"Выковать бурю", глава 11

[ThorLoki]

Название: Выковать бурю
Автор:  Eishi
Пейринг: Тор/Локи, ОМП/Локи
Рейтинг: R
Тип (категория): слеш
Жанр: adventure, action, romance, drama
Размер: макси
Статус: в процессе
Дисклаймер: все не мое, я только играюсь.
Саммари: это только так кажется, будто боги живут, не зная проблем. Все же они слишком похожи на людей, они дышат и сражаются, побеждают и проигрывают, падают на самое дно и возносятся к небесам. Это история Тора и Локи, но не только. История длиной не в одно столетие. Многое может случиться за столь долгий срок.
Предупреждение: AU по отношению к фильму, и вообще мой девиз "перемешать, но не взбалтывать": факты взяты, как из Марвеловского канона, так и из мифологии.

Глава 11

Глава 11

Как он добирается до своих покоев, Локи помнит смутно. Сознание будто заволакивает мглой: под защитой гвардейцев можно расслабиться, и Локи пользуется этим, ненадолго обращая все свои мысли и устремления к одному — широкому ложу, что становится ближе с каждым шагом.
Неудержимо клонит в сон. Бешеная гонка по коридорам дворца и пещера сумасшедшего шамана дорого ему стоили. Дороже, чем Локи согласился бы отдать при чуть иных обстоятельствах, но, учитывая то, что он узнал, такую цену, пожалуй, можно назвать справедливой. Однако того, что придется снова прибегнуть к помощи Рауда, это не отменяет.
Туман перед глазами расступается, лишь когда дверь в покои Локи закрывается за его спиной и внутренний засов вползает в металлические скобы с едва слышным шорохом. Локи не помнит, чтобы приказывал Рауду следовать за ним, но Рауд здесь: он дышит так громко, что его нельзя не заметить.
Что ж, тем лучше.
Не оборачиваясь, Локи подходит к ложу и опускается на него с облегчением, какое, должно быть, испытывают мидгардские старцы, когда их усталые ноги свободны от веса дряхлого тела. Локи смеялся над ними, впервые увидев в Срединном мире, ведь в Асгарде нет стариков — боги живут веками и умирают в сражениях раньше, чем их одолеет немощность. Теперь же он понимает смертных лучше, чем сам бы того хотел.
Локи дергает воротник, начиная расстегивать камзол, но на половине пути роняет ослабевшую руку и падает на спину. Каменный потолок над ним кружится, сплетая прожилки более светлых пород в причудливые, переменчивые узоры.
- У вас жар, мой принц.
Ладонь Рауда на лбу Локи, но она исчезает раньше, чем тот успевает что-либо сказать. Проходит меньше минуты, и Рауд возвращается. В руках у него кусок влажной ткани — ах да, у окна же стоит бадья с водой для омовений. Локи невесело усмехается: все это слишком похоже на то, как он выхаживал Тора после схватки с линормой еще совсем недавно. Мысль о проклятом ящере вызывает в затылке взрыв одурящей боли, и Локи охает, непроизвольно кривясь.
Рауд поспешно садится рядом и прижимает компресс к его лбу. В его глазах беспокойство и непонимание.
- Если я могу помочь вам, мой принц...
- Иди сюда, - обрывает его Локи. Хватает за ворот, тянет, принуждая склониться над ним.
Первый узел заклятья вспыхивает на его пальцах. Усилием воли Локи отгоняет наваливающееся забвение: ему нужно еще немного времени, чтобы закончить. Рауд, конечно, не станет сопротивляться, Рауд делает только то, что прикажет его господин, он — лучший выбор, он всегда рядом...
- Нет, - говорит Рауд, выпрямляясь.
Локи будто окатывают ледяной водой. Он моргает, сводит брови, все еще не веря в то, что слышит.
- Что?
- Нет, мой принц, - повторяет Рауд твердо. - Сначала я хочу знать, что происходит.
- А не слишком ли ты нагл для простого гвардейца?
- Я учился у лучшего, - усмехается Рауд, и Локи — будь он проклят! - знает эту усмешку. Она слишком похожа на ту, что он не раз видел в зеркале.
- Я могу приказать, - говорит он. Внутри поднимается упрямая, эгоистичная злость.
Рука Рауда замирает на миг, а затем продолжает движение: полоса влажной ткани снова ложится Локи на лоб,скользит по скулам, освежая пылающее лицо и утирая испарину.
- Вы очень жестоки, мой принц. Если вы отдадите приказ, я подчинюсь. Я присягал вам на верность и не отступлюсь от данного слова. Но будет ли в том для вас прок?
- Это... - Локи судорожно втягивает воздух сквозь зубы, - не тебе решать.
- Возможно. Но вы слабеете слишком быстро в этих пещерах и без видимой на то причины. Я не знаю, заметили ли остальные, заметил ли всегда занятый только собой Тор, но я вижу.
- Дурное место, - кривится Локи. - Дурная кровь.
- И только? - не отступается Рауд. До чего же упрямый! - После того, как вы позвали меня к себе в прошлый раз, вам стало лучше. Я помню все, будто в тумане: и ощущение того, что я пойман в сеть, будто птица, и обжигающее, затмевающее разум желание... Я мог бы тешить себя мыслью, что и в самом деле неплох в любовных утехах, я мог бы вспомнить, как после ночи со мной женщины благодарили меня и звали прийти еще раз, но, мой принц, сейчас совсем не тот случай. Вы будто выпили глоток доброго эля, что бодрит лучше нескольких часов сна. Вот только я чувствовал, что этот глоток вы отпили из меня самого.
- Разве это не то, чего ты хотел? - резко спрашивает Локи. Незаконченное заклинание жжет ему пальцы, первый узел начинает распадаться — у Локи не хватает сил поддерживать чары.
- Я хочу быть рядом с вами так долго, как это возможно, мой принц. Так долго, как вы позволите, - Рауд скользит пальцами по скуле Локи, едва касаясь, оглаживает висок, отодвигает волосы, чтобы дотронуться до уха. В следующий миг его взгляд неуловимо меняется, и он убирает руку, но не отстраняется. Лишь поднимает лежащую на шкурах ладонь Локи и подносит ее к его уху, заставляя прикоснуться.
В тот же миг Локи из жара бросает в озноб.
Никаких привычных округлых очертаний — вместо этого под пальцами он чувствует огрубевшую, твердую кожу и вытянутый заостренный, как у цвергов, кончик собственного уха. Локи яростно стискивает зубы. Похоже, визит к шаману стоил ему дороже, чем он предполагал.
- Вы меняетесь, мой принц, - в голосе Рауда нет страха, лишь тревога. - Но для меня это неважно. Нет нужды в приказах, вы можете взять все, что у меня есть. Я просто хочу знать цену, которую придется за это заплатить.
Проклятье, у Локи не остается иного выбора.
- Немного эля из твоего сердца, - невесело усмехается он. - Всего несколько глотков в обмен на сладкие грезы.
- Так это были лишь грезы...
Рауд ложится рядом, поворачиваясь лицом к Локи. Зольная каемка на радужке его глаз видна так отчетливо, что кажется, будто вместо них у него и правда горячие угли. Его ладонь на груди Локи, как теплый камень, но чувство, что она дарит, приятно.
- Я могу сделать это снова, - предлагает Локи внезапно. Узел заклятья на его пальцах оживает, нити послушно дрожат в ожидании продолжения.
- Предлагаете снова утешиться грезами? Нет, мой принц, не нужно. Я подожду, пока они станут явью.
Второй узел цепляется за первый. Локи с трудом поворачивается на бок, чтобы быть ближе к Рауду, кладет ладони на его виски. Совсем, как тогда, в первый раз, с той лишь разницей, что сейчас взгляд Рауда не затуманивается. Он отказался от иллюзий, а значит, тянущую боль от утраты жизненной силы будет чувствовать острее.
- Можешь не дождаться, - предупреждает его Локи.
- И все же.
- Твой выбор.
- Знаю, мой принц. И я его сделал.
Третий узел вцепляется в виски Рауда, как хищная птица. Локи ловит оставшиеся свободные нити, сплетает их в четвертый и пятый узлы, и заклинание, наконец, готово.
Первый глоток и впрямь похож на эль. Локи не сдерживает блаженный стон припавшего к источнику путника.
Рауд слабо улыбается и, отодвинув полу расстегнутого камзола своего господина, кладет ладонь ему на бок, принимаясь неспешно поглаживать его и поясницу. Некоторое время они лежат так, не говоря ни слова, и Локи жмурится, как кот у миски с молоком. Его пальцы на висках гвардейца чуть подрагивают, и с каждым мигом ощущение того, что силы возвращаются к нему, становится все полнее.
- Я стану слабее? - спрашивает Рауд.
- Ненамного.
- Но, возможно, достаточно для того, чтобы вновь проиграть Тору. Как тогда, у источника.
- Тор — своевольный мальчишка, - вздыхает Локи. - Если он решил для себя что-то, то заставить его отступиться не сможет, пожалуй, даже Всеотец. Тебе в любом случае не одолеть его, так что не стоит об этом думать.
- Но на пиру он вел себя совсем иначе.
Недавняя расслабленность покидает Рауда. Локи чувствует его просыпающуюся ярость в новом глотке.
- Тор захмелел с цвержьего меда. Вряд ли стоит принимать его слова и действия всерьез.
Рауд не сдерживает усмешки.
- Вы никогда не пили столько, мой принц, и оттого, наверное, не знаете. Хмель не добавляет воину ничего нового. Лишь выпускает на волю все, что было до поры надежно укрыто.
Локи действительно не позволял себе хмелеть настолько, это верно, но то, что говорит Рауд, он знает и так. И все же он не ждал, что Тор позволит себе подобное на пиру. Впрочем, кто может знать, что Тору взбредет в голову в следующую минуту?
Локи одолевает любопытство, и он не сразу понимает, что вновь способен чувствовать хоть что-то, отличное от пригибающей к земле слабости. Когда не приходится отвлекаться на создание иллюзий, основное заклинание выходит мощнее. Чужая сила перетекает к Локи не просто ручьем, но стремительным, бурлящим потоком. Кажется, что сердце бьется быстрее, и кровь — все та же дурная, смешанная кровь — бежит по венам быстрее.
Локи отрывает пальцы левой руки от виска гвардейца и, держа ее на весу, сжимает и разжимает кулак.
Крепления на доспехах Рауда с разжимаются с сухим щелчком. Он слабо хмурится, не понимая, но ничего не спрашивает.
- Хорошая служба нуждается в хорошей награде, - замечает Локи. Доспехи металлической чешуей сползают с тела Рауда, оставляя его в одной рубашке и штанах. - К тому же, я люблю оставлять последнее слово за собой.
Он задирает рубашку воина и кладет ладонь на его горячий живот. Скользит вверх, к солнечному сплетению, а затем резко спускается ниже, заставляет ладонь замереть над пахом, но не касаться его. Тут же в новом глотке чужой силы вспыхивает пряный оттенок желания. Рауд невольно подается бедрами навстречу руке Локи и тут же отодвигается, пытаясь сдержаться.
- Никаких... иллюзий... мой принц...
- О, конечно! - хитро щурится Локи.
Он может себе это позволить. Немного жара, немного участия. Щедрая плата.
Локи разворачивает ладонь и чуть сгибает пальцы. Бестелесные прикосновения, способные отправить за грань, — ворожба самсейских ведьм, которой те с охотой поделились с ним в тот раз, когда Локи случилось оказаться на их землях.
По телу Рауда проходит судорога, его губы приоткрываются, впуская свистящий вдох и отпуская на волю хриплый выдох. Он закрывает глаза и крепче сжимает пальцами бок Локи, будто боится, что тот исчезнет, не закончив начатое. Напрасные страхи.
Локи добавляет в заклинание последнюю искру, и охвативший бедра Рауда мучительный жар, наконец, достигает пика — короткая, ослепляющая вспышка. По крайней мере, Локи помнит это именно так еще с той поры, как сам оказался под действием подобных чар.
Оставленная на шкурах полоса ткани, которую Рауд прикладывал ко лбу своего господина, оказывается как нельзя кстати, чтобы справиться с неизбежными последствиями.
Локи неспешно убирает руки, обрывая контакт.
Рауд лежит рядом, его дыхание постепенно выравнивается.
- Расскажи мне о Торе, - требует Локи, беззастенчиво пользуясь охватившей гвардейца негой и усталостью. - Что он говорил тебе там, на пиру?
Он сам не понимает, зачем так жаждет узнать. Словно боится, что в его отсутствие было сказано нечто важное, неотвратимое. В следующий миг Локи уже клянет себя за столь глупые мысли и страхи, но Рауд отвечает, и пути назад уже нет.
- Он почти не говорил, мой принц. Зато дела его были достойны захмелевшего мальчишки.
- Уверен, служанки, визжали от восторга.
- Служанки? - невесело хмыкает Рауд, приподнимая веки. - Я был бы рад, окажись оно так. Да вот только не повезло. Зря вы остановили меня тогда. Пусть Тор — сын Одина, пусть он взойдет на престол после отца, но прижимать к стене собственного брата... Ведь он думал, что держит вас, мой принц. Я бы хотел сказать, что не знаю его желаний, но они слишком схожи с моими собственными, я видел это в его глазах.
Локи не сдерживает горького, как полынь, смешка.
- А если я скажу, что мы не родные братья?
Рауд ненадолго замолкает, а затем произносит:
- Это не отменит того, что я по-прежнему хочу ему врезать.
Локи смеется в ответ и откатывается в сторону. Какое же наслаждение снова чувствовать себя полным сил. Еще бы не эта сонливость, одолевающая его не меньше, чем ранее.
- Можешь остаться, - бросает Локи через плечо. Взбирается выше по ложу и, отбросив в сторону камзол, залезает под шкуры, вытягиваясь под ними в полный рост. - Ни одно заклятие не заменит нескольких часов сна, как бы сильно он ни было. Мне нужно поспать.
Рауд приподнимается на локте, поправляет одежду.
- Чувствую себя голым без своих доспехов, - хмыкает он.
- С этим придется смириться на время.
- Я останусь ненадолго, мой принц, а потом уйду. Скьёльду может понадобиться помощь, если Тор решит закончить начатое на пиру.
Локи натягивает подбитую мягкой тканью шкуру на плечо. Его снова знобит, но сейчас причина тому не страх, а обычный холод пещер. В камине беснуется пламя, однако этого все равно кажется недостаточно.
- Вряд ли он будет в состоянии предпринять нечто большее, чем уже натворил, - насмешливо бормочет он, закрывая глаза.
Шкуры рядом натягиваются, когда Рауд передвигается выше и замирает, улегшись рядом, но не касаясь своего господина. Ложе достаточно широко, чтобы вместить четырех человек: Локи не чувствует себя стесненным.
Сон накатывает тяжелой, неодолимой волной.



Немалая порция доброго эля всегда была отличным способом забыться. Цвержья медовуха и того крепче — славный напиток для воина! Однако желанного забвения она не дарит, а лишь горячит кровь и будто нарочно тянет из самых глубин разума те самые мысли и желания, что Тор изо всех сил гонит от себя прочь.
Локи снова водит его за нос, дураку ведь ясно. Играет в одному ему известную игру, со своими правилами, своими ловушками, своей наградой. И Тор снова ведется, будто медведь на терпкий, щекочущий ноздри запах овчарни. Сколько раз уже такое было? Сколько раз Локи насмехался над ним, оборачивая все так, что доблесть и честь казались глупостью и детским бахвальством? Впрочем, Тор не оставался в долгу и, пожалуй, в этом у них с Локи счет равный.
Однако всегда было между ними нечто, на что ни один из них не решался покуситься.
Нечто, связывающее крепче любых клятв, в которых Локи зачастую лгал, а Тор — давал уж слишком бездумно.
Братство.
Чувство кровного родства, чувство единства, причастности к общим корням. Для Тора оно было важней и сильнее всего остального. Но судьба отобрала его у него несколько лет назад, и Тор сам был в том повинен.
Если бы он мог, то повернул бы время вспять и не подначивал бы Локи в тот день спуститься в подземную сокровищницу, не толкал бы в спину, не смеялся в затылок жестоким «неужто боишься, брат?» Плата за нарушение отцовского запрета не заставила себя ждать, но то был не его гнев и даже не выступивший из стены Разрушитель. То была изморозь, бегущая по рукам Локи колкими злыми змейками, изморозь и синева ётунской кожи.
Потом были годы отчуждения. Неверие, брезгливость, бессильная ярость и опустошающее чувство потери. Тор никогда не задумывался о том, что это значило для Локи. Он был занят только собой, своей обидой, своим гневом. Со временем все это померкло и отодвинулось на второй план, и осознание того, что братство — это единство не только крови, но и духа пришло к Тору столь же просто и буднично, как приходит на рассвете солнце. Однако времени враждебных, подозрительных взглядов, настороженности в голосе и намеренно редких встреч с братом было уже не вернуть.
Чувство потери росло и крепло. Локи по-прежнему был рядом — просто протяни руку, но именно этого Тор сделать и не мог. Мысль о том, что в венах его названого брата течет кровь чудовищ, которыми в Асгарде пугают непослушных детей, по-прежнему останавливала Тора каждый раз, когда он встречался с Локи в коридорах дворца, в обеденном зале, на охоте. Он сделался угрюм, неразговорчив и срывал копившееся раздражение на слугах и друзьях до тех пор, пока в один из дней, столкнувшись с ним у ворот в конюшню, Локи не произнес:
- Ты можешь сказать, что ненавидишь меня. Я и так это знаю.
Но Тор не сказал.
Тор сжал кулаки, сцепил зубы, подобрался, как зверь перед прыжком, а затем шумно выдохнул, шагнул вперед и, схватив уже начавшего отступать Локи, прижал к себе.
- Нет, брат. Нет.
Снова чувствовать локины острые лопатки под своими ладонями, держать его, как всегда пытающегося вырваться, слушать, как он яростно шипит ему в ухо, обзывает дураком и неотесанным чурбаном — в том было искупление если не всего, то, вероятно, многого из того, что Тор натворил.
Он вновь мог прикасаться к Локи, вот только касания эти были уже совсем иными. Локи это, казалось, не беспокоило, и Тор не счел нужным выдумывать что-то на пустом месте. Покуда он мог делать, что пожелает и когда пожелает, остальное мало его заботило.
Но в пещерах цвергов все изменилось. Покатилось кувырком, как спущенный с горы камень. Локи отдалился, не подпускал к себе брата, лгал о своем самочувствии. Но при этом позволил своему гвардейцу то, на что сам Тор никогда бы не решился!
- Чтоб его! - глухо ругается он себе под нос, заливая воспоминание новым глотком медовухи.
Все не просто изменилось — все продолжает меняться.
Сейчас вместе с цвергами пирует уже не тот Тор, что покидал Асгард, отправляясь в путь к Нидавеллиру; не тот Тор, что ступил в пещеры карликов совсем недавно; не тот Тор, что целовал плечо своего брата на горячем источнике, одурманенный ревностью и желанием доказать, что прикасаться к Локи — лишь его право.
Этот Тор знает, что хочет большего, и намерен получить желаемое любой ценой.



Добраться до покоев Локи оказывается трудней, чем представлялось вначале. Все же цвержий мед на редкость крепок, но за сладостью его крепость чувствуется не сразу, и оттого немало воинов падают лицом в стол раньше, чем успевают это понять. Тор им, конечно, не ровня, но и у него есть свой предел, и сегодня он близок к нему, как никогда ранее.
Гвардейцы, конечно, у покоев своего господина. Немного отодвинув угрюмую решимость, в Торе просыпается хмельное веселье.
- Повторим все, как в тот раз? - спрашивает он, держась за стену, чтобы идти ровнее.
Шрамолицый вскидывает щит, и рыжий — что-то бледноват он, кстати, нынче — повторяет его движение. Тору безразличны их имена и сами они тоже безразличны — в них он видит лишь досадную помеху на пути к своей цели. И то, что голова его звенит от хмеля, гвардейцам не поможет.
- Господин отдыхает, - сдержанно роняет шрамолицый, настороженно следя за приближением Тора.
- Отчего же? Ночь в самом разгаре, да и пир еще не утих. Не время спать, когда еще не весь мед выпит! Будите своего господина, я хочу поговорить с ним.
- Хмель затуманил тебе разум, - качает головой рыжий. - Уходи.
- Не тебе указывать мне, воин, - мрачнеет Тор. - Забыл, что ты мне не ровня?
Ярость вспыхивает на скулах гвардейца, как отсвет пламени факела. Значит, помнит.
Тор скалится, уже предвкушая первый удар. Неважно, сколько он пропустит — а он непременно пропустит, потому что меда в нем столько, что кажется, еще немного, и он выплеснется наружу — но чтобы справиться с обычными гвардейцами Тору хватит по удару на каждого даже в таком состоянии.
- Тогда нам помешали, но сейчас мы можем наверстать упущенное! - подначивает он рыжего. - Давай же, нападай!
- Проклятье, Скьёльд, Рауд! Что тут за шум?!
Дверь распахивается, являя взгляду заспанного, взъерошенного и полуголого Локи. Несмотря на сонный вид, видно, что он зол, и отчего-то Тору это по нраву.
- Эй, братец! Вижу, ты уже не спишь.
- Тор, - с какой-то неясной обреченностью в голосе стонет Локи. - Я мог бы и догадаться. Что тебе здесь нужно?
- Закончить наш разговор. Помнится, на пиру ты от него сбежал.
Один острый взгляд на рыжего гвардейца, такой же - в ответ, и Локи отступает назад на полшага, уходя в тень.
- Предпочитаю называть это уходом от ненужной агрессии.
- Называй, как хочешь, суть все та же, - пожимает плечами Тор. Он смотрит прямо на Локи, и решимость его тверда, как никогда ранее.
- Мой принц, вы не обязаны... - вмешивается рыжий гвардеец, но Локи обрывает его нетерпеливым взмахом руки.
- Нет, Рауд. Я, пожалуй, выслушаю, что же Тор хочет мне поведать. В противном случае вы снова сцепитесь, затем, вероятно, вынесете мне дверь, а я все же хотел бы сегодня еще поспать. Прошу, брат мой, - Локи распахивает дверь шире и манит Тора приглашающим жестом. Голос его сочится ядом.
Тора это не смущает. Под хмурыми взглядами гвардейцев он проходит внутрь вслед за Локи и закрывает за собой дверь. Круглых светильников, к которым Тор уже успел привыкнуть, в покоях нет, так что единственным источником света служит потрескивающий в каменной нише огонь. Ловец дыма, зачарованная безделушка в виде кольца с натянутыми в нем нитями, висящая над каждым камином в пещерах цвергов, слабо покачивается в такт киванию языков пламени.
Зябко передергивая плечами, Локи подходит к бадье в углу и, зачерпнув в ладони воды, подносит их к лицу. Тор жадно следит за каждым его движением. Торс Локи оголен, он в одних лишь штанах. Отсветы пламени липнут к его коже, делая ее похожей на воск. Он похож на согнутое, облитое тусклой позолотой дерево: одно из тех, что Тор видел в роще близ водопада Франангр — тонкое, гибкое, как плеть, но достаточно сильное, чтобы выстоять в бурю.
Тор хмыкает себе под нос. Кто же знал, что от меда в голову полезут такие мысли? Впрочем, от меда ли?
Он прислоняется спиной к двери. В голове шумит, и мир вокруг колыхается, будто в зыбком мареве, однако фигура Локи остается четкой.
- Мне кажется странным, что ты так рвался сюда лишь для того, чтобы теперь молчать, - замечает Локи, разгибая спину. Проводит влажными ладонями по вискам, чтобы как обычно убрать выбившиеся пряди за уши, но останавливается, не закончив движения, и опускает руки. Темные пряди, чуть вьющиеся на концах от влаги, скрывают его скулы.
Тор упрямо сопит. После случившегося на пиру ему казалось, что все будет проще. Локи был тогда куда молчаливей. Может, оттого и возникла эта хмельная уверенность в том, что на этот раз Тор сумеет, наконец, сказать... Хотя о чем он? Говорить Тор никогда не был горазд.
- Ты... сбежал, - через силу произносит он.
- А ты что думал, я кинусь тебе на шею прямо там? Ты вообще понимаешь, что ты едва не натворил, Тор? Мы не в Асгарде, где тебе спустят с рук любую прихоть.
- Это не прихоть! - вскидывается Тор. - Я... я думал...
- Очень сомневаюсь, - кривит губы Локи. Снова зябко поводит плечами, оглядывается в поисках того, во что можно было бы укутаться, и, не найдя ничего подходящего поблизости, вынужден возвратиться к ложу, чтобы сдернуть с него покрывало из шкур и накинуть себе на плечи.
- Тебе холодно, брат? - невпопад спрашивает Тор.
Локи бросает на него колкий, как ледяные наросты на руках ётунов, взгляд.
- Возьми мой плащ.
- Красный — не мой цвет, - отрезает Локи. Возвращается к огню и садится подле него, вытягивая вперед руки, ладонями к пламени.
Тору хочется ударить кулаком в стену, раскрошить что-нибудь, перевернуть стол — сделать хоть что-нибудь, от чего его отпустило бы мучительно-тянущее чувство в груди, названия которому он не знает.
- Иногда твой язык, брат, острее любого клинка.
Тор шагает вперед и опускается рядом с Локи на колени.
- На пиру ты... был другим, - Мысли ворочаются с трудом, будто тяжелые валуны. Тор хмурится внезапной догадке. - Снова твои уловки?
- Прекрасно, Тор, ты меня не разочаровываешь. Не подскажешь, как догадался? Я поработаю над тем, чтобы в следующий раз получилось правдоподобней.
- Тот Локи молчал.
- Вот как? Что ж, это будет не так легко сделать. Но, думаю, после нескольких попыток...
- И он боялся меня.
Локи поворачивает голову, встречаясь с Тором взглядом. Пламя пляшет в его глазах крохотными острейшими лезвиями.
- А мой брат никогда не боялся меня. И впредь не станет.
- Все меняется, Тор.
- Нет, - Тор повышает голос, но тут же одергивает себя, сжимая и разжимая кулаки, чтобы обуздать всколыхнувшийся гнев. Он дышит часто, глубоко, в голове начинает шуметь сильнее. - Нет. Ты не боишься меня, Локи. Даже моей ярости. А ведь меня стоит бояться. Хотя бы сейчас.
- Да с чего мне... - фыркает Локи и давится остатком фразы, потому что Тор хватает его за затылок и целует так жадно и требовательно, как не целовал ни одну женщину в своей жизни.
Локи дергается, цепляется за его локоть, но оттолкнуть не пытается, и Тор считает, что вправе продолжить. Он опрокидывает Локи на спину, наваливается сверху, опираясь на руки и не отпуская чужие губы — горькие, как дым костра, сухие, как летний ветер.
Каким же глупцом он был все это время.
Пальцы Локи скользят по его плечам, ласкают шею, сжимают затылок, и Тор теряется в этих прикосновениях — таких знакомых, и в то же время совсем других, не братских, но и не женских. Локи отзывается на ласку, подставляя горло и плечи. Тор оглаживает их чересчур поспешно, пожалуй, но сдерживаться сейчас он просто не в силах.
То, что Локи упирается ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, Тор понимает не сразу. Это непросто - остановиться сейчас, когда Локи подмят под ним и заклеймен, и дышит сорвано и часто, будто пойманная в силок сойка.
- Хватит, Тор, ты сам не ведаешь, что творишь.
- К ётунам! - рычит Тор. Сопротивление его только распаляет. - Ты же сам этого хочешь, я вижу!
- Ты болван, Тор, и вдобавок слеп, как петух, полезший к курам ночью! - глаза Локи сужаются, в них вспыхивает острая, язвительная злость. - Хмель затмил остатки твоего разума. Посмотри на меня. Посмотри!
Резким, нервным движением он убирает скрывающие скулы волосы, позволяя увидеть огрубевшее, заостренное, как у цвергов, ухо, а затем, не давая опомниться, скалится широко и яростно, и Тор отшатывается невольно — у Локи клыки зверя.
Хмель начисто вышибает из головы.
- Я превращаюсь в чудовище здесь. И с каждым мигом все быстрее. Ты все еще хочешь быть со мной, Тор? Реши это для себя прежде, чем продолжить начатое.
Тор не может выдавить ни слова. Мир вокруг плывет, и кажется, что Тор проваливается в него, будто в трясину. Шум в голове превращается в протяжный, нескончаемый звон, а сердце, как одуревшее, все гонит и гонит кровь по венам, и с каждым его ударом звон все нарастает. Тор хватается за виски, стремясь удержать голову от неминуемого раскола.
Локи смотрит на него. Тот Локи, которого он знал, и в то же время совсем другой.
«Все меняется», сказал он ему недавно, и что ж, это действительно так, но будь Тор проклят, если хотел таких перемен!
Он не помнит, как оставляет Локи, но чувство того, что он бежит прочь, как последний трус, не покидает его, даже когда Тор падает на свое ложе и забывается тяжелым, полным мучительных видений сном.