Автор: Isaro
Вычитывали: самоотверженные +Alecto+ , 4EpToG, Sohma_Shigure и taiou
Персонажи: Тор/Локи(Лодурр), все прочие и читать дальшеСтэн Ли .
Жанр: gen, dark fairytale-AU, romance, adventure, НЕ юмор
Рейтинг: R (за жестокость Лодурра и секс в дальнейших частях)
Размер: maxi, на текущий момент ~ 12000 слов.
Описание: гарпунщик Тор Хардвер накликал беду в лице морского юда Лодурра
От автора:
Это в своем роде эксперимент, и ваши отзывы помогут понять, удался ли он. )
Мини-словарь:
«Hardveur» - «сильный лучник» - одно из имен Тора
«Lóðurr» – одно из имен Локи. В русском переводе пишется с одним "р", но автор предпочел р-двойное.
Юды (sg. «юд») – название народа Локи – собрано из болгарских хищных русалок и русского «чуда-юда», т.е. «морского змея», «дракона» и т.д.
Вельбот – китобойная лодка.
Часть первая. Дракон
читать
- Хардвер, - позвал Арнульф, и его облупившийся нос появился в поле зрения Тора, а рыжая борода пощекотала щеку. – Ты уверен, что мы можем охотиться у этой скалы? Место-то незнакомое.... мало ли что...
Тор беззлобно ткнул его локтем в бок, чтобы не жался как девица, и покрепче ухватился за снасть, едва не вывешиваясь за борт. Ветер бил в лицо, бросал хлопья пены и забивал ноздри запахом соли и водорослей. В вышине истошно вопили чайки, гнездившиеся неподалеку. Тору было хорошо.
- Не дрейфь, друг, - вдохнув полной грудью морской воздух, ответил он.- Ты лучше представь, как обрадуется твоя Инге, когда ты вернешься домой с тушей кита. И мясо, и кости, и шкура, и свечи, и жир для ламп – давно уже деревня не знала такого богатства.
Под ними старушка Раннвейг весело рассекала морскую гладь.
- Но Тор… - не унялся Арнульф, никогда не отличавшийся особенной смелостью, и все равно сунулся ближе, чтобы Тор услышал его за свистом ветра, - законы же не нами писаны. Предки завещали охотиться у Китовых Полей, значит надо охотиться у Китовых Полей. И когда мы вообще в последний раз били кита? Это же неспроста.
- Неспроста, - легко согласился Тор. – Потому что киты не такие глупые, как ты, и давно поняли, где мы их поджидаем.
Он спрыгнул на палубу, и длинные, выгоревшие почти добела волосы хлестнули воздух совсем рядом с красноватым лицом рыжеволосого рыбака, прозванного за постоянно обгорающую кожу и огненные волосы «головешкой».
- Но Тор…
- Да оставь ты его, Арнульф! – прокричал от руля кормчий, крепко сбитый, чернобородый ещё мужик по имени Гуннар. – Найдем – хорошо, не найдем – всё одно горевать не будем! У нас полная палуба рыбы, деревня продержится. А вот уж если боги пошлют…
- Пошлют! – весело откликнулся с правого борта Гест. – Догонят и ещё раз пошлют!
Грянул дружный хохот.
- Если боги пошлют, - невозмутимо продолжил Гуннар, - то мы отказываться не будем. Кит и вправду бы не помешал, не для самих, так на продажу. А то вон, Бруни уже не из чего резать. Да, Бруни?
Молчаливый впередсмотрящий ничего не ответил, только мрачновато стрельнул глазами на кормчего, потом на Тора – яркого, загорелого детину в пропитанной потом и солью белой рубахе - и вернулся к морю. Про себя он был согласен с Арнульфом: ничего хорошего в том, чтобы заплывать в эти воды, он не видел. Про эту скалу ходили разные слухи. Поговаривали, что здесь поселились сирены или даже дракон. И хотя Бруни давно ходил в море и ни сирен, ни дракона никогда не видел, проверять он не хотел. Но у Хардвера было действительно редкое чутье на богатый улов, и, чем только не шутят боги, могло оказаться и чутьё на китов.
Тор позади него смеялся, разговаривал с Гестом, совсем молодым ещё, вертлявым рыбаком, о женщинах и весь светился, соперничая даже со солнцем.
Китов они заметили, когда обогнули восточный край острова. Раннвейг весело бежала по волнам, встречая грудью вольный морской ветер. Солнце уже клонилось к закату, но пока горело ярко и весело, придавая парусам корабля особенно насыщенные цвета. Тор успел завести и пропеть вместе со всеми пару моряцких песен и углубиться в, бесполезный с точки зрения всей остальной команды, спор с Гестом о преимуществах боевого молота над коротким королевским мечом, когда над волнами пронеслось нежданное «Киты!!!». Все вздрогнули: от голоса Бруни часто и легко отвыкали. Но, главное, никто особенно и не надеялся на успех путешествия. Даже Тор, главный зачинщик всех драк и приключений, в том числе и этого, и тот обомлел.
Удивленный отсутствием реакции, впередсмотрящий оглянулся.
- Киты справа по борту! – повторил он и сверкнул глазами.
Уголок рта Тора дернулся. А потом ещё раз, и ещё, и, наконец, обветренные губы растянулись в счастливую улыбку. И, словно только и ожидая от него этого сигнала, палуба корабля пришла в движение: больше половины небольшого экипажа, как мальчишки, рванули направо, спотыкаясь о весла и оскальзываясь на рыбьей слизи. Неуклюжий Моди ухитрился запнуться за сеть, удерживающую рыбу, за что получил от Гуннара пинок под тощий зад, но всеобщая радость была такой оглушительной и заразительной, что Моди только оглянулся и весело оскалился щербатым ртом.
- Киты!!! – заголосили сразу со всех сторон.
- КИТЫЫЫ!!! – перевешиваясь за борт, заорал Гест и засмеялся.
И только Арнульф подошел к правому борту медленно и безо всякой радости. Что-то внутри него тянуло и сжималось при виде зверей на горизонте. Словно погребальная лодка загорелась раньше, чем вышла из бухты в широкое море. Арнульф стиснул в руке амулет матери-Луны и запел про себя молитву.
Хардвер за его спиной раскатисто смеялся вместе с остальными рыбаками.
Тора прибило локтями друзей позади Геста. Он ухватил приятеля за пояс штанов, чтобы тот не вывалился в море, и ликующе заорал: впереди, на значительном пока расстоянии, над волнами мелькали две морщинистые черные спины, и также мерно вздымались к небу два пенных фонтана.
- Сколько?! – Крикнул Гуннар, которому из кормовой части не было видно. - Усачи?
- Не! Зубатые! Двое! Похоже, самка и китеныш! – Гест возбужденно дернулся, на миг облапил Тора всеми конечностями и рванул к другому борту, к своему вельботу.
Гуннар нахмурился.
- Самца нет? Но... – Гуннар давно ходил в море, и зубачи на его памяти всегда путешествовали стадами, а впереди, сверкая белесыми шрамами на толстой шкуре, всегда шел самый сильный и злобный самец. Чтобы самка, да с китенышем, и без защиты – это было необычно. Но, с другой стороны, добыча словно сама просилась им в руки. Может, это был дар богов?
Он засомневался, почесал курчавую бороду и посмотрел на кипящего энергией Хардвера. Тот так светился, что Гуннар поневоле оттаял. «Ладно, порадуем прикормыша», - подумал он. Гарпунщик, которого все по привычке звали Тором, нравился ему, и немолодой уже кормчий даже подумывал после смерти завещать парню свой дом и старуху, раз своих детей не наросло.
- Ладно! Слушай мою команду! – скомандовал он, перекрывая нешуточный шум, поднятый шестью дюжими глотками. - СПУУСКАААЙ...
- СПУССКАЙ ПАРУСААА! – в тот же миг заорал Тор, легко перебивая кормчего, подмигнул и дернул последний узел, освобождая вельбот из объятий Раннвейг.
Гуннар не оскорбился.
- Слушай наглого приблуду! – захохотал он.
- СПУССКААЙ! – загремело по палубе.
Тор в это время отвязал от борта гарпун и весла и кинул их в вельбот. Всё его естество пело в ожидании славной охоты. Последний раз, когда Тор бил кита и заслужил славу лучшего гарпунщика, действительно был очень давно: Тор успел поменять несколько женщин и не один раз сходить в большие города, далеко внутрь суши. И хотя в деревне он был ценным жителем, потому как мало кто обладал его силой и здоровьем, он чувствовал, что рожден совсем не для того, чтобы тянуть рыбу сетями.
Он на мгновение задумался, каково бы было участвовать в битве, настоящей, как в сагах, что пересказывали в деревне зимними вечерами, и песнь крови стала громче в его ушах.
Арнульф, прижавшийся к его спине, застал Тора врасплох.
- Хардвер, - негромко позвал рыжий и сжал пальцы на толстом, как бревно, плече гарпунщика.
Тор, грубо вырванный из своих мечтаний, чуть не подскочил. «Да ежа ж мне в рот!» - мысленно выругался он. - «Опять!». Он многое прощал своим товарищам, но это уже не лезло ни в какие ворота.
- Головешка, - прорычал он, не имея никакого желания терпеть трусливые речи, когда желанная цель была так близко. – Уймись!
Но Арнульф только сильнее сдавил его руку чуть дрожащими пальцами.
- Тор, слушай, не надо, смотри, самца с ними нет. Что-то не так. Не может быть, что просто так, без самца. Да и детеныш. Боги могут разгневаться!
Арнульф давно знал Тора, давно греб с ним в одной команде и, конечно, знал о присущих Хардверу беспечности, бесстрашии и иногда просто непрошибаемом упрямстве. Надежды отговорить Тора, увидевшего добычу, практически не было. Но почему-то именно сегодня он не мог позволить ему сесть в вельбот и убить эту китиху. Молитва не помогала, Арнульф чувствовал беду.
Но Тор чувствовал только удушающую волну раздражения. Хватило резкого движения плечами – и довольно крупный бородач оказался спиной на сосновых досках. Команда корабля продолжила шумно готовиться к охоте, не замечая их маленькой схватки.
- Слушай, Арнульф, - начал Тор и даже сам едва не дернулся от своего тона. – Ты сейчас захлопнешь рот, залезешь в шлюп и будешь грести!
Арнульф съёжился: Тор иногда был очень страшным, со своими искрящимися глазами и пудовыми кулаками, так, что и вовсе не казался человеком. Возвышаясь над собеседником как скала, он излучал такие раздражение и презрение, что, казалось, одной искры хватило бы, чтобы и Арнульф, и Раннвейг, и все, кто посмели бы встать на пути, вспыхнули бы и рассыпались в прах. «Ничего не выйдет», - понял Арнульф, сморщился и обреченно кивнул. В том, что все они пропали, он больше не сомневался.
Тор же шумно выдохнул, перемахнул через борт корабля и забыл обо всем.
Дальнейшие приготовления были закончены в считанные минуты. Пока Тор возился с битенгом и прикреплял к линю гарпун, Арнульф отвязал вельбот от Раннвейг и оттолкнул шлюп от борта.
А потом была гонка, и Тор стоял на носу с гарпуном наизготовку, и в сердце его было горячо и радостно. Небо плескало ему навстречу светом, море – запахом соли, а сбоку кричали: «Навались! Налетай!». И когда Тор, наконец-то, бросил гарпун, ему показалось, что он полетел вместе с ним.
В это время на морском дне, в чистой, прозрачной и холодной глубине, спал юд.
Это был ещё совсем молодой юд – ему не исполнилось и четырехсот лун, но шрамы на его коже могли многое рассказать любопытному наблюдателю, и не о молодости, но о пережитом опыте.
Юда звали Лодурром, и он покинул льды Севера бессчетное количество приливов назад. После продолжительных скитаний он обосновался здесь, под каменным боком Колыбели, и жители моря Марморы радушно приняли его.
Редкий обитатель моря не принял бы радушно морского царя.
Лодурру пришлась по нраву Колыбель, она предлагала относительное уединение и в то же время не находилась далеко от интересующих юда объектов. К тому же он был любопытен и жаден до знаний, и, в отличие от большей части своего народа, не брезговал языком морских птиц. Их разум был сильнее рыбьего и, хоть птичья память не очень многое могла предоставить ему, это всё же была возможность узнать о мире над волнами. Камни Колыбели были для Лодурра достаточно удобными, чтобы приподниматься на руках и слушать чаек или провожать взглядом проходящие мимо тяжелые лодки наземников. К тому же это было безопаснее и приятнее, чем плавать вдоль их береговых поселений. И здесь вода и ветер приносили ему смрад их тел и вонь их пищи, и Лодурр так же брезгливо морщился, в который раз недоумевая, зачем мать-Луна и отец-Солнце создали таких гадких существ, но все же в меньших количествах. У Колыбели Лодурр мог отпустить камни, уйти на глубину и избавиться от ощущения грязи, неизбежно приходящего вместе с короткоживущими.
Но ветер приносил не только запахи. Вместе с ними были и звуки: отрывистые, резкие и громкие. Речь.
Речь означала знания, а мимо знаний Лодурр проплыть не мог. Поэтому, день за днем, он, преодолевая отвращение, слушал лающие голоса людей. Постепенно звуки стали складываться у него в слова, а слова в фразы, которые он повторял мысленно, узкой темной тенью нарезая круги вокруг гигантских лодок и лодок поменьше и разгоняя всю рыбу и прочих морских тварей на мили вокруг.
А ещё корабли людей иногда приносили кровь.
Ни один юд, отведав человеческой крови, не мог отказаться от искушения попробовать её еще раз. И в этом случае Лодурр не счел нужным оказаться исключением.
Первой его жертвой стал неосторожный рыбак, уснувший в лодке и продрейфовавший от своих берегов почти до самой Колыбели. Юд тогда сначала наблюдал за нежданным гостем издалека, зависнув в облаке своих волос нескольких метрах от суденышка, но мерзкий человек не оставил ему выбора: встал, спустил штаны и испражнился прямо в прозрачную синеву Марморы.
Лодурр разбил его судно в щепки, самого разорвал на куски, напился его жалкой жизни, а останки скормил акулам.
Так же он поступил почти со всеми одинокими наземными, осмелившимися подобраться к его обители. Некоторых он ел, некоторых просто топил и оставлял на съедение своей свите. В конце концов, это были всего лишь люди. Бессмысленная жизнь и ранняя смерть – вот их удел.
Постепенно человеческие суда стали избегать одинокой скалы в открытом море, и в жизни юда наступило затишье.
Так вот, когда киль Раннвейг пересек границы его владений, Лодурр спал. Он был измотан долгим путешествием к дальним впадинам, поэтому его сон был крепок и глубок, как у морского змея, переваривающего жертву. Он свернулся кольцом во укромном месте между подножием скалы и колонией кораллов и подрагивал плавниками под их ласковый шепот.
Едва рыбаки спустили вельботы, и поднявшиеся волны донесли эту весть до своего царя, юд поначалу отмахнулся от неё и плотнее вжался лицом в свой хвост, в неведении, что лик Солнца над его жилищем полностью скрыла тень корабля. Но Мармора продолжала волноваться, и вскоре кораллы сменили свою песнь, а тревожные сигналы рыб забегали по его чувствительным бокам, как крошечные рачки. Сквозь сон, яркий и наполненный почти пугающе быстрыми видениями, Лодурр почувствовал неприятное беспокойство. В темноте его убежища сначала загорелся один зеленый огонек, потом второй – юд открыл глаза. Длинный, гибкий хвост медленно развернулся.
И тогда во владениях Лодурра раздался жалобный стон кита.
Китиха дернулась и попыталась уйти на глубину, но Тор бил глубоко, а Гест с другого вельбота уже запустил свой гарпун. Фонтан из китовьего горба стал вязким и окрасился темно-красным, почти черным цветом победы. Гест ликующе закричал, Тор ему вторил и потряс острогой над головой.
Гуннар, наблюдающий с борта Раннвейг, поморщился: рискованный они сделали шаг, китиха ведь могла погубить обе лодки. Но удача, как всегда, была на стороне Тора, медузу ему в мягкое место! Бруни, качающийся в такт движением Раннвейг рядом с Гуннаром, усмехнулся. Видно, думал о том же.
Наконец, израненная самка забилась, поднимая пену. Густая, почти черная кровь уже текла из отверстия на крутом лбу, из-под гарпуна Тора и из ран, оставленных острогами, но Гест всё кидал и кидал их, пробивая толстую шкуру. Тор в это время мощными рывками подтягивал к ним свой вельбот за линь. В одиночку это было тяжеловато, но Арнульфа он просить не стал. Рыжий трус сидел в вельботе, то бледнея, то краснея, и одним своим видом вызывал в Торе отвращение.
Добравшись до цели, Тор нашарил булаву, приноровился к весу и, коротко размахнувшись, словно молотом вбил гарпун поглубже в китовый горб. Вышло даже слишком легко. По телу самки прошли одна, вторая, последняя судорога, и она, наконец-то, затихла.
Моряки заулюлюкали. Тор захохотал. Гест, потрясая острогой, принялся благодарить богов.
Гуннар, глядя с борта корабля, улыбнулся.
Захваченные азартом охотников, они не заметили, как в пропахшем смертью воздухе замолчали чайки. Казалось, само море застыло в онемении и ужасе.
Китенок исчез, но счастливые люди не заметили и этого.
Один Арнульф скорчился в лодке и затрясся от беспричинного страха.
Ещё не преодолев и половины пути, Лодурр почуял кровь. Быстрые потоки разносили её во все стороны, привлекая акул, но те держались на расстоянии, не рискуя перейти дорогу юду. Вместе с кровью в Мармору изливались боль, страх и изумленно-обиженное непонимание китовьей самки. «Почему? Почееееммуууу?» - стонала морская дева, призывая владыку Марморы к ответу, на помощь, хоть как-нибудь.
Сон ещё не полностью отпустил Лодурра, но происходящее уже почти уложилось в его сознании: наземники вторглись на его охотничью территорию и начали хозяйничать, как у себя дома. Обычно Лодурр почти не удостаивал вниманием рыбаков, закидывающих сети на границах своих владений, просто прогонял оттуда рыбу, и, оставшись ни с чем, моряки убирались сами. Но это уже было не на границах, а прямо у него над головой. Это ставило под угрозу мирное существование Лодурра и его положение среди морских тварей. Здесь, в море, верховным хищником был он – и всякий посягнувший на этот титул должен был понести наказание.
Почти у самого места бойни наперерез ему кинулся китенок, ткнулся лбом, сбивая с пути, заныл не своим голосом. Лодурр раздраженно отпихнул его, не желая разбираться с тем, что моря должны решать сами, и прислушался. Так высоко над дном моря он уже вовсю мог слышать человечьи голоса, не полностью, только самые громкие фразы. Но в этих голосах звучали такие неподдельные радость и триумф, что Лодурр нехорошо прищурился и невольно облизнул губы. Значит, наземники привели сюда корабль и решили, что безнаказанно могут бить его подданных... Сам Лодурр на китов никогда не охотился, но они, и конкретно эта китиха, не раз пели ему свои песни об увиденном в других морях. А теперь запах смерти кружил голову, а все неспетые китихой песни растворялись во времени...
Где-то в глубине естества Лодурра медленно начала разливаться ледяная ярость
На поверхности, созвучное его настроению, море начало холодеть.
Первым неладное, как ни странно, заметил обычно нечувствительный Гест, по привычке отлынивающий от тяжелой работы и переместившийся на корму вельбота, вместо Хрута. Парень он был молодой, но неглупый, что бы там ни говорила вредная Сванхильд. Сначала ему стало холодно, что было очень странно, потому что до этого день был жарким. Его товарищи уже какое-то время весьма активно обвязывали перевернувшуюся кверху брюхом тушу, чтобы подтянуть её к кораблю, и на их разгоряченных лбах проступал пот. Им ещё предстояло разделать её до наступления темноты, а там уж, по звездам, они собирались вернуться домой. Но с каждым ударом сердца воздух вокруг становился все холоднее и холоднее.
Поежившись, Гест поднял глаза на Тора. Хардвер довольно скалился, бодро вязал узлы и перемигивался с Хрутом. Он выглядел таким же самоуверенным, как и всегда.
Небо, вроде, было чистым, и Гест немного успокоился. Он даже помахал рукой в сторону старушки Раннвейг и вернулся к раскручиванию линя, чтобы Хрут мог его обвязать.
Но вскоре случилось странное: ветер, до этого исправно гонявший вокруг них пенные барашки, словно исчез. Гест, неожиданно переставший ощущать его холодные пальцы в своих волосах, вскинулся и инстинктивно посмотрел в сторону Раннвейг: корабль все так же весело покачивался на волнах. Но вокруг вельботов уже осталась только едва заметная рябь. Не могло же такого быть? Не могли на расстоянии в меньше мили рядом существовать и волны, и штиль! Тут и Хрут обеспокоился, заозирался, а Арнульф так вообще побледнел как полотно, подполз ближе к носу и что-то вякнул Хардверу. Гест не расслышал что, но гарпунщик разозлился, пнул Головешку в шлюпку и продолжил работу. Тору все всегда было нипочем, словно он и не был человеком вовсе, а каким-нибудь воином из древней саги.
Но Гест человеком был, и ему стало страшно. Вокруг расползалась тишина. И цвет... не был ли он светлее ещё несколько мгновений назад?
Гест, наконец, не выдержал, встал и окликнул Тора.
- Хардвер... – позвал он. – Слушай.
- А? – Тор резко повернулся к нему и сверкнул синими глазами. – Что слушать?
- Ты просто слушай, - напряженно попросил Гест. – Слышишь что-нибудь?
Тор склонил голову набок и прикрыл глаза. Потом открыл и улыбнулся.
- Нет, - начал он беззаботно. И тут же осекся. – Нет, совсем ничего.
Его глаза расширились, а ноздри затрепетали, чуя беду. Он оглянулся, сразу оценивая и пронизывающий холод, и гладкое зеркало моря, и темноту в глубине и небе.
- Гест, - спросил он, подобравшись как кот перед прыжком, - а как давно вода такая черная?
Хрут его слов не услышал, он был глуховат после неудачной драки, но почувствовал их тревогу и тоже бросил линь.
Вокруг них продолжала разливаться темнота. Она словно одновременно сползала с неба и поднималась из морской бездны.
- Кальмар? – чуть хрипло предположил Тор.
Гест отрицательно мотнул головой.
- Так близко к суше? Не слыхал про такое.
Они переглянулись, и Тор озвучил мысли обоих:
- Надо уходить.
Но тьма уже загустела, и они оба понимали, что никуда им не деться. Тем более с тушей.
С замирающем сердцем Гест проследил, как красивое, волевое лицо Хардвера скрывает темнота, и внутренне задрожал.
Лодурр в это время висел прямо под мертвой китихой, закрыв глаза и сконцентрировавшись на волнах силы, свивающих кольца в животе. Эта магия была черной, древней, она была наследием отца, и Лодурр ненавидел её. Но сейчас она могла стать неплохим оружием устрашения, да и стоило иногда напоминать другим хищникам, за что юды считались царями морей.
Магия стекала с пальцев, разливаясь вокруг непроницаемым чернильным пятном: юдам не нужен был свет, чтобы ориентироваться в своих владениях. Лодурр ещё не чуял людского запаха и не слышал биения их сердец, но уже предвкушал, как перетащит их по одному в свои владения. Мысль будила на сердце злую радость, а на губах – довольную усмешку.
Когда последние капли магии сорвались с его пальцев, юд немного помедлил, размышляя, с какой лодки начать – левой или правой, и выбрал правую. Развернулся и помчался ко дну, чтобы набрать нужную скорость.
Вельбот уже совсем не качался, словно вместо воды держался на смоле или меде, но Гест всё равно присел и крепко ухватился за борта, прислушиваясь. Холод стоял такой, что начали стучать зубы. Сзади сопел Хрут, явно в такой же позе. Больше звуков не было, будто сам воздух поглощал их. Темнота отрезала Геста от Тора и его уверенной силы, и поначалу Гесту стало по-настоящему, как в детстве, страшно. Но тишина всё стояла и стояла, никто не нападал, и Гест немного расслабился. Авось, не пропадет! Авось, боги уберегут...
А потом в шлюп ударила страшная сила, Геста мотнуло в сторону, и он даже не успел испугаться, когда жуткая перепончатая лапа ухватила его за запястье и дернула за борт.
Хрут, перепугавшийся до смерти, закричал.
В нескольких метрах от них, Тор расслышал нечто отдаленно напоминающее всплеск и треск, словно что-то большое протаранило снизу вельбот. Ему показался крик Хрута, и Тор вздрогнул, напрягся, готовый в любую минуту броситься на помощь, но уши снова заложила тишина, и он остановился, слегка дезориентированный. Всё же бросаться в бой, ничего не видя и не слыша, было глупо даже для него. «Неужто, кит-самец?!» - почти рассеянно подумал он. Это было бы плохо, но терпимо. Всё же обычная рыба, а не чудо-юдо...
Арнульф его мнения не разделял.
- ДРААКОН!!! – отчаянно завопил он в двух шагах позади, пытаясь слиться с дном лодки. – Дракооон!
Тору, всё ещё находившемуся одной ногой на туше, так отчаянно захотелось его заткнуть, что он на мгновение забыл об осторожности. Он перенес вес на другую ногу, чтобы пересесть в шлюп, рванулся... и, падая на колено, чуть не врезался носом в весло. Что-то мешало втянуть вторую ногу в вельбот. Тор осторожно выдохнул и прикрыл глаза. По ощущениям, петля линя, которым он обвязывал китиху, затянулась вокруг его лодыжки. Он для пробы подергал ногой, но петля держала крепко, и теперь он оказался привязан к борту и китихе одновременно: ступня зависла прямо над водой между вельботом и боком зверюги.
Тор выругался и потянулся за острогой. Он мог перерезать линь и на ощупь, видеть для этого было необязательно.
Под ними, Лодурр оттолкнул от себя тело первой жертвы, и на неё тотчас налетели акулы. Юд царственно сверкнул глазами на их пиршество. Морские псы ему не нравились, они были слишком жадными и ненасытными, но их подобострастие ему льстило. Вдоволь насмотревшись на их виляние хвостами, Лодурр вновь отправил своё тело вверх.
Второй моряк из первой лодки вскрикнул было, когда юд в фонтане ледяных брызг выпрыгнул позади него, и тут же захрипел, потому что Лодурр обвил волосами его шею. Море сомкнулось над ними, острый плавник чиркнул по белому горлу, и рыбак затих навсегда. Акулы, которых с каждой минутой становилось больше и больше, начали в предвкушении выписывать под Лодурром радостные круги.
Тор продолжал резать. Тьма давила ему на плечи, да и нытье Арнульфа нехило действовало на нервы, но больше всего тревожила тишина. Часть перлиня, что соединяла Тора с китихой, уже лопнула, и он смог втянуть ногу на борт. Страха Тор не чувствовал, он вообще редко боялся в своей жизни, на всей памяти-то только раз или два. Но Тор больше не слышал ни Геста, ни Хрута, и с каждой минутой в груди сжималось все болезненнее. Сердцем он отчаянно надеялся на лучшее, но опыт подсказывал – нет, что-то двигалось там, во мраке, дракон или не дракон. И оно не было милосердным.
Продолжая разрезать волокно за волокном, он пообещал себе, что убьет эту тварь, чем бы она ни была.
Но поза была неудобной, а Арнульф позади неудачно брыкнулся, раскачивая вельбот. Тор сделал неверное движение, пропорол себе острогой икру и вывалился за борт, все ещё привязанный к шлюпке. И больно ударился всем телом об её покатый бок.
В это время, в толще воды, Лодурр заходил на третий круг. Он намеревался пролететь под китихой, выскочить с противоположной стороны и застигнуть врасплох моряков из второй лодки. И он уже почти преодолел расстояние до разделяющей два мира тонкой границы, когда почувствовал ЗАПАХ. Он был такой сильный, такой сладкий, что юд на мгновение абсолютно забыл о том, где находится и что собирался делать, пролетел по инерции несколько метров и вертикально замер, хватая удивительный аромат носом и ртом. Нутро сладко сжалось, и по телу растекся приятный жар. Забыв обо всем, Лодурр повел носом в одну сторону, в другую, крутанулся через хвост, и безошибочно определил: кровь. Это была человеческая кровь, но она не принадлежала предыдущим его жертвам. Те наземники были всего лишь едой, а от этого запаха Лодурр почти потерял чувство реальности, словно верх и низ поменялись местами. Ощущение было непонятным, неизвестным и по-своему приятным.
Но древняя магия, всё еще наполняющая вены, отреагировала на запах по-своему. Она толкнулась на поверхность, завладев сначала руками, а потом и всем остальным юдовым телом. Пальцы скрючились. Рот наполнился слюной, а челюсти почти свело от желания вонзить в источник сладости зубы. Разум заволокло пеленой. Даже если бы он успел захотеть этого, Лодурр не смог бы сопротивляться. Запах-вкус обволок со всех сторон, магия смяла последние барьеры воли, и юд, хищно облизнувшись и по-змеиному изгибая длинный хвост, едва заметной тенью направился по манящей дорожке обратно к людям.
Морская соль жгла Тору рану, но он на это внимания не обращал: был в море с детства, случалось и оцарапаться. Хуже был лютый холод, от которого воздух замерзал в легких, а пальцы совсем не слушались. Море, ставшее совсем недружелюбным, то и дело накрывало его с головой. Тор отфыркивался, рычал, ударялся о вельбот, но упрямо изворачивался и резал. Он понимал, что в таком положении – ногой в лодке, головой в море – славный гарпунщик Тор Хардвер был драконам не только не противник, но и добыча не вполне достойная. Мысль о своем глупом положении приносила бы невыносимые муки, если бы не была вытеснена из головы оголенной необходимостью перерезать уже проклятую веревку и освободить руки для боя.
Он не знал, как ему повезло, что одурманенный Лодурр не стал нападать сразу, а помедлил, разглядывая снизу спину и плещущиеся в воде волосы своего будущего главного блюда.
Наконец, линь поддался. Тор, забывшись, радостно расхохотался и камнем ушел под воду. После секундной заминки ему удалось сориентироваться и развернуться. В глубине было мутно и темно, но не темнее чем снаружи. Тор быстро всплыл, глотнул воздуха и снова нырнул. Острога удобно лежала в руке и словно сама просилась в бой.
Но воздух в легких уже почти успел кончиться, прежде чем в зеленоватой темноте что-то шевельнулось. Тор все ещё плохо видел, но у чудовища определенно были руки, длинный хвост и голова... покрытая щупальцами? Тварь не торопилась, висела на достаточном расстоянии и, казалось, смотрела на него в ответ. Тор поудобнее обхватил пальцами древко, размышляя не напасть ли первым: игры в гляделки никогда ему не нравились. Но легкие начало саднить и распирать, и Тор, взмахнув конечностями, метнулся к поверхности и снова жадно вдохнул.
Больше он ничего не успел. Тварь налетела сзади, ударила в спину и окунула лицом обратно в морскую волну. Тор рыкнул, выпуская пузырьки драгоценного воздуха, и наугад ткнул острогой, но невидимая сила тут же вырвала её из руки. Запястья и локти сразу оплело чем-то тонким, черным и прочным, как зачарованная сеть – не пошевельнуться, только изрежешься. Но он всё равно рванулся и снова оказался над водой.
Там посветлело: чудище отчего-то теряло над небесами власть. Приободрившись, Тор напрягся и с силой дернул руками вперед, обрывая путы. Тварь шлепнулась ему на спину, зашипела над самым ухом, и Хардвер почти ликующе захохотал, но тут вокруг его бедер, с силой, которую Тор знал ранее лишь по борцовским поединкам в городах, обернулся скользкий, чешуйчатый хвост. Он обвился вокруг ног Хардвера трижды, раздирая штаны, в плоть воткнулось что-то острое, и Тор едва не вскрикнул, когда оно пронзило кожу на внутренней стороне бедра. А змей издал вдруг полузадушенный стон, словно... словно девка под крупным мужиком, и чуть ослабил хватку.
Этого хватило. Тор заскрежетал зубами, рванулся изо всех немаленьких сил, оставляя обрывки темных нитей на запястьях, извернулся и очутился с чудовищем лицом к лицу, готовясь перегрызть глотку, если нужно...
Чтобы застыть на миг, всего на миг, пораженный увиденными в рассеянном свете, удивительными, огромными, не человечески зелеными глазами, смотрящими на него с узкого темного лица. В зелени этих глаз мерцали крошечные искорки, словно волшебные огни, зовущие за собой.
Лодурр застыл от неожиданности, и на мгновение древний зов смолк в его ушах. Он даже растерялся. С лица человека полыхнуло пронзительно-синим... Как купол небес в жаркий полдень много лет назад, когда Лодурр впервые отправившись с отцом к югу, боялся подняться из воды и высохнуть, и только смотрел с легкой завистью, из тени у самых корней Океана...
Но в животе брыкнулся древний голод, и картинка в сознании Лодурра схлопнулась как воздушный пузырь.
Тор, увидев прямо перед своим лицом десятки острейших зубов, попытался отдернуться. Безжалостный к гордыне воина, инстинкт самосохранения внутри него запаниковал, что-то вспыхнуло, рванулось к коже, пробежалось по нервам, вздыбливая волоски, и взорвалось между их телами.
Пахнуло паленым.
Чудище дернулось, посмотрело потрясенным, абсолютно осмысленным взглядом и, потеряв контроль над своим телом, повалилось в морскую глубину.
Тор, пытаясь снова начать дышать, неверяще уставился в светлеющую на глазах воду. Сердце колотилось как сумасшедшее, тело стало жарким, а в ушах стучало. Но повторного нападения всё не было, и Тор, всё ещё слишком взвинченный, чтобы оценивать произошедшее, повертелся немного в волнах и, повинуясь инстинкту, погреб в направлении вельбота. И вскоре был вознагражден полузадушенными всхлипами Арнульфа.
…
Приходил в себя Лодурр долго. Отец-Солнце сделал несколько кругов над земной твердью, а Мармора всё качала его в волнах и пела неслышными голосами своих детей о тишине и глубине, о лучах, не достигающих дна, о существах, не нуждающихся в зрении, о мире и покое, которого никогда не будет над волнами Океана. Даже сквозь охватившее его разум оцепенение, Лодурр слышал в её голосе тревогу и невысказанную мольбу. Но юды правили морями, а не моря ими, поэтому, когда Лодурр окончательно очнулся, он стряхнул с себя её навязчивое внимание. Она прекратила петь, а стайка разноцветных рыбок, окружавшая его плотным защитным панцирем, прыснула во все стороны.
Вместе с сознанием в Лодурре проснулась память, а с памятью удушливой волной пришла злость. Едва закрывая глаза, на обратной стороне век он видел синеглазого моряка и почти мог заново пережить волну острейшей, выворачивающей все тело боли, испытанной по его вине. Болело все. Хвост едва шевелился, словно облепленный сотней моллюсков. Часть волос болталась у лица жалкими обрывками, а кожу головы неприятно саднило. Это был первый раз, когда кто-то смог вырваться из пут Лодурра, и юд этому был, мягко говоря, не рад.
Лодурр умел читать древние языки, посетил много морей, слышал и знал множество саг, русалочьих и рыбьих. Моря делились с ним историями, океанское дно показывало следы давно минувших времен. Были и твари – древние, огромные, глубинные твари – которые прерывали на несколько мгновений свой тысячелетний сон, чтобы ответить на его вопросы. Он помнил имена всех рыб, всех рачков, всех малых и больших обитателей Океана, но никогда и нигде не слышал, чтобы человек одолел морского царя в его собственных водах.
От этого начали мелко подрагивать плавники, а челюсти сами собой заскрежетали одна об
другую.
А к злости за испытанное унижение добавлялась злость на самого себя и свою проявившуюся неспособность противостоять безумию. Он помнил все: как крался, как нападал, как оплетал волосами - но словно сквозь облако ила, поднятое со дна. Будто тело и не принадлежало ему вовсе, не Лодурру, а другому, более агрессивному безмозглому существу. Словно... словно он вовсе не отличался от своих братьев. Словно он вовсе не отличался от своего отца.
Итого, он был первым юдом, проигравшим человеку. И он был Лодурром, не сумевшим справиться с ядовитой тварью внутри.
Он проиграл дважды: наземнику и отцу.
Лодурр ненавидел проигрывать.
Зло клацнув зубами, он выкинул одну руку в сторону, схватил одну из рыб за искрящийся хвост и отправил себе в рот. У подножия Колыбели воцарилась тишина - Мармора и все её дети в почтении замерли, ожидая пока он насытится. Покрытые сверкающей чешуей маленькие тельца мелко мерцали вокруг него, словно звезды на небесной тверди. Они не пытались спастись. Хоть рыбы и не были способны понять, что происходило с морским царем, но инстинкты, переданные им многими поколениями отцов и матерей, держали рядом.
Лодурр сосредоточенно перемалывал зубами тонкие кости, поглощая драгоценный дар чужой жизни, и хвост его все чаще и нетерпеливее хлестал воду, а плавники подрагивали и сыпали искрами разбуженной раздражением магии.
Рыбья плоть успокаивала голод, но злость не ослабла ни на чешуйку.
Наконец, терпение отказало. Он откинул в сторону недоеденный трупик рыбы, крутанулся вокруг своего хвоста и устремился к поверхности. Терпение вообще никогда не было его сильной стороной.
Встретившая его морская гладь была спокойной как зеркало, и если бы не обломки лодок, перечеркивающие лунную дорожку, и останки китовьей туши, изрядно порванные акулами, ничего бы не напоминало о случившемся. Человеческого корабля и наземника, нанесшего юду такое оскорбление, конечно, уже не было.
Ни одного следа его запаха не осталось в волнах.
Лодурр не знал, на что надеялся, когда поднимался сюда. На то, что жертва продолжает ждать его здесь, несколько дней жарясь на солнцепеке? На то, что боги принесут Лодурру этого наземника в дар? Все юды знали цену обещаниям богов, и Лодурр также знал, что, пробыв столько времени без сознания, не имел шансов застать людей здесь. Но все же....
Не в силах справиться с разочарованием, он зашипел, яростно ударил хвостом и нырнул обратно. Там, в глубине, развивая максимальную скорость, он принялся нарезать круги вокруг Колыбели.
Злоба и глупая обида на божественное невмешательство переплетались внутри и царапали его гордость. Лодурр понимал: неспроста кровь моряка оказала на него такое воздействие. Кто-то был в предках наземника, кто-то, обладающий могучей магией, и, возможно, родственный юдам. Это его естество, сквозь поколения, взывало к Лодурру. И оно же нанесло по юду болезненный удар.
Но не это было важно, когда наглый человек улизнул из его когтей в его собственных владениях и стал причиной самого большого унижения в его жизни.
Наконец, Лодурр запрокинул голову и, глядя, как начинает золотиться прозрачная пленка между морем и небом, решил: он завершит начатое. Сожрет наземника, и больше никто не будет претендовать на власть над ним. Ни отец, ни весь его род, ни человек.
Искал он недолго. Лодурр был бы у бухты, приютившей человеческое поселение, еще до заката, но задержался и сделал большой круг, прогоняя морских тварей от суши. Рыба ближе к берегу была глупее, завидев его, широко разевала рты и пугливо замирала на месте, зато чайки и альбатросы хоть и удивлялись, когда замечали над волнами его темноволосую голову, но подхватывали весть. Вскоре воздух на мили вокруг звенел: «Царь! Царь идет заявить свои права!»
Выписывая причудливые фигуры в предвкушении расправы, Лодурр чувствовал себя всемогущим, и это было приятно.
Наконец, когда море стало мелеть, а у воды появился знакомый гадкий привкус, в очередной раз высунувшись из воды, он заметил на горизонте черную точку. Вблизи она оказалась крошечным суденышком, едва вмещающим двух наземников. Юд прикинул близость к берегу и решил, что они вполне могут быть теми, кто ему нужен. Он бесшумно поравнялся с лодкой и пристроился у самого борта.
Люди были слишком увлечены разговором, чтобы его заметить.
- Врешь! – уверенно сказал сидящий на носу Хольми и для эффекта стукнул кулаком по колену. – Как пить дать, врешь! Не может быть такого! Кашалот на вас напал или кальмар, или другой какой гад, но чтобы дракон, это я не поверю!
Лодку от этого движения закачало, и Моди неодобрительно зыркнул на товарища.
- Поверил бы, если бы был там, - хмуро ответил он и потёр залысину. Даже вспоминать всё ещё было страшновато. – Я такого в жизни не видывал. Раз – и их нету, только черное облако над волнами. Мы даже толком отреагировать не успели, только-только парус поставили, а тьма уже рассеялась, и Хрута с Гестом как не бывало, Арнульф ни жив, ни мертв, и Хардвер, ободранный весь и с таким видом, словно призрак старой Трюд снова увидал.
Он поежился. Прошло три дня, а выходить в море без ритуального подношения все ещё было боязно. И не ему одному: на склонах уже кончались лунные цветы.
- И как? Увидал? – беспардонный Хольми аж наклонился вперед от любопытства.
Моди вздрогнул:
- Призрак?
- Да нет, тьфу на тебя! Дракона увидал?
Моди снова поскреб лоб и вздохнул. Хольми иногда был просто непрошибаем. И как его жена терпела?
Раньше Моди ходил с сетями на пару с Хрутом. Вот только Хрута больше не было.
- Да не знаю я... – устало протянул он. - Мы с него толком ни слова не вытрясли. Он как убедился, что Хрута и Геста мы больше не найдем, сник весь. Сказал только что-то про зеленые глаза, привиделось видать. Потом привалился к борту да так и смотрел в никуда всю дорогу. Староста потом с ним и Гуннаром за закрытыми дверями разговаривал, никого не пустил, традиции нарушил, а итог ты знаешь.
- Мда... – протянул Хольми. – Всё с этим Тором неладно... Чертовщина только всякая!
Моди вздрогнул и заозирался. Вроде ничего не изменилось, но это ещё ничего не значило. Он повернулся обратно к Хольми и с неприязнью ответил:
- Ты попридержал бы свою «чертовщину», Хольми, пока я по-хорошему прошу. И «создателя» своего забугорного держи за зубами. Хоть здесь старосты нет, чтобы тебя за язык ловить, но Море-то никуда не девалось, и отец-Солнце, хоть и глух к людям, да все видит. И ему может не понравиться твое богохульство, а я не хочу отправиться вслед за Хрутом.
Лодурр, дрейфующий у кормы, усмехнулся. Он не совсем понял, о чем шла речь, и чем эти черви в принципе могли привлечь внимание отца-всех-божеств, но был не прочь поиграть в «злое море». Он нырнул глубже под киль, до сетей, и без особого труда наделал в них дыр. Сделал злорадный победный круг вокруг останков и всплыл обратно.
В лодке рыбаки всё ещё продолжали разговор.
- И что теперь? – голос Хольми звучал немного обиженно, видно Лодурр пропустил ссору. – Думаешь, дракон успокоится?
- А кто ж его, дракона, знает? – Моди раздраженно пожал плечами, - Арнульф говорит, ничего не поможет, но ты его знаешь. Может, жертву надо принести. Но это старосте решать, а мы мудреностям не обучены. И вообще, скоро темнеть начнет. Давай-ка, проверим сети, да домой.
- Давай. – Не желая больше ссориться, легко согласился Хольми.
Лодурр, чтобы они его не заметили, ушел на глубину и чуть в сторону. И с усмешкой пронаблюдал, как глупые наземники кручинятся над пустыми испорченными сетями и понуро отправляются домой. О да, «дракону» по нраву была мысль о жертве. Но он собирался забрать её сам, не дожидаясь ничьих подачек. Предвкушая веселье, Лодурр скользнул в волнах вслед за ними, и чайки в небе возбужденно закричали, предсказывая интересное зрелище. «Зловредный юд плывет к людям», - кричали они. «Зловредный! Плывет!»
Рыбаки привели его к бухте, в которой Лодурр уже бывал несколько зим назад. Тогда он не нашел это поселение заслуживающим внимания. Оно было маленьким, просто россыпь приземистых, промазанных глиной и илом, строений на каменистом берегу. С трех сторон его окружали крутые бесплодные скалы, и только за центральным домом, длинным и узким, на склоне росли большие растения – «деревья», и петляла между ними почти невидимая тропа. С точки зрения Лодурра здесь было так же грязно и плохо пахло, как и от всех людских мест обитания, но при этом тут не происходило ровным счетом ничего интересного. Из своего убежища за острыми камнями, у входа в бухту, Лодурр видел окрашенные последними отблесками заката серо-коричневые стены с темными проемами дверей, украшенные примитивными изображениями солнца и другими, малопонятными юду рисунками. На гальке лежали вытащенные на берег лодки и тяжело завалившийся набок корабль, тот самый, который он видел у Колыбели.
Той зимой, когда Лодурр в последний раз проплывал мимо, берег был почти пустым. Теперь по серой гальке, не подозревая, что за ними наблюдают, передвигались люди: мужчины в грубых штанах и рубахах, женщины в длинных юбках и треугольных кусках ткани на головах. Взрослые хмуро переговаривались, чинили сети и проверяли сохнущую на деревянных перекладинах рыбу. Между ними то и дело пробегали дети, слишком шумные и громкие для ушей Лодурра. Они смеялись, эхо подхватывало резкие звуки, и юд недовольно морщился.
Высмотреть синеглазого не удалось, и, когда на берег опустилась темнота, Лодурр покинул свой пост и заскользил к берегу.
Так легли кости богов, что в этот же час из общинного дома вышел Гуннар Чернобородый. Позади него остались плещущий светом из-за приоткрытой двери общинный дом и тяжелый, долгий разговор со старым Сверре, который так ничего и не принес. Староста свои решения обсуждать не собирался. Сухонький, морщинистый и древний, как сама Волчья скала, он неуклонно терял позиции лидера в последние годы, но оставался все таким же упрямым. Гуннар покачал головой и вздохнул. Старик не оставил себе преемника, и после его смерти в деревне будет некому ведовать и говорить с богами. Разве что Тора на эту роль, но эту дубину стоеросовую Сверре своим премудростям, вроде, не обучал. Хотя возился с ним много. Вот о Торе-то снова и была речь. Гуннар поправил пояс и вздохнул ещё раз. Он знал вину Тора, и свою тоже знал, но всё ещё считал, что мальчика наказали несправедливо. Не Тор правил кораблем в тот злосчастный день, не Тор принял окончательное решение. И не одному Тору нужно было нести наказание.
Гуннар, конечно, не рвался в колодки, но он был не настолько стар, чтобы не перенести этого. А вид золотоволосого гарпунщика, покорно стоящего на коленях за домами, без еды и питья, и без возможности даже видеть море, разрывал ему сердце.
Но Рунгерд, славная баба, теперь оплакивала мужа, пряча дитё под юбками. Кому она теперь достанется? Мужиков-то в Волчьей скале за последние годы почти не стало, многие оставили Старый Путь и ушли в города, на сушу. Тору бы её отдать, но не стремился тот к оседлой жизни, да и могло отказать доброе бабье сердце, не позволившее рукам выцарапать беспомощному обидчику глаза. За это, Гуннар, пожалуй, взял бы её в свой дом, если бы старуха была не против. А вот братья Геста мягкосердием не отличались, и только слово старосты удержало их от того, чтобы привязать гарпунщика к лодке и отправить в чисто море.
В который раз староста встал грудью на защиту непутевого подкидыша. И вся причина была одна: не велели боги.
Эх, боги... Эх, Тор...
Гуннар снова вздохнул и запустил руку в кудрявую бороду, которая никак не хотела седеть. Он с нежностью посмотрел на круглый бок Раннвейг, а потом обратил свой взгляд на темное море, что лизало берег перед носками его сапог.
Всю свою жизнь Гуннар был почтителен с Морем. Всю жизнь оно было его главным богом, его кормильцем и отдохновением. Ему они с женой вязали венки, чтобы заплодоносило её чрево. Ему доверили тела и души своих родителей. Но вот появился Тор, и перед его улыбкой Гуннар устоять не смог. Забыл всё, чему учили отцы...
Был ли Тор для деревни проклятьем или спасением? Сильный и смелый, способный заменить на корабле троих, но такой непонятный. Слишком светлый, слишком шумный. Все время в облаках, в битвах, в подвигах – совсем не как рыбацкие дети.
Не стоило ли оставить его морю давным-давно?
Старейшина не любил этот вопрос, говорил, темна судьба мальчика, не является ни в костях, ни в дыме. А уж Гуннар её знать не мог и подавно. Да и ушло подходящее время, а теперь в деревне почти не осталось людей, тем более, молодых мужиков. Они вырастали и уходили в большие города, к радостям суши, а кто-то – и под крыло нового Бога. А Тор оставался. Никто точно и не знал зачем, даже сам Тор, но Гуннар подозревал, что и тут виной было море: вольное и игривое, как его дух, или темное и коварное, как этой ночью.
Всё дело всегда было в море. Из моря они вышли – и в море вернутся. И сейчас оно шумело перед Гуннаром так же, как шумело для его предков, и для предков его предков, и для их предков тоже. Но море было старым, должно же оно было научиться прощать, раз Гуннар научился?
Кормчий поколебался, потом встал на колени, наклонился и вытянул к воде руки.
Слова давались с трудом, он никогда так раньше не делал, но нужда высказаться сама выталкивала его мысли изо рта.
- Прости нас, если можешь, - наконец, сипло выдавил он. - Мы дети неразумные и заслуживаем наказания. Но ты так велико и широко. Хоть не меня, старика, но Тора прости.
И не зная, что сказать ещё, с тяжелым сердцем поднялся на ноги и, похрустывая галькой под сапогами, ушел домой, к своей пустой, но любимой жене и сомнениям.
Он не знал, что Лодурр, слушавший его извинения из темноты, не только не смягчился, но только раздразнился больше. «Прелестно», - подумал юд, обнажая в усмешке клыки. Вот люди во всей красе: сначала делают, а потом просят у моря прощения. И самое забавное было в том, что море и не думало отвечать. Оно не слушало их бессмысленный лепет. А юду весьма приглянулось зрелище человека на коленях. Он не против был посмотреть ещё.
Следующим утром, вышедшая на берег Хельга попала в густой, молочно-белый туман. Женщина изумленно ахнула, но не особенно испугалась: всякое бывает на море, и туманы бывали, хоть и не такие плотные. Она только выставила руку вперед, чтобы ни в кого не врезаться, и пошла дальше по своим делам. Но проходил час за часом, где-то за холодной пеленой забрезжил утренний свет, а туман всё не спадал. Не видя ничего дальше своих пальцев, жители бродили по берегу и изредка перекрикивались, то раздраженно, то со смехом, да бранились иногда. Дети помехе только обрадовались, смеялись и кидались взрослым под ноги. Весело лаяли собаки. И только старый Сверре хмурил густые брови, да трус Арнульф не выходил из своего дома и не выпускал жену.
Лодурр, надежно скрытый густым облаком капель, глядя на это, довольно улыбался и лениво лежал на волнах. Он все ещё не видел свою цель, но мог развлечься, пока поджидал.
На следующее утро туман поредел, и все вздохнули с облегчением. «Вот же диво было!» - переговаривались они и смеялись, пока не поняли, что выбивается из общей картины: с берега пропала половина лодок. Радость сразу ушла, уступив напряжению. Владельцы потерянных судов схватились за волосы и бороды, остальные просто притихли и посмурнели. Стало ясно, что без происков злых сил не обошлось. По углам зашептали о драконе, но ещё была надежда, что это шуткуют водяные или домовики, а их можно было задобрить пивом и парой капель крови. Но кое-кто всё же ушел на склоны за цветами, другие выкопали из сундуков старинные амулеты, а кто-то тайно, словно вор, начал молиться новому богу. Лодки кормили Волчью скалу, и их восстановление занимало слишком много времени и требовало много сил и средств. На общинном совете было решено отправить самых сильных мужчин в лес за деревом. Скрепя зубами, отправили и Тора. Приблуда и слова не сказал, когда его освободили из колодок, только сделал глоток из предложенной фляги и послушно отправился, куда велели, так и не подняв взора. Кто-то из баб проводил его жалостливыми взглядами, но мужчины бабское нытье пресекли на корню: парню ещё повезло, что не изгнали. О том, что быть изгнанным из деревни с каждым годом становилось выгоднее, чем оставаться в ней, большинство постаралось не вспоминать.
Дети и собаки все так же бегали по берегу, но взрослые всё больше молчали и с опаской поглядывали на море.
Лодурр отлучился на охоту, сытно пообедал и вернулся к боязливо притихшей деревне поджидать синеглазого. Если он не выманился на берег после пропажи лодок, Лодурр всегда мог придумать что-нибудь ещё.
Утром следующего дня, решив все-таки выйти в море на одной из уцелевших лодок, не особенно веривший в драконов Хольми обнаружил, что у него не осталось ни одной целой сети. То же случилось со всеми остальными сетями в деревне. Годы работы зимними ночами рассыпались в руках, словно их изгрызли тысячи крошечных ртов... Весть разнеслась по деревне в считанные минуты, и поднялась тихая паника. Это уже было очень серьёзно. Без сетей деревне грозил голод. Люди заволновались, пара мужиков попытались прижать Сверре, но уважение к старости взяло верх. После пересчета запасов вышло так, что если ничего не продавать, то прожить на улове Гуннара можно. Многие даже попытались успокоиться, но тем же вечером на деревню налетели птицы. Отреагировать толком никто не успел, только закричать и начать размахивать руками. Но птицам это было нипочем. Когда растаял вдали хлопот их крыльев, оказалось, что запасы сократились вдвое.
И тогда пролились первые бабьи слезы.
Однорукий свояк Гуннара, плотник Ауд, взял в помощь пару друзей и отправился в дом старосты. В том, что в бедах замешан змей, больше никто не сомневался. Сверре попытался этому возразить: Луна не темнела, и море не загоралось тысячей огней, как в книгах описывали приход драконов. Но его уже никто не хотел слушать: честно говоря, мало кто в деревне верил, что боги всё ещё говорили с ним. Может богам перестали быть по нраву такие древние старики.
Мужчины собрали совет, посадили Сверре на лавку и начали решать, что делать. Разгорелись споры и даже несколько драк. Гестовы братья требовали отдать дракону Тора. «Отдайте Рунгерд!» - кричал кто-то. – «Все равно помрет без мужика». Гуннар хмурился и молчал в углу. В другом – безмолвно потирал амулет Арнульф. Когда подошла очередь Бруни, он мрачно обвел взглядом собравшихся товарищей и сказал: «Драконы любят золото». Рыбаки переглянулись. Конечно, доподлинно этого никто не знал, но слухи о драконьих сокровищах доходили до всех. Староста, знавший лучше, промолчал. Колесо судьбы уже завертелось, остановить его не было никакой возможности, и пусть «дракону» скармливали хоть девственниц, только бы не Тора.
Золотом Волчья скала богата не была, но на следующее утро рыбаки прошли по промерзшему берегу, собрали все мало-мальски годные украшения, всю хоть что-то стоящую утварь, которую нашли, и сгрудили в лучшую из оставшихся лодок.
Сверре, из-под седых бровей посверкивая глазами на собравшихся жителей деревни, облачился в длинные одежды, взял в руки посох и запел хвалебную песнь. Под её гипнотические напевы Хольми и Моди оттолкнули лодку от берега, и, когда она скрылась за каплями тумана, все в деревне бездумно задержали дыхание.
Лодурр, наблюдавший за представлением из-за молочно-белой пелены, усмехнулся и, когда лодка вышла на середину бухты, играючи махнул рукой и отправил её обратно, едва не зашибив половину "просителей".
Сверре с тяжелым сердцем смерил море взглядом и ушел к себе, оставляя испуганных жителей Волчьей скалы таращиться в туман.
А юд беззвучно хохотал в промозглой тишине.
Но настоящее горе деревня познала лишь на пятый день, когда улизнувшая от матери рыжая Уна, нескладная, непослушная, с тонкими ногами и руками, решила поплавать и наткнулась на юда, дремлющего у входа в бухту. Вместо того чтобы спасать свою жизнь, она осталась в воде и только захлопала глупо ресницами, завидев свивающийся кольцами хвост и играющую оттенками синего в свете утреннего солнца чешую. Ума у неё явно было не больше чем у сельди. Лодурр не стал отказываться от угощения, утопил её без малейшего труда, съел самые мягкие части, а остальное выкинул обратно на берег. А потом свернулся вновь и крепко и сладко уснул под скорбный вой с берега.
На этом могло все и кончиться.
Кровь девочки успокоила голод, а страх наземников утешил уязвленную гордость. Юд уже почти не вспоминал о синеглазом моряке. И хотя что-то внутри Лодурра ещё остро кололо при воспоминаниях о проигранной битве, он был почти готов уплыть к своему уединенному убежищу под морской скалой и оставить эту деревню чахнуть и исчезать день за днем, пока даже камни не забудут о её существовании.
Но боги распорядились иначе.
продолжение в комментариях