Мы падаем вместе (миди, перевод, ТороЛоки)

[AVO Cor]

Название: Мы падаем вместе
Переводчик:  AVO Cor
Оригинал: “United we fall“ by thefirstwhokneels, разрешение на перевод получено
Фэндом: "Тор" (фильмы), скандинавская мифология и культура
Жанр: drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Тор/Локи, Локи/Тор, Один, Фригг, ОМП
Категория: слэш
Размер: миди (18 911 слов в оригинале, 17 698 слов в переводе)
Размещение: только с разрешения переводчика
Предупреждение: горизонтальный инцест
Краткое содержание: Позже, когда Локи пытается определить точку отсчета, с которой все покатилось под откос, он думает, что все это, возможно, началось еще с самого начала. Началось невинно. Но невинность теряют, всегда.
Это эволюция (или деградация) отношений между Тором и Локи на протяжении веков.
Примечание 1: Примечания переводчика в конце текста (перевод из различных источников)
Примечание 2: работа с ЗФБ 2018 в команде WTF Loki 2018
Размещение: только с разрешения переводчика

XL
Корка крови на спине Тора запеклась и отваливается хлопьями. Вода в ванне становится ржавого оттенка, и Локи фыркает, вжимая губку сильнее. Красные отметины, которые он процарапывает на коже брата, распаляют желание, но он проглатывает его, пока что.

- Как ты вообще умудрился испачкать спину?

Смех Тора отскакивает от стен. Его тело излучает довольство, определенную сытость, которую он может получить только после хорошей драки.
- Некоторые сражаются в центре поля боя, брат.

Он не видит, как хмурая морщинка прорезает лоб Локи, но на этот раз она быстро разглаживается.
- Больше похоже на то, что вывалялся в луже выплеснутой крови, словно бешенный пёс.

Тор несильно пихает Локи локтем и для пущего эффекта брызгает назад водой.

- О, твои пальцы просто благословение для моих ноющих мышц. Немного левее, брат.

- Я тебе не служанка, – ворчит Локи, но тем не менее выполняет просьбу.

- Нет. Ты куда более умный и хорошенький, чем любая из них, – говорит Тор, и судя по голосу, он точно ухмыляется.

Пальцы Локи вонзаются в плоть прямо под его лопатку, словно он хочет вырвать эти слова из сердца Тора, он отталкивает брата и цедит сквозь оскаленные зубы.
- Будь ты проклят!

Его кулак с гулким звуком впечатывается в чужую спину.

- За что? – Тор оглядывается на него с недоумением.

- Хорошенький? – выплевывает Локи.

- Брат, это была всего лишь шутка. Ты красивый.

- Есть разница между двумя этими словами!

Тор глядит на него так открыто, что Локи внезапно не понимает, как он мог вообще подумать, что Тор мог подразумевать какую-то двусмысленность. Он мучительно простодушен для этого.

- Что такое, Локи?

Локи потирает лоб.
- Только не говори мне, что ты никогда не слышал, какими именами меня величают за моей спиной.

- Именами? Какими именами?

В тишине кажется, будто эти слово вырывают из него силой, и он рычит.
- Аргр.

Тор неожиданно таращится на него так, словно это именно он использует оскорбительные выражения.
- Как они посмели?! Кто это был?

- Это не имеет значения.

- Конечно имеет! Скажи мне, чтобы я мог свернуть их трусливые шеи!

- Ты уже не можешь возместить ущерб, Тор. Ты не можешь задушить слухи, свернув чью-то шею. Это словно строить стену на пути у лавины.

- Это была бы толстая стена, – бормочет Тор, и Локи не может удержаться от слабой улыбки. – Они дураки, Локи. Ты не аргр. Не принимай их ядовитые слова близко к сердцу. Они всего лишь завидуют.

Они боятся меня. Они презирают меня. Но они не завидуют, думает Локи, но вслух не произносит ничего.

Он смотрит, как капли воды стекают прозрачными ручейками по измазанной груди Тора. Они словно грязные дороги, которые не ведут никуда. Капли падают темными жемчужинами в ванну, и Тор снова безупречен и незапятнан. Локи невольно задается вопросом, сможет ли он когда-нибудь запятнать Тора навсегда. Эта мысль будит что-то глубоко в нем, то чему он не озаботился дать названия, но оно ворочается от голода и его прикосновение обжигает.

- Ты бы сражался в моих битвах вместо меня. Ты бы позволил своей коже покрыться ранами, а крови пролиться, если бы это было ради моего спасения, – произносит он, его голос звучит странно.

Тор не кивает, он не думает, что это необходимо, потому как то, что сказал Локи правда. Он бы сделал все это и даже больше. Хоть он и не знает, хорошо это или плохо.


XLI
- Ложь такой же инструмент, как и правдивые слова. Только глупец не понимает этого.

Ни один из них не может сказать, как они опять перегрызлись. Это не редкость в эти дни; они сцепляются из-за каждого слова, каждого поступка, который не находит отклика в другом, и они дерутся и трощат и месят друг друга, пытаясь заставить изменить мнение и пересмотреть ценности, так что искры сыплются и их члены загораются огнем – тем не менее, они не видят, что сбились с пути, они не видят ценности в этих различиях.

- Ложь необходима. Она иногда есть само милосердие, иногда – мир, иногда это только забава, – утверждает Локи.

- Прямой путь единственно верный.

- Прямой путь скучный.

Той же ночью Локи, доказывая свою правоту, кусает Тора в шею, остро и долго, чтобы остался след, втягивая кожу так, словно пытаясь высосать упрямство, всю ошибочность мышления прямо из Тора.

На следующий день он стоит неподалеку, когда Тор, чтобы отделаться от шуток своих друзей, выдумывает историю о страстной служанке, которая проявила слишком много энтузиазма.

Локи молча наблюдает за ним. Он выжидает весь день, оставаясь тенью на периферии зрения Тора, спокойный, как лед на поверхности скал. Наблюдать за тем, как Тор сходит с праведного пути, приносит некое удовлетворение, хоть и смердящее гнилью. Если он не может получить это, не может примерить это на себя, он хочет это испортить, украсть его блеск и сделать их похожими. Другого пути, чтобы это сработало попросту нет, учитывая целую вселенную различий зияющую между ними.

Они наедине в покоях Локи, и Тор внутри него, когда Локи шепчет:
- Кто лжец однажды – лжец всегда.

- Ты сделал это лишь для того, чтобы доказать свою точку зрения, – шипит Тор.

- Да, чтобы доказать, что любой, у кого есть тайны, может идти и другим путями, кроме прямых. И нет в мире существа, у которого бы не было тайн.


XLII
- Возможно, – нахмурившись говорит Тор, – тебе стоит использовать традиционное оружие на тренировочной площадке.

Злобная гримаса искажает лицо Локи. Неуклюжие, бесхитростные слова его брата не трудно истолковать: твоя магия сейд подлая и позорит тебя и твою семью. Если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы одолел противника своими собственными руками.

Он наглухо закрывается внутри своего разума и тела, тянет за струны, с которыми раньше только забавлялся и всегда безуспешно. Он сворачивается сам в себя как в раковину, сливая дух и плоть воедино, и когда он бросается вперед, он уже не один – полдюжины его двойников атакуют Тора. Они схожи во всем, от их движений до злого, полного ненависти взгляда глаз – темных колодцев, полных обвинений. Океан горечи и разочарования. Бесконечная глубина отвращения к самому себе там, куда не может дотянуться ни один луч света, и никто никогда не видел чудовищ, живущих там, шевелящих челюстями на самом дне, пожирающих все нежное и ласковое.

Удивление на лице Тора – непривычный бальзам для души Локи, от горького аромата которого у него наворачиваются слезы на глаза.


XLIII
Трудно сказать, проросла ли идея из его склонности к озорству, из практик по изменению своего облика или из кровожадного желания мести за подлые и мерзкие слова (каждое из них – дыра, которую он не может залатать, рана в месте, до которого он не может дотянуться; эрги, нитин, сординн). (5)

В таверне его никто не узнает в этом облике, Локи замаскировался под полоумного старика, хотя он все еще хочет найти способ менять свой запах, а не только внешность. Сидя за стойкой, он убеждается, что владелец заведения разглядел блеск трех золотых яблок у него за пазухой, они крепко прижаты к груди, под защитой и бдительным надзором. Это легко. Он научился читать в других жадность, зависть и желание. Локи как никто другой знает, что желание определяет людей, как оно опасно, желание – это оружие, которое можно повернуть против них. Его собственное желание – его вечное бремя, которое давит ему на плечи и повергает его на колени, когда он уверен, что его никто не видит. Он позволяет ему господствовать только когда он наблюдает за Тором издалека, из теней.

- Эй, мой грустный друг, откуда у тебя это, – спрашивает хозяин таверны. На устах Локи уже заготовлена ложь, сладкая как мед.

- О, ну мне хватило смекалки принести бродячую кошку богине Фрейе. Всем известно, что она любит этих тварей более всего на свете. И она дала мне три яблока Идунн в знак своей благодарности.

Это и вправду не его вина, что ослепленный жадностью, тавернщик приносит мешок полный диких котов и выпускает их во дворце Фрейи. Ее вопли должно быть были слышны даже в Альвхайме.


XLIV
- В конце концов, это твоя вина, – он коршуном глядит на Тора. На его губах, с которых срывается рычание, легкая тень улыбки того типа, который перечерчивает его лицо так, словно оно было рассечено клинком. У его слов привкус крови, и он смакует этот пряный вкус на языке. Он так долго хранил для них место, еще с самого начала, место, в которое слова будут обронены, и он хочет обыграть Тора и произнести эти слова прежде, чем тот скажет их. – Ты начал это.

- Что? – хмурится Тор, смущенный, будто не он сейчас сказал Локи, что они должны затаиться на некоторое время, потому что их друзья (их друзья, всегда, как будто не было очевидно, что они лишь его друзья) едва не застукали их. Но честно говоря, Локи мало это заботит, если вероятность разоблачения ранит Тора так сильно, как ужас в его глазах ранит самого Локи. Кажется, не только Локи носит на себе эти ненавистные отметины. Он может видеть каждую из них в осторожности, которую проявляет Тор.

Возможно, придет время, когда позором будет считаться даже присутствие рядом с ним.

Эта мысль задевает что-то жизненно важное в его груди, и он повторяет слова снова и снова, скрывая их лживую фальшь даже от самого себя, и они падают на предназначенное им место, но только много позже он осознает, что совершенно не важно, кто бы их произнес: их тяжесть останется навсегда внутри него.

- В тот день ты принудил меня к этому.

Тор просто стоит там, словно на краю обрыва, и они знают, если он упадет, упадут оба. Быть может, так было всегда. Бесконечные циклы причинения боли друг другу.

Прочитай меня, брат, внезапно думает Локи с последней каплей здравого ума, и это желание словно бесконечное падение. На мгновение он задумывается, что несправедливо ожидать, что Тор разгадает ложь, когда даже у него самого проблемы с ее разгадыванием.

- Как ты мог сказать такое? – бормочет Тор – Это не было насилием!

Взгляд Локи впивается в брата, словно тот новое произведение искусства, только что открытое взорам. Тор обнажен перед ним сейчас. Он задет, ему больно, и как всегда, когда это касается Тора, все вокруг дрожит и вибрирует от ярости. Слой хвастливой удали уже сполз, и Локи может видеть сырую кровоточащую сердцевину, и это прекрасно, потому что это его рук дело. Он нанес рану и вонзил в нее пальцы и развел края, чтобы посмотреть, есть ли там что-то внутри кроме громов и молний, что-нибудь ценное, например, безоблачность и спокойствие. Никто прежде такого не делал, никто никогда не видел Тора слабым, покорным и абсолютно серьезным.

Локи не осознает этого в данный момент, но вот он источник пагубной склонности, которая проявится позже, и в этом вся печаль: он попадает под власть ложного убеждения, что единственный путь увидеть эту внутреннюю суть снова, почувствовать ее вкус, насладиться тем фактом, что он имеет влияние на брата – это причинять Тору боль.

- Посмотри на себя. Ты больше и сильнее, – шипит он. – Разве у меня были шансы? Это твоя вина.

Тор отшатывается назад, словно он пропустил удар. Словно поверил ему.

Внутри Локи вспыхивает гнев, и он бросается вперед. Это хищная жажда крови, сырого мяса; он впивается в Тора ногтями и зубами, поцелуями, которые доставляют больше боли чем удовольствия, и Тор позволяет это ему. Его руки обвиваются вокруг железных плеч Тора, и они падают вместе, переплетясь, соединившись навсегда.

Той ночью каждое прикосновение Локи словно наказание за все те вещи, которые нельзя уничтожить. Такие как доверие Тора; такие как привязь между ними, которая, затягиваясь крепче, лишь режет что-то внутри него. Такие вещи как эмоции он не может растоптать. Он даже не может дать им названия.

Он пытается сказать все эти вещи без слов и терпит неудачу, так как Тор понимает только слова.


XLV
Иногда он размышляет над старой сказкой: о двух реках, несущих в своих руслах всеведенье и забвение. Он задумывается над вопросом Тора. Кто же добровольно станет пить из второй реки?

Иногда ему хочется испить из нее, выпить ее всю до капли.

Я бы хотел забыть тебя, думает он, и эта мысль звучит в его уме словно тоскливый вздох. Но поцелуй, который он запечатлевает на коже между лопатками Тора, полон отчаяния, он утекает в вечность.



Глава 4. Дно

XLVI
В последнее время к нему приходят старые воспоминания, он вертит их, рассматривая со всех сторон. Возможно, были какие-нибудь крошечные метки, малейшие трещинки, которые могли бы предсказать будущее, если бы он обратил на них внимание. Но это не его территория, а Локи, анализировать все, разбирать на части, складывать обратно, чтобы создать новую чудовищную форму, сам он не может ничего с этим поделать, даже если это рвет струны его сердца одну за другой.

Истина проста и такова: однажды когда-то они были неразлучны, неразделимы.

Он помнит, как в дождливые дни, когда небеса обрушивались на землю, они сооружали убежище в своей спальне, палатку из одеял, шкур и покрывал, и прятались в этом лабиринте, прихватив утащенную из кухни еду, подушки, игрушки и книги, и притворялись, что они участвуют в самом настоящем приключении. Они бы там и спали, и ели все время, если бы их мать не пришла и не велела им разобрать палатку.

Они больше не участвуют в приключениях вместе, и от этого Тору тоскливо, он думает о том времени, о тусклом свете под одеялами, где каждая угроза была всего лишь выдумкой.


XLVII
Лишь он знает, что частично это трусость, то что для побега он выбрал время, когда Тор далеко за пределами Асгарда и наверняка участвует в очередной бессмысленной охоте. Он не думает, что была бы хоть какая-то разница, даже будь Тор сейчас здесь, но его отсутствие все упрощает.

Как раз за день до этого одно его заклинание пошло не так, и было чистой удачей, что он смог обратить его вспять прежде, чем оно смогло нанести ему серьезный вред. Это было нелегко – признать, что ему нужна помощь в том, чтобы совершенствоваться. Он всегда полагался только на себя самого, избегая даже мысли о том, чтобы попросить чьей-то помощи. Фригг с ее магией, завязанной на согласии и добровольности, достигла своих пределов, чтобы обучить его чему-то еще.

Ходят слухи, что есть маг, который оградился от Асгарда и живет высоко в горах. Мужчина, практикующий магию женщин, искаженный и темный; за это его изгнал собственный народ, и Локи не питает иллюзий на тему, разделил ли бы он ту же участь, не будь он сыном Одина.

Говорят, маг живет там, где бродят только волки, и даже еще дальше, где столбы ледяных деревьев скребут по небесному холсту, а дневной свет окончательно проиграл тьме. Говорят, он живет там как зверь, спит среди зверей, ест с ними, зубами рвет добычу на части. Локи смеется над страхом невежд, над этим очевидным непониманием, невозможностью понять природу магии сейд.

Он не берет с собой много вещей, лишь подбитый мехом плащ, книги и набор ножей – подарок Тора, его трофей, добытый в одной из битв. Он даже не пытается оправдать эту слабость, нарастить на ней толстую шкуру, которая скроет то, что есть на самом деле.

Он говорит только своей матери, что его не будет некоторое время, и запечатывает свою комнату, как будто то, что он хочет спрятать на самом деле находится там, а не в его уме и сердце.


XLVIII
Он никогда не понимал, почему Тор не ценит тихую и простую красоту снега. Снег – чуждое понятие в Асгарде, но когда они были детьми, они иногда сопровождали своего отца в путешествиях по Альвхайму. Они могли бы играть, качаться, нырять в нем как рыба в воде, но Тор замерзал слишком быстро и ему надоедало. Сам же Локи никогда не ощущал холода.

Он хотел бы, чтобы Тор сейчас был рядом. Возможно, Тор бы заставил его вернуться, хотя бы на некоторое время, вернуться назад и притвориться, что у них все хорошо. Возможно, они смогли бы избежать тех перемен, которые, Локи чувствует, поджидают его впереди, они могли бы задержать их попросту игнорируя или применяя самообман. Потому что перемены придут, он в этом уверен. Что бы ни ждало в конце пути, уже ничего не будет таким как прежде, никогда.

Среди деревьев не темно: он ясно видит тропу в снегу, поскольку лунный свет просачивается сквозь ветви над головой и освещает все вокруг. Его окружает мирная тишина. Он слышит хруст своих шагов и больше ничего. Он спит у подножия деревьев, кутаясь в плащ, согреваясь магическим светом, который едва ли дает какое-то тепло. Он пересекает тропы различных животных, находит убежище в пещерах медведей, и звери никогда не причиняют ему вреда. Белые стволы и ветви сходятся над его головой и строят стену вокруг него, мягкую и прекрасную.

Ему очень нравится здесь, и он не чувствует себя одиноким или потерявшимся. Он все еще не видит, что это лишь первый шаг на пути, по которому уже не повернешь назад.

Ворон каркает над его головой, наблюдая за ним умными острыми глазами. Он перескакивает с ветки на ветку. Он следит за Локи оценивающим расчетливым взглядом, словно это уже испытание, которое тот должен пройти, и это легко может оказаться правдой. Он следует за птицей, потому что знает, ворон ведет его туда, куда ему нужно попасть.


XLIX
Элдред ждет его, словно связан с ним, будто Локи всегда было суждено пройти этим путем.

Маг выглядит иссушенным, но точно определить его возраст невозможно. У него хитрые глаза и вызывающая тревогу полуулыбка. Когда Локи доходит до хижины, которую Элдред построил сам, видит его изношенные одежды, разочарование и сомнения выпускают свои когти. Его временное пристанище – тесная комнатушка в задней части хижины – так разительно отличается от того, к чему он привык под высокими сводами дворца в Асгарде, и он думает, как бы Тор сейчас насмехался, что его щепетильности придется встретить свой конец здесь.

Элдред особо не расспрашивает, он направляет Локи отрывистыми словами и жестами, похоже, он не привык болтать, и Локи не может винить его за это. Элдред зовет его по имени, хотя Локи не представлялся, но и не ведет себя соответственно титулу Локи, это вызывает одновременно раздражение и облегчение.


L
Дни напролет они только и делают, что наблюдают за животными. Они неподвижно сидят на вершине скалы, пока дни сменяются ночами, и луна истончается до бледного узкого разреза на небе. Мороз карабкается вверх по их конечностям и приковывает их к скале, словно они ее часть. Дикие животные безбоязненно пересекают поляну перед ними, а они тихо наблюдают. Элдред не давал ему заданий, и Локи безмолвно изучает рисунок полета птиц, как они снижаются, когда они садятся на землю, их движения в плавном полете, и в его уме отпечатывается каждый взмах крыльев, каждый штрих пера.

Он знает, что это урок, в котором требуется столько же терпения и послушания, сколько и в магии.

Познай то, что ты хочешь использовать для своих целей, шепотом говорит ему Элдред, и это не звучит как человеческий шепот, это больше похоже на то, как ветер свистит в голых ветвях. Как ты можешь стать одним из них, если ты не знаешь их природу?

Локи с болью в груди думает, что это должно быть урок, который он провалил, когда был среди своих.


LI
Он теряет счет времени. Само понятие времени неизвестно здесь, его следы не оставляют отпечатков вокруг них.

У него занимает недели или даже месяцы, чтобы трансформировать свое тело в сороку, и Локи едва не ломает шею при первой же попытке взлететь.

Другие заклинания и наговоры приходят постепенно, они темные по своей природе, искаженные и запрещенные. Они просачиваются в их занятия словно черная грязь, но в них есть своя искра и нечто знакомое, чему Локи рад. Они коренятся глубже, но в нетвердой почве, хаотично разрастаясь и выпуская побеги, появление которых он до сих пор не может предугадать.

Изменения затрагивают не только его тело. Сила, которая струится по его венам, искажает что-то в потайных уголках его разума, смещает струны в его сердце, вьет жгуты из нервов, пока их порядок не начинает подходить целям сейд, пока в нем не появляется нечто, взывающее к ней, звучащее с ней в унисон. Иногда он верит, что она живет своей жизнью, ужасное жуткое существо, которое он разбудил, и оно требует свою долю, свой собственный путь, и поводок выскальзывает из пальцев Локи. Его смывает безжалостный сильный поток, и чем больше он барахтается, тем больше сейд опутывает его.

Элдред ведет его не подгоняя, словно маячащий впереди болотный огонек. Он пропускает магию через него, направляя его невидимыми пальцами, прощупывает его разум и измеряет глубину его сердца. Локи презирает это вторжение в личное пространство, в участки, которые он хочет сохранить неприкосновенными ото всех. Он страшится того, что Элдред может найти там, что он с этим сделает, преобразит, раскрошит на куски, пачкая все чистое, что осталось в нем.


LII
Заклинание, которое он создает именно того рода, из-за которого на сейдконах (6) клеймо позора и разврата. Он один в хижине, наконец избавившись от ненавистного присмотра Элдреда. Это желание зрело в нем целый век, самому исследовать и попробовать свои возможности, окунуться в поток и испить из его вод. Он хочет отыскать путь, чтобы заставить ее работать, чтобы подчинить ее себе без помощи Элдреда, чье постоянное присутствие вызывает в нем лишь негодование, но она не уступает и явно сильнее. Он захлебывается от одного глотка, капли темной магии опаляют и выворачивают его легкие, скребут его грудь изнутри, каждое неприрученное заклинание словно удар кнута по его плоти. Из его горла вырывается звук, который принадлежит не ему, как и слова, стекающие с его губ; слова, которые он никогда не знал, слова, которые он забыл и слова, которые он должен был бы узнать гораздо позже, сейчас они приходят к нему по приказу, который отдал не он.

Теперь он это понимает, но уже слишком поздно. Элдред приоткрыл дверь и оставил его стоять на страже, а он самоуверенно распахнул ее шире – но все, на что хватает его сил охранять, это крошечная трещина, а не проход, который он только что открыл. По-настоящему он всегда страшился лишь одного: что если он потеряет контроль над собственным телом и разумом, что если кто-то другой будет держать поводок в своих руках, и сейчас происходит именно это. Он не уверен, что сможет оправиться от этого. Черная магия течет сквозь его разум темными волнами, сокрушая его неподготовленный дух, клетку за клеткой, сегмент за сегментом, и он знает, что больше никогда не станет прежним. То, что останется больше нельзя будет назвать личностью.

И, утопая, он внезапно слышит, как другой голос присоединяется к колдовству, чувствует силу, которая останавливает поток, сгибает его и в конце концов поворачивает в том направлении, в котором Локи так и не смог. Он чувствует, как чужие руки тянут его, хватаются за одежду, тащат за руки и ноги, но ему уже все равно.

- Ты глупый мальчишка, – он слышит голос Элдреда, просачивающийся сквозь шум потока в его ушах, – ты думаешь, что можешь сам делать то, что всегда делали только двое?

Затем следует отдаленно знакомое ощущение, что в него проникли и заполнили, и сквозь отвращение он чувствует, как его затапливает облегчение, бьет ему в грудь, как волна чистого наслаждения. Он не кричит. Порванные в клочья голосовые связки будто слиплись у него в горле

Он знает, этим Элдред что-то показывает ему, и это не наказание, а урок повиновения. Его разум размягчается и крошится, медленно распадется на куски, словно древесина в огне, и рассыпается в пригоршню пепла. Слова, которые метались в нем до этого, ударяясь в хрупкие стенки и разрушая их, сметая все на своем пути сквозь его дух и тело, теперь пребывают в ужасном и в то же время прекрасном порядке, и наконец Локи понимает, каким глупцом он был, полагая, что когда-либо сможет стать чем-то большим, нежели смиренным вместилищем этой силы.

Его тело сотрясается от каждого толчка и рывка, мышцы сокращаются вокруг вторжения Элдреда. Его тело трется о песчаную поверхность земли, и он постепенно распадается на части, и в какой-то момент просветления он думает: что-то от него все же останется в этом нечестивом месте. Во время кульминации его губы движутся, будто по своей воле.

- Тор, – имя срывается с его губ инстинктивно, привычное завершение, чтобы обозначить финал, но теперь это слово пустой звук, и на его языке привкус опилок. Он не помнит тяжести молодого тела на своем, веса сильной руки поперек своей груди. Он позабыл это чувство, когда хочешь, чтобы никто и никогда не брал тебя, кроме одного единственного.

Он перекатывается на бок. Отстраненно чувствует жаркую струйку, стекающая по изгибу его задницы, и одновременно улавливает душный пьянящий аромат почвы, и его разум пытается ухватиться за обрывки давно ушедшего другого запаха. Возможно, именно так и работает сосуд, тупо думает он, вот что остается после всего: сухость, пустота, так разительно отличающаяся от его прежнего опыта, от постоянно возрождающегося желания того, кем он никогда не должен был обладать


LIII
Времена года в этом месте капризны, Локи скоро узнает об этом. Они приходят и уходят, сменяясь иногда за один день, а иногда, кажется, длятся целое десятилетие. Никто не ведет подсчетов, сколько он прожил на вершине горы. Даже дни и ночи изменчивы: они длятся непредсказуемые отрезки времени. Быть может, иногда задумчиво размышляет, мир вокруг изменился, прошло время и о нем забыли.

Быть может, уже нет и Великого Древа.

В его мыслях о том, что самого мира может не быть, нет облегчения, нет острой боли, ни зависти, ни гордыни. Было предсказано, что это его долг, повалить Древо.

Он до сих пор помнит взгляд единственного ока Всеотца, пронзительный, расчетливый, когда Локи, в стремлении понравиться и угодить, показывает представление, впервые используя свою сейд: ледяной Иггдрасиль. В том взгляде, наблюдающим за ним, оценивающим его, был дикий огонь надвигающегося страха.

В конце концов, все они знают старое пророчество о конце всего сущего.

Он хочет посмотреть, как всевидящее око Одина округлилось бы теперь, когда его сейд эволюционировала. Временами он мечтает об этом, о надвигающемся страхе, о поваленном Великом Древе, о высвобожденной сейд, о доказательстве, что он может обладать той же степенью величия, что и Тор, разве что только другой природы.

Иногда он просыпается в слезах.


LIV
Он не уверен, что мир действительно изменился, но он кажется скучным и бесцветным даже когда он оставляет позади снежное покрывало на вершине горы. Теперь в его глазах золотое сияние Асгарда не более чем фальшивый блеск меди, а само королевство кажется маленьким.

Новость о его возвращении опережает его, но ему нет до этого дела. У него есть время, чтобы упорядочить собственные чувства, укрепить себя перед встречей с теми, кто когда-то был дорог его сердцу. Он не знает, так ли это до сих пор. Их лица – черновые наброски углем на стене его памяти. Его отец, его мать, Тор.

Тор.

Желчь предвкушения поднимается до самого горла, и он не может решить, настоящее ли оно или всего лишь отпечаток старого чувства, которое он больше не ощущает в себе.


LV
Он обнаруживает, что кое-что неизменно до сих пор: невзирая на все, что он говорил сам, невзирая на все, что он видел сам, никакое количество лжи не может превратить правду в ложь.

Тор.

Достаточно одного лишь взгляда, и оковы, которые, как он вообразил, более не существуют, вновь захлопываются на нем.

Такое с ним впервые, он смотрит на них и находит, что они чудовищны в своей нежности.


LVI
Проходят недели, прежде чем у Тора выходит застать его врасплох, впрочем, Локи теперь скользкая штучка. Он приходит и уходит так, словно его подхватил ветер и унес прочь, и никто не имеет понятия, когда и куда он устремился. Он просачивается сквозь трещины в стенах и ускользает в щель под дверью.

Новости и слухи резво расходятся во все стороны, он быстро это усвоил, так как не единожды это происходило по его замыслу. Вероятно, этот раз ничем не отличается – но даже он не может сказать: его спусковой крючок гораздо сложнее теперь, гораздо чувствительней, чем когда-либо до этого, и никто не видит руку, которая сталкивает камешек с обрыва, чтобы он перерос в лавину под конец. Он хочет увидеть разрушения, которые она может нанести, даже если в итоге она возможно обрушится ему на голову – как это обычно и происходит, если в уравнении появляется Тор.

Тор охотник, Локи вспоминает об этом сейчас, когда его брат подстерегает его за углом. Тор не прикасается к нему. Из боязни, что Локи ответит отказом. Интимной близости его тела достаточно, чтобы провернуть хитрость, достаточно, чтобы Тор поверил, будто Локи смягчился. Едва сдерживаемый гнев идет рябью под золотистой кожей, и губы Локи кривятся в ухмылке.

- Как ты мог позволить ему?.. – Есть даже что-то милое в том, что Тор не может договорить до конца из-за душащего его гнева.

- Почему бы и нет? – с вызовом бросает Локи. Ярость Тора сочится сквозь поры, и вновь раздувает еще не до конца остывший пепел удовольствия в животе у Локи.

Он все еще ухмыляется, когда Тор пробивает насквозь стену рядом с его головой. Один взмах ресниц, вот и вся его реакция.

- Никто не смеет прикасаться к тебе! Никто другой!

Локи откидывает голову назад, хитро смотрит на Тора из-под полуприкрытых век.

- А что бы ты сделал по этому поводу? Отправился бы в горы и схватил Колдуна за шею? Стал бы на отцовский помост и провозгласил бы, что я принадлежу только тебе? Ты бы хотел, чтобы на мне была метка с твоим именем, брат? Хотел бы заклеймить меня, как быка?

Тор лишь молча глядит, потому что ответ “да“, он бы сделал все это и даже больше. Вместо этого он хватает Локи за волосы на затылке и оттягивает назад, а сам приникает к бледному изгибу тонкой шеи и кусает ее, потому что это единственная метка, которую он может поставить на Локи.

- Ты думаешь, ты единственный во всем мире? Иногда я просто ищу кого-нибудь, кого-угодно, чтобы переписать следы, которые ты оставил на моей коже, потому что я больше не могу их выносить. Мне нужен чей-то другой запах на мне. Я не твоя собственность. Ты не владеешь мною, Тор.

Это не ложь, хотя он видит, какое Тор прикладывает усилие, чтобы она стала таковой. Есть какая-то ирония в том, что он, с другой стороны, хочет, превратить собственную ложь в правду.

Это не ложь, но в этом возможно больше желания, нежели правды. Он стремится выяснить, есть ли кто-либо еще где-то там, кто может подарить ему то же удовольствие. Ему хочется верить, что он может прожить без Тора, что его мир не ограничивается Тором.

- А что если бы хотел? Что если бы я хотел этого в обмен на то, чтобы ты владел мною? – шепчет Тор в его кожу, прямо в нервы и клетки и струны, которые всегда принадлежали ему, и смешок застревает в горле Локи, словно откровенное желание.

Это знание должно быть победой: Тор привязан к нему, вопреки всем доводам разума Тор принадлежит ему. Но в этом есть и доля иронии: момент победы является и моментом поражения, потому что эта связь не может быть односторонней, а Локи не может превратить ложь в правду.

Он не понимает, как Тор может хотеть кого-то столь искаженного и подлого. Это пугает его, потому что каждой навязчивой идее, каждой страсти однажды приходит конец. Однажды Тор проснется и увидит его, кем он на самом деле является, потому что никакое притворство не может длиться вечно, он хорошо это знает. Тор увидит то, что другие увидели еще столетия назад, и Локи страшится этого, к подобному нельзя быть готовым.

- Возьми меня, брат… возьми меня… – стонет он, пока руки Тора рвут его мантию, дотрагиваются до его кожи, возможно и до его сердца тоже. Еще одна ложь рвется из него наружу, вертится на языке. – Возьми меня так, чтобы ты никогда не захотел никого другого, кроме меня.

Но быть может он имеет в виду что-то другое. Быть может он имеет в виду это: так чтобы я никогда не захотел никого другого, кроме тебя.


LVII
Каждый раз, когда они это делают, каждый раз, когда пытаются урвать кусочек друг от друга, это на вкус как победа. Он оставляет злые отметины на коже Тора, следы любви и ненависти, и они являются красноречивыми знаками греха, который они держат в тайне, но Локи хочет объявить о нем всем, чтобы каждый знал, что он развратил золотого принца в этого грешного зверя, который ищет наслаждений в своем собственном брате. Его разочаровывает, что его собственный триумф оборачивается поражением для других людей, а его выигрыш никогда не станет выигрышем и для других. Его победы вызывают сомнения, как и все остальное, что касается его.

Он подгоняет Тора, хотя его брат и так толкается в его тело, будто лишившись разума, он просит о большем, даже когда чувствует больше боли нежели удовольствия, потому что чем ниже Тор падает, тем ближе он к Локи. Потому что выше сам Локи не поднимется никогда. Потому что за всем этим стоит неумолимая правда: нет такого количества лжи и уловок, нет таких личин, которые он может примерить, чтобы они могли поднять его туда, где находится Тор.

Он готов запачкаться и разрушить себя, если таким образом он сможет запачкать и разрушить Тора. Не имеет значения, что для того, чтобы затянуть Тора вниз и утопить его, ему тоже придется утонуть, ему нужно нырнуть даже глубже и держать того за щиколотку и ждать и отсчитывать секунды, вдохи, пузырьки, убегающие вверх. Наблюдая за дразнящими бликами солнечного света на поверхности.

@темы: Thor, Loki, фанфик, статус: закончено, объем: миди, movie: Thor, рейтинг: NC-17