оказаться обнаженными и промерзшим до самого мозга костей. Ему приходится коснуться собственной руки, чтобы убедиться, что он в полном облачении, но, несмотря на это, он уверен, что у него что-то отобрали. Что-то, что он не может точно определить. То, что согревало его, помогало ему держаться и не сойти с ума. Нечто, отсутствие чего оставило после себя зияющую дыру в груди.

Натиск бессвязных, несовместимых между собой эмоций столь силен, что когда этот поток иссякает, он обнаруживает, что стоит на четвереньках, содрогаясь от рвотных спазмов, но его желудок не может выдавить ничего кроме воды. Он пытается ухватиться за эти чувства, упорядочить их хоть как-то, избавиться от них, но не может. Тогда он пытается отделить их, найти мишень, в которую он сможет перенаправить этот отвратительный и невыносимый хаос в своей голове, а когда ему почти удается, он снова проваливается, снова падает, и все связные мысли ускользают из его головы.

Все его попытки цепляться за сознание и здравый смысл напрасны. Он старается напрячь разум, но все мысли ускользают, когда под ним распахивается пустота и он вновь падает. Он не может думать, не может кричать, не может бороться. Он может лишь одно — помнить. Но это то, чего он больше не хочет.


* * *

Среди мыслей у себя в голове он видит балкон, скрытый в тени, Локи узнает по флагам и знаменам, развешанным по стенам, что это ночь перед коронацией Тора. Он вспоминает, что невольно подслушал беседу между Одином и Тором, но не может воскресить в памяти сам разговор. Каким-то образом у него в душе отпечаталась лишь смесь негодования и лести, но теперь он не взялся бы сказать наверняка.

— Ты нервничаешь, сын? — спросил Один. И в своем падении, в вымораживающей пустоте своего собственного разума Локи наблюдает за этим словно со стороны, словно перед его глазами проходят отрывки чужих воспоминаний, без начала и конца.

— Я чувствую, что готов, — Тор напряжен, словно жгут нервов, но он никогда в этом не признается. — Тем более что я не одинок. У меня есть ты на тот случай, если мне понадобится помощь или указания.

— А также у тебя есть Локи, чтобы советоваться с ним.

Выражение лица Тора стало угрюмым.
— Я не хочу править Асгардом вместе с Локи. Я не нуждаюсь в нем.

Голос Одина понизился до шепота столь тихого, что Локи среди шума и грохота своего падения боится не различить слов, если не прислушается тщательнее.

— Тебе нужна его магия, Тор. Это весьма прискорбно, что в нашей королевской семье вырос колдун, но мы вполне можем извлечь из этого выгоду.

— Я не желаю этого. Разе это не выставит меня слабым и женовидным, по-настоящему жалким, если я стану рассчитывать на столь сомнительные средства?

— Цель оправдывает средства, и бывают случаи, когда ты иногда не можешь позволить себе избрать благородный путь.

— Тогда хорошо. Я сделаю это отец. Я приручу его и заставлю его чары служить на благо Асгарда, как бы отвратительно это ни было.

Тогда впервые Локи чувствует, как падает на землю. Она бьет его в скулу с такой силой, что у него звенит в ушах.

Только тогда он осознает, что вращение прекратилось, и он упал на правый бок. Но он не обращает на это внимания. Потому что он наконец нашел мишень для своих отвратительных и темных эмоций, и наконец-то он смог определить источник своих бед. В приливе удушливой ненависти, заставляющей все его тело содрогаться, он хочет вырвать эти воспоминания из своего разума. Он проклинает Тора, его рот полон горечи и скверны, он чувствует, как пена подступает к губам, он кусает их до крови и сплевывает ее, и ненавидит Тора каждой частичкой своей души, в безумной слепой ярости, со свежей раной в груди. Он ненавидит его, потому что Тор предал его, потому что Тор использовал его, потому что Тор никогда не заботился о нем, потому что Тору всегда было на него наплевать. Но более всего потому, что он сам, дурень и слабак, где-то настолько глубоко, что и не догадывался об этом, в укромном месте своего сердца, которое до сих пор оставалось неоскверненным, Локи любил его.


* * *

В его жизни остались только простые вещи. Такие как свет и тьма. Одно определяет другое. Уберешь одно, и другое потеряет свой смысл. Одно не существует без другого. Они определяются собственной противоположностью. Нет света без тьмы, и нет тьмы без света. Сами по себе они бессмысленны.

Итак, думали читаури, давайте посмотрим, что произойдет, если забрать свет.


* * *

— Локи! Локи!

Сперва он не понимает, что это за слово. Он вертит его в уме, катает на языке. Локи. Оно знакомое и странное одновременно. В голосе, издающем эти звуки, сквозит какое-то отчаяние.

Локи.

А потом он вспоминает и на его губах появляется несмелая улыбка.

Оно звучит снова, и он не уверен, что это не его собственный голос зовет его по имени, или не очередное воспоминание, всплывшее на поверхность. Слишком громкое для его ушей, оно отдается эхом от стен — Локи… Локи… Локи… ки… ки… — он хочет, чтобы это прекратилось, но затем его взгляд случайно падает на звезды за пределами пещеры, и Локи задается вопросом, как он умудрился не замечать их до сих пор. Тьма не такая уж черная, она темно-синяя и повсюду усеяна точками света, светлыми полосами и пятнами. Возможно, это всего лишь очередное воспоминание, думает он.

А затем тени приходят в движение и внезапно у входа в пещеру появляется Тор. Он разрывает паутину воспоминаний, когда опускается на колени рядом с ним.

Это не воспоминание, обреченно думает Локи, это реальность.

— Локи. Наконец я нашел тебя.

Руки, сильные, крепкие, теплые и такие знакомые сгребают его в объятия, и Локи глядит в лицо, искаженное тревогой и отчаянием, и думает о не сказанных вслух словах.

Он размышляет о том, как же отчаянно Тор нуждается в его магии, раз снизошел до его поисков. Он думает, что больше не может выносить этого, того, как его используют, как его предают раз за разом, снова и снова.

— Ты жив, слава норнам, ты не погиб.

И Тор обнимает его, и его окутывает волна тепла и запах, который он знает лучше своего, и Локи обнимает его в ответ, улыбка кривит его губы так, что становится больно мышцам лица. Он сжимает Тора, а холод просачивается в его конечности, расползается до самого сердца. Кровь превращается в лёд, кожа синеет, и его руки соскальзывают с груди Тора как скользкие угри.

Ледяной кинжал вонзается Тору в сердце, и собственное сердце Локи заходится торжеством победы от выражения ужасного предательства, которое появляется на лице у Тора, прежде чем оно застывает и становится льдисто-голубым, а самые теплые глаза, которые Локи доводилось видеть, замирают навсегда. И Локи упивается расплатой, потому что наконец он смог отплатить Тору собственным предательством. Такой дурак, даже его последний вдох, самый последний и рваный он потратил на то, чтобы выдохнуть «Брат…»

А затем наступает тишина.

Тишина и твердая земля, и свет звезд, и больше никакого падения.

Никаких больше чужих воспоминаний, только его собственные, настоящие, неискаженные, незапятнанные, не скрытые пеленой в его памяти.

И Локи смотрит, по-настоящему смотрит впервые за долгое время, без обрывков воспоминаний, которых у него никогда не было. Видит, что он наделал и кричит.

Он кричит.

И кричит.

И он кричит, и нет никого достаточно милосердного, чтобы проломить ему череп.


© thefirstwhokneels
Перевод AVO Cor
июнь 2015
Ровно

@темы: Thor, Loki, фанфик, объем: мини, статус: закончено, movie: Thor, movie: Avengers, рейтинг: PG-13

---

Ищу фик!

[Vague~]

Название: Государь, брат мой…
Автор: Almirena
Пейринг: Тор/Локи
Был на Фикбуке, но удален вместе с профилем автора.
Помогите, пожалуйста, чем можете

---

Если уважаемые модераторы позволят, тут один Локи ищет дом)

[НАШ ВЕЧНЫЙ СПОР]

Локи, просто бог Локи. Москва, могу переслать.

Футболка хлопковая размер 48+ Рисунок качественный, не клеенка , которая слезет после второй стирки. 1400р

@темы: Loki

---

Найдено на Facebook

[диспенсер]

@темы: Thor, Loki

---

Локи зовёт: Битва началась!

[fandom Loki 2014]

Меж тем команда Локи на ФБ разбила лагерь, подняла стяг-визитку и уже ввязалась в первый бой этого лета - выложила драбблы!
45 текстов - на любой вкус, всех категорий, 14 канонов! А чтобы вам было удобней ориентироваться в хаосе Битвы, у нас есть Путеводитель по выкладкам!
Мы объявили уже второй конкурс - конкурс загадок (ищите его в визитке!) - и готовим подарок победителю первого ( AVO Cor, поздравляем ещё раз!).
Теперь очередь за вами! Выбирайте тексты себе по вкусу, читайте, наслаждайтесь - и голосуйте за нас!

По расположению

1 пост:
В степи (миф)
Пламя тысячи солнц (миф)
Я знал диких тигров (муви)
Об играх (муви)
Исключение из правил (Леди)
Прекрасный новый мир (миф)

2 пост
Скрипка (Гейман АБ)
Огонь и бог (Вагнер)
Fix it (Леди)
Маска Логе (Вагнер+Маска)
Сложный вопрос (мифы)
Оно того стоит (муви)
Чудовище и розы (миф)
Мастер в своем деле (муви)

3 пост
Бегство (миф)
Когда надоедают женщины (муви)
Больше не нужен (Забава богов)
Не такой, как все (муви)
Беда (Вальхалла)
Когда это началось? (Догма)
Только мой огонь (Гейман Песочный человек)
Ходят тут всякие (Рагнарёк)

4 пост
Из любви к искусству (миф)
Король (муви)
Безумие (комикс)
Я теперь ребёнок (Рагнарёк)
Смертная (Забава богов)
Великанье сердце (миф)
Магия холода (Сказания Асгарда)
Мысли вслух (Маска)

5 пост
Вопросы без ответа (миф)
Страх хуже лжи (муви)
Скука (Песочный человек)
Дуэт или дуэль (муви)
Вкус поцелуя (леди+АУ)
Мама (муви)
Глупый мальчишка (Сказания Асгарда)
Милосердие Одина (Рагнарёк)

6 пост
Третий путь из двух возможных (муви)
Лучшая из побед (Сказания Асгарда)
Проверка на любовь (муви)
Асы (миф)
Приносящий неудачу (Забава богов)
Ещё люблю (муви)
Вредные советы фикрайтеру (финал)

По канонам

миф: Пламя тысячи солнц, В степи , Прекрасный новый мир, Сложный вопрос, Чудовище и розы , Бегство, Из любви к искусству, Великанье сердце, Вопросы без ответа, Асы

муви: Я знал диких тигров, Об играх, Оно того стоит, Мастер в своем деле , Когда надоедают женщины, Не такой, как все, Король, Страх хуже лжи, Дуэт или дуэль, Проверка на любовь, Мама,Третий путь из двух возможных, Вкус поцелуя Ещё люблю

Леди: Исключение из правил, Fix it, Вкус поцелуя

Сказания Асгарда: Магия холода , Глупый мальчишка, Лучшая из побед

Детектив Локи: Рагнарёк: Ходят тут всякие, Я теперь ребёнок , Милосердие Одина

Забава богов: Больше не нужен, Смертная, Приносящий неудачу

Золото Рейна: Огонь и бог,Маска Логе

Песочный человек: Только мой огонь, Скука

Маска: Маска Логе, Мысли вслух

Американские боги:Скрипка

Марвел-комиксы: Безумие

Вальхалла: Беда

Догма: Когда это началось?

АУ: Вкус поцелуя, Вредные советы фикрайтеру

По категориям

Джен:
В степи
Я знал диких тигров
Об играх
Прекрасный новый мир
Скрипка
Огонь и бог
Маска Логе
Сложный вопрос
Бегство
Не такой, как все
Беда
Когда это началось?
Ходят тут всякие
Из любви к искусству
Король
Великанье сердце
Магия холода
Вопросы без ответа
Мысли вслух
Страх хуже лжи
Скука
Дуэт или дуэль
Мама
Милосердие Одина
Асы
Третий путь из двух возможных
Приносящий неудачу
Вредные советы фикрайтеру

Слеш:
Пламя тысячи солнц
Fix it
Оно того стоит
Когда надоедают женщины
Больше не нужен
Безумие
Ещё люблю
Я теперь ребёнок

Преслеш:
Лучшая из побед

Гет:
Чудовище и розы
Мастер в своем деле
Только мой огонь
Смертная
Проверка на любовь
Глупый мальчишка

Псевдогет:
Исключение из правил
Вкус поцелуя

По жанрам

Юмор, чёрный юмор, стёб: Прекрасный новый мир, Сложный вопрос, Не такой, как все, Беда, Ходят тут всякие, Милосердие Одина, Из любви к искусству, Приносящий неудачу, Вредные советы фикрайтеру

Романс: Исключение из правил, Оно того стоит, Чудовище и розы , Когда надоедают женщины, Больше не нужен, Лучшая из побед, Ещё люблю

Ангст, драма: Пламя тысячи солнц, Я знал диких тигров, Об играх, Исключение из правил, Маска Логе, Бегство, Когда надоедают женщины, Больше не нужен, Не такой, как все, Когда это началось??, Только мой огонь, Скука, Вкус поцелуя , Мама, Глупый мальчишка, Асы , Ещё люблю

Психология: Страх хуже лжи, Третий путь из двух возможных, Третий путь из двух возможных

Общий, виньетка: Скрипка, Огонь и бог, Fix it, Маска Логе, Мастер в своем деле , Вопросы без ответа, Лучшая из побед

Стихи: Об играх, Бегство

Фольклор: В степи

Юст: Проверка на любовь

Голосовать за Локи!

@темы: Loki, фанфик, реклама

---

Расширь своё мировоззрение

[Sky Smoker]

Название: Расширь своё мировоззрение
Автор:  Sky Smoker
Фэндом: Tom Hiddleston, Chris Hemsworth (RPS)
Категория: Слэш, Гет
Пейринг: Крис Хэмсворт/Том Хиддлстон основной.
Персонажи: Крис Эванс, Джереми Реннер, Бенедикт Камбербэтч, Скарлетт Йоханссон, Эльза Патаки, Роберт Дауни-младший, Марк Руффало, Рейчел МакАдамс, Натали Портман, Киллиан Мёрфи, Рейчел Вайс, Джейми Александр, Аманда Сейфрид. Много исторических реальных персонажей или актёров, перенесённых в прошлое, и присутствие оригинальных
Рейтинг: NC-17
Жанры: Юмор, Драма, Философия, Психология, AU
Предупреждения: Нецензурная лексика, ОМП, ОЖП
Размер: Макси
Статус: в процессе написания
Размещение: Публиковать текст на сторонних ресурсах без разрешения автора категорически запрещено.
Саммари: Юный прожигатель жизни и лоботряс Крис Хэмсворт имеет по-настоящему узкие взгляды на жизнь, поэтому его отчаявшийся отец просит сына своего покойного друга, замкнутого и необщительного Тома Хиддлстона, бывшего врага детства и командира на Первой Мировой, отправиться с Крисом в кругосветное путешествие, чтобы привить ему для унаследования дела музыкальный вкус, любовь к науке и политике.
Тем не менее, не всё следует по плану, и "просветление" неожиданно идёт с обеих сторон.
От автора: Будут развиты две линии повествования. Таймлайн: 1917-1918 года – первая и 1923 год – вторая.
В фанфике будут появляться важные исторические персоны.

Читать дальше

Описание, конечно, не ахти, но другого пока придумать не удалось.
Идею вынашивала давно, материалом обложилась, истории начиталась, поэтому в бой.

Автор-слоупок имеет такой же тормознутый интернет. Поэтому, чтобы не мучиться, автор даёт фикбуковские ссылки на главы в этом посте.

Главы 1-10

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14

UPD. Глава 15

запись создана: 11.06.2012 в 21:11

@темы: фанфик, RPS, Том Хиддлстон, Крис Хэмсворт, статус: в процессе, объем: макси, рейтинг: NC-17

---

Последние сутки набора в команду Локи на Фандомную Битву 2014

[fandom Loki 2014]

Пошли последние сутки набора в команду, так что кто думает присоединиться и сражаться за Локи, но ещё не решился, - решайтесь, это последний шанс! Артеры, райтеры, беты, верстальщики, крафтеры, косплееры - мы ждём вас у нашего огня!
Послужите своему Богу, и Локи непременно согреет вас этим летом!))

@темы: Loki, реклама

---

Если уважаемые модераторы позволят, Локи в каждый дом!

[Хитрый волк]

Синтетический плакат с нашим Богом размер 24x36 850р Буду рад в у-мыле. ДА, каждому купившему- сюрприз.
Москва.

@темы: Loki