и смотри по сторонам: вокруг столько историй (с) // Йоссариан полюбил капеллана мгновенно. С первого взгляда и до последнего вздоха.
Персонажи: Тор, Локи, Фригг и Один местами.
Рейтинг: PG.
Жанр, предупреждение и прочее: постканон, АУ? ООС? местами что-то флаффное.
Вычитка: Куклёныш))) <3
Авторское слово: "и было восемь адов огненных и восемь ледяных... и десятки адов, где чувствовал он голод или жажду, боль или другие страдания одолевали его..."; "...а страшнейшим было наказание такое, где не чувствовал он ничего, и себя больше не чувствовал, и будто его и не было..." (с) нечеткие выдержки из религиозных писаний. и текст, как вариация наказания для Локи после его возвращения в Асгард.
Живая жажда.
читать дальше
Герметично, непрозрачно и душно. Потолок тускло подсвечен, и все в камере окрашено тысячами оттенков серого, перетекающих друг в друга.
- Иди сюда, - говорит Тор и хмурится, сдвигая металлические пластины на зажатом в ладонях наморднике.
Локи опирается спиной о стену.
- Лучше надень его на вашего болтуна-изобретателя, - фыркает он, облизывая опухшую рассеченную губу, - тебе за это очень многие скажут спасибо.
На его землисто-сером бледном лице черными пятнами резко выделяется засохшая кровь на сломанной переносице и лбу.
Тор не повторяет во второй раз. Он подходит, смотря в пол, и Локи сильнее вжимается в стену, инстинктивно прикрывая глаза и чуть опуская голову. Тор болезненно хмурится и качает головой, глядя на него. Вместо того чтобы ударить, как ожидает Локи, схватить за горло, он старается осторожнее закрепить намордник, не зацепив и не прижимая сильнее разбитые губы брата. Локи послушно закусывает тонкую узду на внутренней части намордника, давая закрыть его, и поднимает глаза на Тора.
- Хорошо, - говорит Тор и медленно сжимает пальцами цепь, соединяющую надетые на руки Локи кандалы, - теперь все будет хорошо.
Локи качает головой и сам идет к узкой двери из камеры, выдергивая цепь из чужих пальцев.
Он не понимает всего ужаса положения до тех пор, пока его ноги не касаются плит пола тронного зала. После недолгого полета сквозь время и пространство твердое под ступнями кажется чем-то неестественным, и воздух Асгарда, который он вдыхает сквозь намордник – жадно, зло, - жжет горло. И все сияет этим проклятым царским золотом: пол, колонны; золотой доспех золотого Одина, сидящего на золотом троне; золотые одежды золотой Фригг; их золотые взгляды, устремленные на него, на Локи, - золотой взгляд, полный злобы, и золотой взгляд, полный жалости. Здесь к ненависти примешивается первая капля страха – слишком явная, слишком острая и болезненная жалость читается во взгляде матери Тора, и Локи старается не думать о том, каким будет предстоящий суд.
Тор всовывает в руки подошедшим стражам сосуд с тессерактом, резко и крепко хватает Локи за руку выше локтя и притягивает к себе, не позволяя увести его.
- Отец, - громко говорит он.
И все гаснет на том моменте, когда золотой Один кричит на собственного золотого сына, закрывшего спиной сжавшегося и распахнувшего сухие глаза Локи. Золотое сияние залы и солнца скручивается в змея, пережимающего Локи горло, когда Один кричит, словно пытаясь этим криком опрокинуть закрывшего Локи спиной Тора наземь, чтобы открыть своему гневу его – закованного в выпивающие его силы кандалы, бессильного, безмолвного в плотном наморднике и полумертвого после слов Всеотца:
- Суда не будет.
Локи, прижавшись к спине Тора, чувствует только шершавую ткань его плаща и твердый доспех под ней.
- Он станет частью моста, который разрушил.
- Отец! – рычит Тор, громко и так зло, что Локи отшатывается от него назад.
- Я так решил! – обрывает его криком Один, и на его морщинистом восковом лице вздуваются синие вены.
Его золотая жена сжимает дрожащие губы, отводя взгляд от мертвенно-белого лица и распахнутых, слепо смотрящих в пол глаз того, кого до сих пор считает своим младшим сыном.
Его уводят и запирают в покоях, которые когда-то ему и принадлежали. Только теперь вместо широких окон - черные железные щиты, и дверь заперта засовом и с помощью магии с противоположной стороны. В комнате стоит тишина. Локи звенит так и не снятыми оковами и доспехами, когда грузно и бессильно опускается на пол посередине комнаты, прижимаясь лбом к отвратительно теплому металлу пола.
Фригг прикасается холодными пальцами к его губам, заставляя умолкнуть.
- Он знает, что это за наказание, Тор, - говорит она, и в подступающей темноте её золотые локоны отливают серебром.
- Это же Локи, - сжимая голову ладонями, почти стонет Тор, опускаясь на софу - Это же Локи!
- Поговори с Отцом, - гладит его по спутанным волосам Фригг, садясь рядом.
- Что это даст? – стискивает зубы Тор и поднимает на мать беспомощный взгляд.
- Поговори, - тихо отвечает Фригг и улыбается, её светлые глаза кажутся Тору теплыми. - Не кричи, а говори с ним. Проси изменить наказание.
- Отец придумал самое страшное, на иное он не согласен.
- Не самое страшное, - улыбается Фригг в ответ на удивленный взгляд сына, - ты знаешь, что предложить ему. Что страшнее. Но что можно прервать, когда придет раскаяние.
Тор смотрит на неё не отрываясь, приоткрыв сухие губы.
- И Отец согласится на то, что ты предложишь, - шепотом продолжает Фригг, - именно потому, что дело касается Локи.
И Тор кивает. В теплых глазах и лице улыбающейся матери, гладящей его по щеке, он видит жалость и страх; но и какую-то странную уверенность.
Мысль о том, что эту идею Одину наверняка подал Хеймдалл, смешит, и Локи задыхается от смеха, хрипит в намордник, перекатившись на спину.
В мост!
В этот проклятый мост!
Полное растворение, одновременное соединение и распад – когда каждая частица отдалена от другой, и каждая словно обретает подобие разума, подобие зрения, пытается мыслить и скоро сознание распадается на эти же частицы, растекается, и все это длится вечность, дольше вечности. Это описывали как безумие, мучительное и болезненное.
Безумие.
Локи начинает душить новый приступ смеха, и он задыхается, почти теряя сознание и судорожно выгибаясь. Глаза жгут выступившие слезы.
Бояться безумия? Вечного поста наблюдателя, пусть и впаянного в этот огрызок древней тропы сквозь космос? О, нет. Ему нечего бояться. Это ведь не самое страшное.
- И это предлагаешь ты? – дергает головой Один и поднимается с трона, чтобы сделать шаг по ступеням к сыну. – Ты был недоволен моим наказанием, счел его слишком жестоким, а сегодня явился, чтобы предложить это?
- Да, - отвечает Тор, не отрывая глаз от Отца.
- Значит, по твоему мнению, если я позволю тебе распоряжаться будущим Локи, ты сможешь решить проблему и с его неуправляемостью, и с читаури?
- Да.
- И ты уверен в этом.
- Да.
- Ты не колеблешься.
- Да.
- И считаешь, что в этом твои решения будут лучше моих.
- Да, - осекается Тор и дергает головой. - Отец.
- Читаури требуют выдать его. Их вождь горит жаждой мести.
- Я знаю.
- Они обещают избавить нас от многих проблем, если мы его выдадим.
- Я знаю, Отец.
- Хорошо, - смеётся Один, - попробуй сдержать их гнев, когда откажешь им.
И он кивает, чтобы стража открыла двери. Тор сжимает пальцы и кривится, когда читаури вваливаются в зал, и их уродливый предводитель запальчиво начинает обещать самые страшные пытки и муки, какие только может придумать – сначала для предателя-Локи, а потом и для самого Тора, когда тот отказывает. Один безучастно наблюдает за разрывающимся от угроз читаури и Тором, который, смотря на вождя сверху вниз, с презрительной улыбкой раз за разом ровно и твердо отвечает на все его посягательства:
- Нет. Локи останется в Асгарде.
Под кандалами растертые в кровь запястья. Под намордником кровь спеклась на разодранных ещё сильнее губах. Локи улыбается криво и смотрит остекленевшими глазами куда-то мимо Тора, когда его, в сопровождении десяти стражей, приводят в один из верхних залов замка.
Тор ловит себя на мысли, что вид у брата такой, будто за прошедшую ночь он успел сойти с ума, но потом Локи облизывает опухшие губы и переводит уже осмысленный тяжелый взгляд на него, и Тор выдыхает.
- Отец изменил наказание, - когда он говорит, стража открывает двери внутренней комнаты, и из-за них вытекает плотным туманом черная, душная темнота.
Ему можно и не продолжать – по тому как вдруг вмиг осунулось и побелело лицо Локи, Тор понимает, что брат угадал наказание.
- Нет, - только и шепчет он, когда стража подхватывает его под локти.
- Это зал забвения, - продолжает Тор, стараясь говорить ровно, - ты приговорен к заточению в месте, где нет времени и материи, сознания и жизни.
Темнота клубится под ногами, растворяя в себе резную плитку пола.
Тор хочет сказать ещё что-то, но стража шарахается от текущего из зала чернильно-черного тумана, едва он касается их ног. Они подаются назад, увлекая за собой Локи, а потом, словно испугавшись ещё больше, вталкивают его, остолбеневшего, в зал. Темнота втягивает Локи, впитывает, растворяя в себе, и Тор едва успевает заметить, как брат обернулся к нему; какой ужас застыл на его лице.
Тяжелые створки дверей закрывают, оставшаяся тьма оседает на пол тонкой прозрачной пленкой и растворяется, тает. Тор остается у дверей Зала, когда стражи, стыдясь охватившего их страха, уходят. Он касается дверей ладонью; из-за ледяного дерева, украшенного серебряным металлом, не доносится ни звука. За дверьми тишина. Тьма.
Сколько времени потребуется, чтобы Локи захотел обратно? И сколько времени, прежде чем он растворится там, полностью, безвозвратно; прежде чем его воспоминания, его сознание, его жизнь, весь он станет частью безвременья и тьмы?
Сколько времени сможет сам Тор жить, зная, что Локи уже мог…что его уже может не быть.
Сначала это похоже на онемение. Постепенно холодная, ощутимая волна расходится по телу; мелкие иглы впиваются в мышцы; глаза не видят; при вдохе рот, горло, легкие заполняет почти ощутимое тепло, разрастающееся, болезненно обжигающее. Выдохнуть уже не получается. Скоро ощущение собственного веса исчезает. Локи напряженно продолжает пытаться дышать – скорее по инерции, по привычке, цепляясь за то, что раньше без этого невозможно было жить. Пытается сконцентрироваться, чтобы снова почувствовать тело, поднять руки, наклонить голову. Мыслей становится невероятно много, чувства и ощущения, которых теперь Локи лишился, появляются из памяти, вспоминаются, буквально воскресают, чтобы начать постепенно гаснуть, становятся прозрачными.
Они исчезают. Растворяются.
Паника обрушивается, и если бы физически Локи ещё существовал в этом зале, то от её болезненного гнета он бы закричал.
Попытки собрать все, что осталось – сжать все свои постепенно одно за одним угасающие воспоминания, отпечатки ощущений, все то, что так долго и трепетно хранила его память и многое, о чем, как ему казалось, он забыл, - приводят только к тому, что он раз за разом стягивает их в тугой клубок, пытается не отпускать. Но они меркнут и исчезают. Постепенно, медленно и мучительно, выцветают воспоминания о физических ощущениях.
Мука, не сравнимая по своей чудовищности с муками физическими, заставляет Локи в конце концов, когда проходит уже целая вечность, отпустить то немного оставшееся, самое ценное и сокровенное, и наблюдать, пропуская через себя, замирая от повторения прошлого, следить за растворением последних своих воспоминаний в этой черной мути, никогда не знавшей света.
Жажда, все ещё глухо терзающая его, жажда чувствовать, ощущать, становиться все слабее; и Локи понимает, что когда исчезнет эта жажда, исчезнет и он – неизбежно и безвозвратно.
-…и я люблю тебя. Люблю сильнее, чем кто бы то ни было.
Лицо горит, дышать тяжело, а во рту сухо, и поднять глаза не хватает смелости. Терпкий, горячий восторг внутри, где-то в груди, в горле, струится, разрастается и, кажется, сейчас от его жара из глаз потекут слезы.
- И вместе мы сильнее их всех. Поэтому вставай и идем.
На плечо ложится горячая сухая ладонь, тяжелая.
- Слышишь, Локи? Давай руку.
Он поднимается, с трудом, прилагая немалые усилия, и все-таки смотрит на него, щурясь от яркого солнца, лучи которого болезненно режут влажные глаза.
- Спасибо, - слова даются нелегко, хриплый шепот царапает иссохшее горло, - Тор.
Последние слова пульсируют в голове, словно отражаясь эхом, повторяясь. Тор, не чувствуя собственного тела, пытается заглушить их, и, когда получается вдохнуть, когда возвращается чувство реальности, ощущается мягкость простыней, резко садится. Его спальня пуста, двери закрыты. Слышатся голоса слуг, шаги стражи.
Горячий ком застревает где-то в горле. Он помнит это, помнит то, что только что ему снилось, но помнит по-другому. Один из первых турниров, первые поединки. Когда он впервые сражался с Локи, вместе, бок о бок. И когда понял, что против брата сражаться не хочет. И не будет.
Он сжимает пальцами саднящие виски и валится набок. Это воспоминание, эти ощущения, все то, что ему снилось – не его. Это все - Локи.
Воспоминание растворяется, остается едва ощутимое послевкусие, но и оно исчезает. И загорается в последний раз следующее, чтобы тоже, отгорев, исчезнуть. За ним следующее. И снова. Снова.
Снова.
Ладони пахнут чем-то мятным, приятно сладким, немного терпким. Она вытирает с его щеки пыльцу, и её твердые шершавые пальцы прохладны. Светлые, золотистые сощуренные глаза блестят, и блестящие ресницы длинные и тонкие. Она мягким, невесомым движением тонкой ладони гладит по волосам. Перебирает пальцами пряди и кудри.
Обнимает их, прижимая к себе, и они касаются плечами. Она теплая; поднимается и опадает с дыханием затянутая мягкими тканями платья грудь; шея, в которую он утыкается носом и прижимается губами, закрыв глаза, теплая, пахнет все так же сладко, чуть терпко и немного мятно. Её руки, тонкие и слабые, обнимают их, ладонь ложится на спину.
Когда это воспоминание тает, Тор долго не двигается. Стоит, прикрыв глаза, не желая отпускать тепло того дня, воспоминание о котором, казалось, совсем уже потерянное, внезапно вернулось. Голос Сиф заставляет его вернуться, но в мыслях он ещё долго не отпускает мать, обнимающую их с Локи, прижимающую к себе. Почти забытый сладкий запах её кожи и волос.
Когда почти полностью исчезает это воспоминание, боль от потери становится такой сильной, что Локи стонет, беззвучно, так, словно ещё может говорить. Словно может плакать и ощущать текущие по щекам слезы.
«Тор».
Словно ещё может докричаться.
Они приходят часто, одно за одним. Оживают, воскресшие, поднимаются из бездны чужой памяти, словно это его, Тора, воспоминания.
Он часто видит в них мать; запахи, ощущения, мягкость прикосновений и её голоса кажутся такими далекими и забытыми, но только оттого, что Тор этого не знает. Для него все это иное, и многое, что он видит в этих воспоминаниях, он узнает впервые.
Он видит себя; замирает, не желая стряхивать оцепенение, пытаясь запомнить все, что ему «вспоминается». Запоминая чувства, которые ему не принадлежат.
Гордость, восторг, горячую вдохновленность и острую, почти болезненную привязанность.
Грусть, тяжелую, глухую обиду и горькую ненависть.
Но все чаще тоску. Тоску, заменяющую, стирающую собою все.
Охота, турниры, пиры, балы, посвящения, наказания; но больше дни, моменты, тихие, о которых Тор уже действительно ничего не помнит. Которые для Тора были мимолетными и недостойными остаться в памяти, пустыми.
Локи помнил все.
Как стриг Тору волосы и улыбался, когда Тор вертел головой, мешая ему и постоянно спрашивая о чем-то – Тор уже не помнит, зачем это было сделано.
Как впервые они примерили броню, в которой им и предстояло пережить последующие сражения, потери.
Наконец то, как они разговаривали перед коронацией. Как Тор держал его, Локи, за шею. Как шумела толпа в зале. Как душно и жарко было.
Гаснет разбуженное тепло и сменяется почти ощутимым оцепенением. Самые последние горькие и мерзкие воспоминания, о которых Локи и не думал, воскресают в памяти.
Тяжелое, темное небо; разбитая, расколотая, изрезанная зубцами скал, металлическим блеском земля. Тяжело дышать от жуткого воздуха и сковывающего страха. И дрожат похолодевшие ладони.
Тор просыпается с коротким вскриком, вскидывается, садится, комкая пальцами простыни и сжимая зубы. Ответы, которые он хотел требовать с Локи, все то, что он не мог понять и принять, все теперь стало ясно.
Читаури. Тору хочется уничтожить их, стереть, чтобы ни в одном из миров больше не вспоминали, не знали об этих тварях. Волны страха, поднятые из чужих воспоминаний, ледяного, густого, не проходящего, сменяются гневом. Тор рычит, сжимая в кулаках ткань простыней.
Остается совсем немного. Уже год или два, а может быть – десятилетие, но не больше, прошло с тех пор, как его заперли здесь. Хотя кажется, что здесь невозможно запереть. Разве могут быть границы у того, что бесконечно.
Он теряет способность мыслить, последнее, что осталось в нем после того, как исчезли последние воспоминания. Все больше усилий требуется, чтобы осознавать себя. И он пытается не терять этого, не терять хотя бы своего имени, но в конце концов начинает повторять, уже бездумно, имя чужое.
«Тор. Тор. Тор».
Он не может спать.
Набатом в голове гремит его собственное имя.
Громче, нарастает, переходит почти в крик и становится слышно пропадающий, сорванный голос, раз за разом повторяющий, зовущий «Тор».
Если бы он не знал, что сила Зала сжирает любую энергию, не был уверен, что даже Локи бессилен там со всей своей магией и всеми своими знаниями, он бы решил, что это наваждение. Тор трёт виски. Голос переходит в шепот. В тихий зов.
Скоро он становится едва слышным и продолжает гаснуть.
Ещё немного, и он забудет и это. Имя, от которого искры, отблески чего-то, чего он не помнит, не осознает, будят в нем что-то, название чему он ещё знает. Будят чувства.
Не забыть имя.
Имя.
Тор.
- Я слышу его. – говорит Тор, едва мать впускает его в комнату.
Фригг закрывает двери и оборачивается. Тор не может унять нервной, крупной дрожи. Шепот Локи в его голове затихает, он уже почти неслышен.
Тор хочет говорить дальше, рассказать о том, что видел, о воспоминаниях, о чувствах, о том, что узнал благодаря Локи. Но Фригг жестом велит ему молчать.
- Он зовет меня, - только и говорит он, прежде чем мать с улыбкой гладит его по волосам.
- Ваша связь крепка, Тор, - шепотом отвечает она, - крепче, чем вы оба думали.
- Что мне делать? – он закрывает глаза, прислушиваясь, цепляясь за почти неслышный уже зов.
- Ты распоряжаешься его наказанием, - говорит Фригг, - решение за тобой.
Шепот в его голове уже больше похож на эхо. Воспоминаний нет, и все, что напоминает о Локи – только этот глухой, тихий гул.
Только бы ещё не было поздно, молится Тор, распахивая двери комнаты и почти бегом пускаясь к Залу, где заперт его брат. Только бы он ещё был. Только бы.
Глухой стук, шорох, скрип открываемых дверей тонет в клубами вырывающейся из-за них тьме. Такой черной и удушающей, что Тор шарахается назад. Двери разъезжаются, раскрываются полностью, открывая взору густую темноту, словно черное полотно, навешенное на дверной косяк. Тор дышит поверхностно, глухо, шипяще выдыхает сквозь зубы и шагает внутрь, вытягивая перед собой руку, шаря, как слепой. Он закрывает глаза, потому что в их зоркости сейчас нет толку, затаивает дыхание, потому что от вдыхаемой темноты задохнуться проще простого. Онемение растекается по телу, но он двигается вперед, сжав зубы, мысленно продолжая звать.
«Локи».
Он касается ладонью противоположной стены, тяжело разворачивается, снова выставляя перед собой руки и, когда воздуха в лёгких уже не остается, слышит ответ. Шелестящее, тихое «Тор».
Темнота обжигает ладони, когда Тор делает шаг вперед и наклоняется, наконец касаясь спины Локи, сидящего на полу, обхватывает его плечи и поднимает на ноги, тянет за собой. Открыв глаза, он видит едва белеющее впереди пятно света и, из последних сил собирая исчезающее самоощущение, самосознание, напрягая немеющие ноги, идёт к этому пятну. И оно становится светлее и светлее, пока он, наконец, не окунается в него, выныривая в комнате, залитой солнечным светом. Вдыхает полной грудью, заменяя воздухом режущую тьму, жмурится от слишком яркого солнца и, отпустив Локи, осевшего на пол, спешит закрыть двери.
Когда гремит последний засов, Тор едва стоит на ногах от усталости. Солнце все ещё слишком яркое, вдыхаемый воздух слишком остро обжигает, тело не до конца послушно. Он возвращается к Локи, испуганно опускается рядом и не знает, что делать.
Локи замер. Он не двигается, напряженные плечи подрагивают, голова опущена и глаза закрыты. Он точно такой же, каким был тот день, когда его закрыли в Зале. На разбитых губах спекшаяся кровавая корка, кожа бледная, на скулах и висках синяки, под глазами залегли темными кругами тени. И он неподвижен. Только рукой, словно слепой котенок лапой, гладит, ощупывает перед собой.
- Локи, - зовет его Тор, придвигаясь ближе и обнимая за плечи.
Он приоткрывает глаза. Чуть подается вперед и прикасается пылающим лбом к шее Тора, прижимается.
И на Тора словно обрушивается лавина; волна ощущений, острых, резких, словно незнакомых. Он стискивает зубы, чтобы прогнать это наваждение, избавиться от этого, потому что теперь точно знает – это чувства Локи. Но у него не получается.
Вдыхаемый воздух – пыльный, теплый, он пахнет деревом, воском, самим Тором, потому что Локи прижимается к нему, вдыхает запах его одежды, его кожи; тепло ладоней Тора, жар его шеи, мягкость тонкой кожи и шорох пульсирующей крови в артерии; ледяная гладкость и твердость плит пола; шум собственного дыхания, шелест дыхания Тора, тепло его дыхания, ерошащее волосы, биение его сердца; гром собственного сердца, собственной крови в ушах, жжение от ран на лице, свинцовая тяжесть вновь обретенного тела, боль в мышцах; слепящие влажные глаза солнечные лучи; шелест голосов внизу, шум ветра за окнами, грохот подков и кованых сапог стражи.
Слишком много.
Слишком резко.
Тор чувствует, что Локи словно придавлен всем этим, и старается не двигаться, не бередить его, прижимая к себе. Чтобы он снова привык к тому, что было и будет обыденным.
Хода времени Тор почти не замечает. Дыхание Локи успокаивается, он обнимает Тора руками и придвигается еще ближе, не пытаясь уйти из-под гладящей его по спине ладони.
- Локи, - все-таки зовет его Тор.
Локи резко выдыхает, напрягается, по его телу пробегает мелкая дрожь, которую чувствует обнимающий его Тор. Его острые пальцы впиваются в спину Тора, и Тор зовет его ещё раз, так же тихо.
- Локи.
Он вдыхает через рот, словно может губами схватить собственное имя и улыбается, снова закрыв глаза, устроив голову на груди Тора.
- Погладь меня по волосам, - тихо просит он, заставив Тора тоже улыбнуться.
Он вплетает пальцы в черные прохладные пряди, гладит Локи по голове.
Когда в комнату входит стража – дневной караул, - Локи, все так же с закрытыми глазами, лежит на груди обнимающего его Тора.
Он с опаской садится на заправленную зеленым шелком кровать; гладит переливающиеся простыни ладонью. Ткань холодит пальцы.
Тор так и застает его – осторожно гладящего шелк простыней, словно шкуру некого дикого зверя.
- Я буду спать с тобой, - говорит Локи, не отрываясь от своего занятия. – Не спрашивай, почему.
Тор улыбается, стягивая с себя рубашку.
- Я знаю почему, Локи, - говорит он, присаживаясь рядом и накрывая руку брата, скользящую по шелку, своей, - наверное, я знаю.
- Наверное, - улыбается Локи.
- Если тебе нужен советник, - говорит Один, и в его голосе слышно раздражение, - или военачальник, или кто угодно ещё, Тор, ты можешь выбрать из тех, кто обучался. Кто более достоин.
Фригг делает шаг к нему, чтобы что-то сказать, но останавливается и опускает голову, пряча улыбку, когда говорить начинает Тор, стоящий перед Всеотцом, едва касающийся плечом плеча Локи.
- Нет, Отец, - говорит Тор, - мне нужен Локи.
Рейтинг: PG.
Жанр, предупреждение и прочее: постканон, АУ? ООС? местами что-то флаффное.
Вычитка: Куклёныш))) <3
Авторское слово: "и было восемь адов огненных и восемь ледяных... и десятки адов, где чувствовал он голод или жажду, боль или другие страдания одолевали его..."; "...а страшнейшим было наказание такое, где не чувствовал он ничего, и себя больше не чувствовал, и будто его и не было..." (с) нечеткие выдержки из религиозных писаний. и текст, как вариация наказания для Локи после его возвращения в Асгард.
Живая жажда.
читать дальше
Герметично, непрозрачно и душно. Потолок тускло подсвечен, и все в камере окрашено тысячами оттенков серого, перетекающих друг в друга.
- Иди сюда, - говорит Тор и хмурится, сдвигая металлические пластины на зажатом в ладонях наморднике.
Локи опирается спиной о стену.
- Лучше надень его на вашего болтуна-изобретателя, - фыркает он, облизывая опухшую рассеченную губу, - тебе за это очень многие скажут спасибо.
На его землисто-сером бледном лице черными пятнами резко выделяется засохшая кровь на сломанной переносице и лбу.
Тор не повторяет во второй раз. Он подходит, смотря в пол, и Локи сильнее вжимается в стену, инстинктивно прикрывая глаза и чуть опуская голову. Тор болезненно хмурится и качает головой, глядя на него. Вместо того чтобы ударить, как ожидает Локи, схватить за горло, он старается осторожнее закрепить намордник, не зацепив и не прижимая сильнее разбитые губы брата. Локи послушно закусывает тонкую узду на внутренней части намордника, давая закрыть его, и поднимает глаза на Тора.
- Хорошо, - говорит Тор и медленно сжимает пальцами цепь, соединяющую надетые на руки Локи кандалы, - теперь все будет хорошо.
Локи качает головой и сам идет к узкой двери из камеры, выдергивая цепь из чужих пальцев.
Он не понимает всего ужаса положения до тех пор, пока его ноги не касаются плит пола тронного зала. После недолгого полета сквозь время и пространство твердое под ступнями кажется чем-то неестественным, и воздух Асгарда, который он вдыхает сквозь намордник – жадно, зло, - жжет горло. И все сияет этим проклятым царским золотом: пол, колонны; золотой доспех золотого Одина, сидящего на золотом троне; золотые одежды золотой Фригг; их золотые взгляды, устремленные на него, на Локи, - золотой взгляд, полный злобы, и золотой взгляд, полный жалости. Здесь к ненависти примешивается первая капля страха – слишком явная, слишком острая и болезненная жалость читается во взгляде матери Тора, и Локи старается не думать о том, каким будет предстоящий суд.
Тор всовывает в руки подошедшим стражам сосуд с тессерактом, резко и крепко хватает Локи за руку выше локтя и притягивает к себе, не позволяя увести его.
- Отец, - громко говорит он.
И все гаснет на том моменте, когда золотой Один кричит на собственного золотого сына, закрывшего спиной сжавшегося и распахнувшего сухие глаза Локи. Золотое сияние залы и солнца скручивается в змея, пережимающего Локи горло, когда Один кричит, словно пытаясь этим криком опрокинуть закрывшего Локи спиной Тора наземь, чтобы открыть своему гневу его – закованного в выпивающие его силы кандалы, бессильного, безмолвного в плотном наморднике и полумертвого после слов Всеотца:
- Суда не будет.
Локи, прижавшись к спине Тора, чувствует только шершавую ткань его плаща и твердый доспех под ней.
- Он станет частью моста, который разрушил.
- Отец! – рычит Тор, громко и так зло, что Локи отшатывается от него назад.
- Я так решил! – обрывает его криком Один, и на его морщинистом восковом лице вздуваются синие вены.
Его золотая жена сжимает дрожащие губы, отводя взгляд от мертвенно-белого лица и распахнутых, слепо смотрящих в пол глаз того, кого до сих пор считает своим младшим сыном.
Его уводят и запирают в покоях, которые когда-то ему и принадлежали. Только теперь вместо широких окон - черные железные щиты, и дверь заперта засовом и с помощью магии с противоположной стороны. В комнате стоит тишина. Локи звенит так и не снятыми оковами и доспехами, когда грузно и бессильно опускается на пол посередине комнаты, прижимаясь лбом к отвратительно теплому металлу пола.
Фригг прикасается холодными пальцами к его губам, заставляя умолкнуть.
- Он знает, что это за наказание, Тор, - говорит она, и в подступающей темноте её золотые локоны отливают серебром.
- Это же Локи, - сжимая голову ладонями, почти стонет Тор, опускаясь на софу - Это же Локи!
- Поговори с Отцом, - гладит его по спутанным волосам Фригг, садясь рядом.
- Что это даст? – стискивает зубы Тор и поднимает на мать беспомощный взгляд.
- Поговори, - тихо отвечает Фригг и улыбается, её светлые глаза кажутся Тору теплыми. - Не кричи, а говори с ним. Проси изменить наказание.
- Отец придумал самое страшное, на иное он не согласен.
- Не самое страшное, - улыбается Фригг в ответ на удивленный взгляд сына, - ты знаешь, что предложить ему. Что страшнее. Но что можно прервать, когда придет раскаяние.
Тор смотрит на неё не отрываясь, приоткрыв сухие губы.
- И Отец согласится на то, что ты предложишь, - шепотом продолжает Фригг, - именно потому, что дело касается Локи.
И Тор кивает. В теплых глазах и лице улыбающейся матери, гладящей его по щеке, он видит жалость и страх; но и какую-то странную уверенность.
Мысль о том, что эту идею Одину наверняка подал Хеймдалл, смешит, и Локи задыхается от смеха, хрипит в намордник, перекатившись на спину.
В мост!
В этот проклятый мост!
Полное растворение, одновременное соединение и распад – когда каждая частица отдалена от другой, и каждая словно обретает подобие разума, подобие зрения, пытается мыслить и скоро сознание распадается на эти же частицы, растекается, и все это длится вечность, дольше вечности. Это описывали как безумие, мучительное и болезненное.
Безумие.
Локи начинает душить новый приступ смеха, и он задыхается, почти теряя сознание и судорожно выгибаясь. Глаза жгут выступившие слезы.
Бояться безумия? Вечного поста наблюдателя, пусть и впаянного в этот огрызок древней тропы сквозь космос? О, нет. Ему нечего бояться. Это ведь не самое страшное.
- И это предлагаешь ты? – дергает головой Один и поднимается с трона, чтобы сделать шаг по ступеням к сыну. – Ты был недоволен моим наказанием, счел его слишком жестоким, а сегодня явился, чтобы предложить это?
- Да, - отвечает Тор, не отрывая глаз от Отца.
- Значит, по твоему мнению, если я позволю тебе распоряжаться будущим Локи, ты сможешь решить проблему и с его неуправляемостью, и с читаури?
- Да.
- И ты уверен в этом.
- Да.
- Ты не колеблешься.
- Да.
- И считаешь, что в этом твои решения будут лучше моих.
- Да, - осекается Тор и дергает головой. - Отец.
- Читаури требуют выдать его. Их вождь горит жаждой мести.
- Я знаю.
- Они обещают избавить нас от многих проблем, если мы его выдадим.
- Я знаю, Отец.
- Хорошо, - смеётся Один, - попробуй сдержать их гнев, когда откажешь им.
И он кивает, чтобы стража открыла двери. Тор сжимает пальцы и кривится, когда читаури вваливаются в зал, и их уродливый предводитель запальчиво начинает обещать самые страшные пытки и муки, какие только может придумать – сначала для предателя-Локи, а потом и для самого Тора, когда тот отказывает. Один безучастно наблюдает за разрывающимся от угроз читаури и Тором, который, смотря на вождя сверху вниз, с презрительной улыбкой раз за разом ровно и твердо отвечает на все его посягательства:
- Нет. Локи останется в Асгарде.
Под кандалами растертые в кровь запястья. Под намордником кровь спеклась на разодранных ещё сильнее губах. Локи улыбается криво и смотрит остекленевшими глазами куда-то мимо Тора, когда его, в сопровождении десяти стражей, приводят в один из верхних залов замка.
Тор ловит себя на мысли, что вид у брата такой, будто за прошедшую ночь он успел сойти с ума, но потом Локи облизывает опухшие губы и переводит уже осмысленный тяжелый взгляд на него, и Тор выдыхает.
- Отец изменил наказание, - когда он говорит, стража открывает двери внутренней комнаты, и из-за них вытекает плотным туманом черная, душная темнота.
Ему можно и не продолжать – по тому как вдруг вмиг осунулось и побелело лицо Локи, Тор понимает, что брат угадал наказание.
- Нет, - только и шепчет он, когда стража подхватывает его под локти.
- Это зал забвения, - продолжает Тор, стараясь говорить ровно, - ты приговорен к заточению в месте, где нет времени и материи, сознания и жизни.
Темнота клубится под ногами, растворяя в себе резную плитку пола.
Тор хочет сказать ещё что-то, но стража шарахается от текущего из зала чернильно-черного тумана, едва он касается их ног. Они подаются назад, увлекая за собой Локи, а потом, словно испугавшись ещё больше, вталкивают его, остолбеневшего, в зал. Темнота втягивает Локи, впитывает, растворяя в себе, и Тор едва успевает заметить, как брат обернулся к нему; какой ужас застыл на его лице.
Тяжелые створки дверей закрывают, оставшаяся тьма оседает на пол тонкой прозрачной пленкой и растворяется, тает. Тор остается у дверей Зала, когда стражи, стыдясь охватившего их страха, уходят. Он касается дверей ладонью; из-за ледяного дерева, украшенного серебряным металлом, не доносится ни звука. За дверьми тишина. Тьма.
Сколько времени потребуется, чтобы Локи захотел обратно? И сколько времени, прежде чем он растворится там, полностью, безвозвратно; прежде чем его воспоминания, его сознание, его жизнь, весь он станет частью безвременья и тьмы?
Сколько времени сможет сам Тор жить, зная, что Локи уже мог…что его уже может не быть.
Сначала это похоже на онемение. Постепенно холодная, ощутимая волна расходится по телу; мелкие иглы впиваются в мышцы; глаза не видят; при вдохе рот, горло, легкие заполняет почти ощутимое тепло, разрастающееся, болезненно обжигающее. Выдохнуть уже не получается. Скоро ощущение собственного веса исчезает. Локи напряженно продолжает пытаться дышать – скорее по инерции, по привычке, цепляясь за то, что раньше без этого невозможно было жить. Пытается сконцентрироваться, чтобы снова почувствовать тело, поднять руки, наклонить голову. Мыслей становится невероятно много, чувства и ощущения, которых теперь Локи лишился, появляются из памяти, вспоминаются, буквально воскресают, чтобы начать постепенно гаснуть, становятся прозрачными.
Они исчезают. Растворяются.
Паника обрушивается, и если бы физически Локи ещё существовал в этом зале, то от её болезненного гнета он бы закричал.
Попытки собрать все, что осталось – сжать все свои постепенно одно за одним угасающие воспоминания, отпечатки ощущений, все то, что так долго и трепетно хранила его память и многое, о чем, как ему казалось, он забыл, - приводят только к тому, что он раз за разом стягивает их в тугой клубок, пытается не отпускать. Но они меркнут и исчезают. Постепенно, медленно и мучительно, выцветают воспоминания о физических ощущениях.
Мука, не сравнимая по своей чудовищности с муками физическими, заставляет Локи в конце концов, когда проходит уже целая вечность, отпустить то немного оставшееся, самое ценное и сокровенное, и наблюдать, пропуская через себя, замирая от повторения прошлого, следить за растворением последних своих воспоминаний в этой черной мути, никогда не знавшей света.
Жажда, все ещё глухо терзающая его, жажда чувствовать, ощущать, становиться все слабее; и Локи понимает, что когда исчезнет эта жажда, исчезнет и он – неизбежно и безвозвратно.
-…и я люблю тебя. Люблю сильнее, чем кто бы то ни было.
Лицо горит, дышать тяжело, а во рту сухо, и поднять глаза не хватает смелости. Терпкий, горячий восторг внутри, где-то в груди, в горле, струится, разрастается и, кажется, сейчас от его жара из глаз потекут слезы.
- И вместе мы сильнее их всех. Поэтому вставай и идем.
На плечо ложится горячая сухая ладонь, тяжелая.
- Слышишь, Локи? Давай руку.
Он поднимается, с трудом, прилагая немалые усилия, и все-таки смотрит на него, щурясь от яркого солнца, лучи которого болезненно режут влажные глаза.
- Спасибо, - слова даются нелегко, хриплый шепот царапает иссохшее горло, - Тор.
Последние слова пульсируют в голове, словно отражаясь эхом, повторяясь. Тор, не чувствуя собственного тела, пытается заглушить их, и, когда получается вдохнуть, когда возвращается чувство реальности, ощущается мягкость простыней, резко садится. Его спальня пуста, двери закрыты. Слышатся голоса слуг, шаги стражи.
Горячий ком застревает где-то в горле. Он помнит это, помнит то, что только что ему снилось, но помнит по-другому. Один из первых турниров, первые поединки. Когда он впервые сражался с Локи, вместе, бок о бок. И когда понял, что против брата сражаться не хочет. И не будет.
Он сжимает пальцами саднящие виски и валится набок. Это воспоминание, эти ощущения, все то, что ему снилось – не его. Это все - Локи.
Воспоминание растворяется, остается едва ощутимое послевкусие, но и оно исчезает. И загорается в последний раз следующее, чтобы тоже, отгорев, исчезнуть. За ним следующее. И снова. Снова.
Снова.
Ладони пахнут чем-то мятным, приятно сладким, немного терпким. Она вытирает с его щеки пыльцу, и её твердые шершавые пальцы прохладны. Светлые, золотистые сощуренные глаза блестят, и блестящие ресницы длинные и тонкие. Она мягким, невесомым движением тонкой ладони гладит по волосам. Перебирает пальцами пряди и кудри.
Обнимает их, прижимая к себе, и они касаются плечами. Она теплая; поднимается и опадает с дыханием затянутая мягкими тканями платья грудь; шея, в которую он утыкается носом и прижимается губами, закрыв глаза, теплая, пахнет все так же сладко, чуть терпко и немного мятно. Её руки, тонкие и слабые, обнимают их, ладонь ложится на спину.
Когда это воспоминание тает, Тор долго не двигается. Стоит, прикрыв глаза, не желая отпускать тепло того дня, воспоминание о котором, казалось, совсем уже потерянное, внезапно вернулось. Голос Сиф заставляет его вернуться, но в мыслях он ещё долго не отпускает мать, обнимающую их с Локи, прижимающую к себе. Почти забытый сладкий запах её кожи и волос.
Когда почти полностью исчезает это воспоминание, боль от потери становится такой сильной, что Локи стонет, беззвучно, так, словно ещё может говорить. Словно может плакать и ощущать текущие по щекам слезы.
«Тор».
Словно ещё может докричаться.
Они приходят часто, одно за одним. Оживают, воскресшие, поднимаются из бездны чужой памяти, словно это его, Тора, воспоминания.
Он часто видит в них мать; запахи, ощущения, мягкость прикосновений и её голоса кажутся такими далекими и забытыми, но только оттого, что Тор этого не знает. Для него все это иное, и многое, что он видит в этих воспоминаниях, он узнает впервые.
Он видит себя; замирает, не желая стряхивать оцепенение, пытаясь запомнить все, что ему «вспоминается». Запоминая чувства, которые ему не принадлежат.
Гордость, восторг, горячую вдохновленность и острую, почти болезненную привязанность.
Грусть, тяжелую, глухую обиду и горькую ненависть.
Но все чаще тоску. Тоску, заменяющую, стирающую собою все.
Охота, турниры, пиры, балы, посвящения, наказания; но больше дни, моменты, тихие, о которых Тор уже действительно ничего не помнит. Которые для Тора были мимолетными и недостойными остаться в памяти, пустыми.
Локи помнил все.
Как стриг Тору волосы и улыбался, когда Тор вертел головой, мешая ему и постоянно спрашивая о чем-то – Тор уже не помнит, зачем это было сделано.
Как впервые они примерили броню, в которой им и предстояло пережить последующие сражения, потери.
Наконец то, как они разговаривали перед коронацией. Как Тор держал его, Локи, за шею. Как шумела толпа в зале. Как душно и жарко было.
Гаснет разбуженное тепло и сменяется почти ощутимым оцепенением. Самые последние горькие и мерзкие воспоминания, о которых Локи и не думал, воскресают в памяти.
Тяжелое, темное небо; разбитая, расколотая, изрезанная зубцами скал, металлическим блеском земля. Тяжело дышать от жуткого воздуха и сковывающего страха. И дрожат похолодевшие ладони.
Тор просыпается с коротким вскриком, вскидывается, садится, комкая пальцами простыни и сжимая зубы. Ответы, которые он хотел требовать с Локи, все то, что он не мог понять и принять, все теперь стало ясно.
Читаури. Тору хочется уничтожить их, стереть, чтобы ни в одном из миров больше не вспоминали, не знали об этих тварях. Волны страха, поднятые из чужих воспоминаний, ледяного, густого, не проходящего, сменяются гневом. Тор рычит, сжимая в кулаках ткань простыней.
Остается совсем немного. Уже год или два, а может быть – десятилетие, но не больше, прошло с тех пор, как его заперли здесь. Хотя кажется, что здесь невозможно запереть. Разве могут быть границы у того, что бесконечно.
Он теряет способность мыслить, последнее, что осталось в нем после того, как исчезли последние воспоминания. Все больше усилий требуется, чтобы осознавать себя. И он пытается не терять этого, не терять хотя бы своего имени, но в конце концов начинает повторять, уже бездумно, имя чужое.
«Тор. Тор. Тор».
Он не может спать.
Набатом в голове гремит его собственное имя.
Громче, нарастает, переходит почти в крик и становится слышно пропадающий, сорванный голос, раз за разом повторяющий, зовущий «Тор».
Если бы он не знал, что сила Зала сжирает любую энергию, не был уверен, что даже Локи бессилен там со всей своей магией и всеми своими знаниями, он бы решил, что это наваждение. Тор трёт виски. Голос переходит в шепот. В тихий зов.
Скоро он становится едва слышным и продолжает гаснуть.
Ещё немного, и он забудет и это. Имя, от которого искры, отблески чего-то, чего он не помнит, не осознает, будят в нем что-то, название чему он ещё знает. Будят чувства.
Не забыть имя.
Имя.
Тор.
- Я слышу его. – говорит Тор, едва мать впускает его в комнату.
Фригг закрывает двери и оборачивается. Тор не может унять нервной, крупной дрожи. Шепот Локи в его голове затихает, он уже почти неслышен.
Тор хочет говорить дальше, рассказать о том, что видел, о воспоминаниях, о чувствах, о том, что узнал благодаря Локи. Но Фригг жестом велит ему молчать.
- Он зовет меня, - только и говорит он, прежде чем мать с улыбкой гладит его по волосам.
- Ваша связь крепка, Тор, - шепотом отвечает она, - крепче, чем вы оба думали.
- Что мне делать? – он закрывает глаза, прислушиваясь, цепляясь за почти неслышный уже зов.
- Ты распоряжаешься его наказанием, - говорит Фригг, - решение за тобой.
Шепот в его голове уже больше похож на эхо. Воспоминаний нет, и все, что напоминает о Локи – только этот глухой, тихий гул.
Только бы ещё не было поздно, молится Тор, распахивая двери комнаты и почти бегом пускаясь к Залу, где заперт его брат. Только бы он ещё был. Только бы.
Глухой стук, шорох, скрип открываемых дверей тонет в клубами вырывающейся из-за них тьме. Такой черной и удушающей, что Тор шарахается назад. Двери разъезжаются, раскрываются полностью, открывая взору густую темноту, словно черное полотно, навешенное на дверной косяк. Тор дышит поверхностно, глухо, шипяще выдыхает сквозь зубы и шагает внутрь, вытягивая перед собой руку, шаря, как слепой. Он закрывает глаза, потому что в их зоркости сейчас нет толку, затаивает дыхание, потому что от вдыхаемой темноты задохнуться проще простого. Онемение растекается по телу, но он двигается вперед, сжав зубы, мысленно продолжая звать.
«Локи».
Он касается ладонью противоположной стены, тяжело разворачивается, снова выставляя перед собой руки и, когда воздуха в лёгких уже не остается, слышит ответ. Шелестящее, тихое «Тор».
Темнота обжигает ладони, когда Тор делает шаг вперед и наклоняется, наконец касаясь спины Локи, сидящего на полу, обхватывает его плечи и поднимает на ноги, тянет за собой. Открыв глаза, он видит едва белеющее впереди пятно света и, из последних сил собирая исчезающее самоощущение, самосознание, напрягая немеющие ноги, идёт к этому пятну. И оно становится светлее и светлее, пока он, наконец, не окунается в него, выныривая в комнате, залитой солнечным светом. Вдыхает полной грудью, заменяя воздухом режущую тьму, жмурится от слишком яркого солнца и, отпустив Локи, осевшего на пол, спешит закрыть двери.
Когда гремит последний засов, Тор едва стоит на ногах от усталости. Солнце все ещё слишком яркое, вдыхаемый воздух слишком остро обжигает, тело не до конца послушно. Он возвращается к Локи, испуганно опускается рядом и не знает, что делать.
Локи замер. Он не двигается, напряженные плечи подрагивают, голова опущена и глаза закрыты. Он точно такой же, каким был тот день, когда его закрыли в Зале. На разбитых губах спекшаяся кровавая корка, кожа бледная, на скулах и висках синяки, под глазами залегли темными кругами тени. И он неподвижен. Только рукой, словно слепой котенок лапой, гладит, ощупывает перед собой.
- Локи, - зовет его Тор, придвигаясь ближе и обнимая за плечи.
Он приоткрывает глаза. Чуть подается вперед и прикасается пылающим лбом к шее Тора, прижимается.
И на Тора словно обрушивается лавина; волна ощущений, острых, резких, словно незнакомых. Он стискивает зубы, чтобы прогнать это наваждение, избавиться от этого, потому что теперь точно знает – это чувства Локи. Но у него не получается.
Вдыхаемый воздух – пыльный, теплый, он пахнет деревом, воском, самим Тором, потому что Локи прижимается к нему, вдыхает запах его одежды, его кожи; тепло ладоней Тора, жар его шеи, мягкость тонкой кожи и шорох пульсирующей крови в артерии; ледяная гладкость и твердость плит пола; шум собственного дыхания, шелест дыхания Тора, тепло его дыхания, ерошащее волосы, биение его сердца; гром собственного сердца, собственной крови в ушах, жжение от ран на лице, свинцовая тяжесть вновь обретенного тела, боль в мышцах; слепящие влажные глаза солнечные лучи; шелест голосов внизу, шум ветра за окнами, грохот подков и кованых сапог стражи.
Слишком много.
Слишком резко.
Тор чувствует, что Локи словно придавлен всем этим, и старается не двигаться, не бередить его, прижимая к себе. Чтобы он снова привык к тому, что было и будет обыденным.
Хода времени Тор почти не замечает. Дыхание Локи успокаивается, он обнимает Тора руками и придвигается еще ближе, не пытаясь уйти из-под гладящей его по спине ладони.
- Локи, - все-таки зовет его Тор.
Локи резко выдыхает, напрягается, по его телу пробегает мелкая дрожь, которую чувствует обнимающий его Тор. Его острые пальцы впиваются в спину Тора, и Тор зовет его ещё раз, так же тихо.
- Локи.
Он вдыхает через рот, словно может губами схватить собственное имя и улыбается, снова закрыв глаза, устроив голову на груди Тора.
- Погладь меня по волосам, - тихо просит он, заставив Тора тоже улыбнуться.
Он вплетает пальцы в черные прохладные пряди, гладит Локи по голове.
Когда в комнату входит стража – дневной караул, - Локи, все так же с закрытыми глазами, лежит на груди обнимающего его Тора.
Он с опаской садится на заправленную зеленым шелком кровать; гладит переливающиеся простыни ладонью. Ткань холодит пальцы.
Тор так и застает его – осторожно гладящего шелк простыней, словно шкуру некого дикого зверя.
- Я буду спать с тобой, - говорит Локи, не отрываясь от своего занятия. – Не спрашивай, почему.
Тор улыбается, стягивая с себя рубашку.
- Я знаю почему, Локи, - говорит он, присаживаясь рядом и накрывая руку брата, скользящую по шелку, своей, - наверное, я знаю.
- Наверное, - улыбается Локи.
- Если тебе нужен советник, - говорит Один, и в его голосе слышно раздражение, - или военачальник, или кто угодно ещё, Тор, ты можешь выбрать из тех, кто обучался. Кто более достоин.
Фригг делает шаг к нему, чтобы что-то сказать, но останавливается и опускает голову, пряча улыбку, когда говорить начинает Тор, стоящий перед Всеотцом, едва касающийся плечом плеча Локи.
- Нет, Отец, - говорит Тор, - мне нужен Локи.
@темы: Thor, Loki, фанфик, объем: мини, статус: закончено, movie: Thor, movie: Avengers, рейтинг: PG
-
-
12.06.2012 в 01:22-
-
12.06.2012 в 01:25благодарю
-
-
12.06.2012 в 02:05-
-
12.06.2012 в 02:23-
-
12.06.2012 в 11:11спасибо
~Puny God~,
вам спасибо!
-
-
12.06.2012 в 15:44Это такое живое правильное))спасибо)
-
-
12.06.2012 в 20:52Спасибо.
-
-
13.06.2012 в 12:57shakaryan090,
вам спасибо